— Не знаю. Но он забеспокоился, так ведь? Я одна настаивала на проведении этого анализа. — Детектив Риццоли! Обе женщины обернулись и увидели медсестру, которая стояла в дверях. — Доктор Деметриос просил вам передать, что операция прошла успешно. Сейчас накладывают швы. Пациента переведут в палату интенсивной терапии в течение часа. — Доктор Айлз хотела бы его увидеть. — Боюсь, к нему сейчас не пустят. Он еще интубирован и под наркозом. Будет лучше, если вы придете попозже. Может быть, после обеда. Маура кивнула и медленно поднялась с дивана. Следом за ней встала и Риццоли. — Я отвезу вас домой, — предложила она. Солнце уже взошло, когда Маура вошла в свой дом. Она посмотрела на кровавую дорожку, которая тянулась по полу, — живое свидетельство ее мучений. Прошлась по всем комнатам, словно подтверждая право быть здесь хозяйкой и ничего не бояться в этих стенах. Зайдя на кухню, она увидела, что разбитое окно уже заколочено досками, чтобы в дом не проникал холодный воздух. Джейн распорядилась, не иначе. Где-то зазвонил телефон. Она схватила со стены телефонную трубку, но там было тихо. Связь еще не восстановили. «Мой сотовый», — подумала она. Маура вернулась в гостиную, где оставила свою сумочку. К тому времени, как она достала телефон, звонки прекратились. Она нажала кнопку, чтобы прослушать сообщение. Звонок был от Виктора. Она опустилась на диван, с удивлением вслушиваясь в его голос. — Я знаю, что слишком поспешил со звонком. И ты, наверное, думаешь, какого черта ты должна слушать меня после… ну, после всего, что произошло. Но зато сейчас между нами все ясно. Ты знаешь, что я не преследовал никакой цели. Поэтому, может быть, поверишь мне, если я скажу, что мне тебя очень не хватает, Маура. Я думаю, мы могли бы попробовать начать все сначала. Пусть это будет последний шанс. Дай мне этот шанс. Пожалуйста. Она долго сидела на диване, держа телефон в онемевших руках, и смотрела на холодный камин. Не всякий огонь можно разжечь заново, думала она. Иногда его лучше оставить потухшим. Она убрала телефон в сумочку. Поднялась с дивана. И пошла оттирать кровь с пола. * * * К десяти утра солнце наконец пробилось сквозь тучи, и по дороге домой Риццоли щурилась от сияния снега. На улицах было тихо, тротуары блестели первозданной чистотой. В это рождественское утро она чувствовала себя обновленной. Очистилась от всяких сомнений. Она коснулась своего живота и подумала: «Мы вместе, малыш». Затормозила у своего дома и вышла из машины. Какое-то время постояла на солнышке, глубоко вдыхая кристальный воздух. — С Рождеством, Джейн. Риццоли словно оцепенела, и сердце ее тяжело ухнуло. Она медленно обернулась. Габриэль Дин стоял у подъезда ее дома. Он двинулся к ней, а она даже не знала, что сказать ему. Когда-то они были настолько близки, что могли говорить о чем угодно, а сейчас стояли друг перед другом словно чужие. — Я думала, ты в Вашингтоне, — вымолвила она наконец. — Я прилетел час назад. Вылетел первым же рейсом. — Пауза. — Спасибо, что сказала мне, — тихо произнес он. — Ну, да. — Джейн пожала плечами. — Я не была уверена в том, что тебе вообще захочется знать об этом. — Почему ты так решила? — Это проблема. — Жизнь состоит из проблем. Мы должны преодолевать их по мере поступления. Какой непринужденный ответ. Человек в сером костюме — таково было ее первое впечатление о Габриэле, и таким же она видела его сейчас, хотя он стоял перед ней в черном пальто. Такой спокойный и невозмутимый. — Ты давно узнала об этом? — спросил он. — Я не была уверена. Но несколько дней назад я сделала тест на беременность. Хотя подозревала в течение нескольких недель. — Почему ты сразу не сказала мне? — Я вообще не собиралась тебе говорить. Потому что не была уверена в том, что захочу его оставить. — Почему? Она рассмеялась. — Во-первых, я не умею обращаться с детьми. Когда мне кто-то вручает ребенка, я совершенно теряюсь. То он отрыгнет, то ему памперс сменить. И как я буду работать, если у меня появится ребенок? — Я не знал, что полицейские дают обет бездетности. — Но это так тяжело, ты же знаешь. Я смотрю на других мамочек и не представляю, как они справляются. Не знаю, получится ли у меня. — Риццоли выпустила облачко пара изо рта и расправила плечи. — Ладно, по крайней мере у меня есть родные. Я уверена, мама будет счастлива понянчить внука. А тут неподалеку есть ясли. Я хочу зайти узнать, с какого возраста они принимают детей. — Выходит, ты уже все спланировала. — Более или менее. — Вплоть до того, кто будет присматривать за нашим ребенком. «Нашим ребенком». Она с трудом сглотнула, подумав о жизни, которая зарождалась в ней. Частичка самого Габриэля. — Есть некоторые детали, которые мне еще нужно выяснить. Перед ней стоял все тот же человек в сером. Но когда он заговорил, Джейн уловила в его голосе нотки злости и очень удивилась. — И где мое место? — возмущался он. — Ты рассказываешь о своих планах, но ни разу не упомянула обо мне. Впрочем, меня это не удивляет. Она покачала головой. — Почему ты так расстроился? — Потому что идет все та же игра, Джейн. Риццоли командует. Сама распоряжается своей жизнью. И кому тут нужен мужчина? Черт возьми, только не тебе! — А что, по-твоему, я должна говорить? «Пожалуйста, ну пожалуйста, спаси меня! Я не смогу вырастить этого ребенка без мужчины!» — Нет, ты все сможешь сделать сама. Ты найдешь способ. — Так что ты хочешь сказать? — У тебя есть выбор. — И я его сделала. Я тебе сказала, что оставляю ребенка. Риццоли двинулась к дому, решительно ступая по сугробам. Он схватил ее за руку. — Я говорю не о ребенке. Я говорю о нас с тобой. — И добавил тихо: — Выбери меня, Джейн. Она посмотрела на него. — Что это значит? — Это значит, что мы все можем делать вместе. Это значит, что ты впустишь меня в свою жизнь. Только так все получится. Боль за боль, обида за обиду. — Отлично. И все кончится тем, что мы друг друга покалечим. — Или же просто научимся доверять друг другу. — Мы едва знакомы. — Но знаем друг друга достаточно хорошо, раз сделали ребенка. Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и ей вдруг стало невмоготу смотреть на него. Она уставилась себе под ноги.