– Кто еще? – спросила она, останавливаясь. – Как думаешь, Григорий, кто-то из ребят это слышит? – Не знаю. – Он пожал плечами. – Я не допытывался. Постойте-ка секундочку, я сейчас. Сказал, и шагнул в темноту. Вот был Гриня, а вот его уже и след простыл. Ольга замерла, огляделась по сторонам. Могла и не оглядываться, не видно ни зги. Еще и луна, как назло, закатилась за тучу. Не видно, но слышно… Крадется кто-то, тихо-тихо, на мягких лапах. Крадется и дышит. Она слышит это жадное, нетерпеливое дыхание. – Кто здесь? – Можно и не спрашивать. Ночная тварь не ответит. Ночная тварь сразу нападет. Вчера не добила, сегодня попытается. И Гриня куда-то пропал… – Вон пошла! – сказала Ольга скорее зло, чем испуганно. Устала она бояться. А тварь замерла. И дышать перестала. Не слышно больше ничего. Не слышно, зато видно… Два красных глаза в темноте. Не низко у земли, а на уровне человеческого роста. Красные, немигающие, голодные. А у нее при себе только бесполезный ножик. Что он против этого существа? Что она против него?.. – Значит, не рысь, – сказала, чтобы сказать хоть что-нибудь, а сама попятилась. Убежать от твари не получится, да и опасно поворачиваться спиной. Вчера вон повернулась. Рана заныла и, кажется, даже закровила. А тварь вдруг тихо зарычала, почти так же, как черные старухины псы. – Ну, попробуй. – Нож Ольга перехватила покрепче. Если целиться в глаз, вот в этот полыхающий, как уголь, глаз, то можно выиграть время. Или даже жизнь. Только бы рука не дрогнула. – Выходи, я жду! – Она уже не шептала – кричала в голос. Красные уголья погасли на мгновение, а когда появились снова, оказалось, что тварь уже ближе. Значительно ближе. Крадется, смотрит, дышит, ненавидит. Еще мгновение – и набросится, растерзает в клочья… …Выстрел прозвучал близко, почти над самым ухом. Темнота взвыла, красные уголья погасли. – Стойте на месте! – послышался голос Грини. Он грубо оттолкнул Ольгу в сторону и ломанулся в темноту, ту самую, которая смертельно опасна. Откуда у него оружие? На воротах всех обыскивают. Значит, спрятал где-то поблизости, а теперь вот взял. Взял и выстрелил. Дурень… Спас ли он ей жизнь? Может и спас, но что дальше? Как он думает изловить эту красноглазую тварь? А если немцы услышат выстрел? А если вышлют патруль? – Григорий! – позвала Ольга. – Гриня, вернись! Ответом ей стала тишина. Она подождала минуту, другую, третью. Кажется, она ждала целую вечность, пока решила двигаться вперед. Она предупреждала, что каждый сам по себе. Она ему все честно рассказала. Почти все… Гриня догнал ее уже на выходе из лощины, вынырнул из темноты, заступил дорогу. – Не бойтесь, тетя Оля, это я. – Вижу, что ты. – Как же она обрадовалась! Обрадовалась, что этот дуралей живой и, на первый взгляд, невредимый. – Что ты такое творишь, Гриня? – Не догнал. – Он, кажется, даже не услышал ее вопроса. – Но, вроде бы, ранил. Нет, точно – ранил! А вы говорили, что не надо вас провожать. – И все еще говорю. Возвращайся, Григорий. Возвращайся, и будь осторожен. Оружие где взял? – Там. – Он неопределенно махнул рукой, а потом спросил: – Что это было? Это же не зверь, тетя Оля. – Я не знаю. – Не зверь. Он на двух ногах. – Видел? – Кажется… Слишком темно, слишком быстро. Или все-таки зверь? – Я не знаю, – снова повторила Ольга. В нос шибанул смрадный запах протухшей крови и плоти. Только вот не запах, а воспоминания. Сказать Грине? Предупредить? Нужно сказать. Он же отчаянный! Еще наделает бед. – Я нашла в Гремучем ручье что-то вроде темницы. – Смрад сгустился, к горлу подкатила тошнота. – Там кого-то держали. На цепи… – Тетя Оля… – Григорий ринулся к ней всем телом. Пришлось отступить. – Не Митю! – сказала она поспешно. – Там не было твоего сына. Там было что-то другое. – Что-то? – в голосе Григория одновременно послышалось и облегчение, и недоверие. – Следы там были не звериные – человеческие. – Человеческие следы и цепь?.. Так кто там был? Кого они там держали? – Говорю же, не знаю. Но мне кажется, это существо сбежало. Вот оттуда, из темницы, и сбежало. – И напало на мою Зосю… – И на Зосю, и на Гюнтера. Гюнтер должен был знать, что это такое. Я думаю, он специально искал эту тварь посреди ночи. Хотел вернуть обратно. – Но не получилось. – Не получилось. – Зато у твари получилось перегрызть горло здоровенному мужику… – Да. И поверь, Григорий, твоя шея потоньше будет. И, в отличие от Гюнтера, ты не знаешь, с чем имеешь дело. – Зато, в отличие от Гюнтера, у меня есть оружие. – Вышедшая наконец луна высветила бледное Гринино лицо, его кривоватую, напрочь лишенную недавнего обаяния ухмылку. А Ольга задумалась. Если Гюнтер знал, что это за существо, то почему вышел на охоту безоружным? У него ведь точно не было при себе оружия. Она видела, она осматривала тело. – Возвращайся, – сказала Ольга, а потом добавила: – Или лучше переночуй у меня. Там опасно. – Сами говорили, сейчас везде опасно. – Григорий мотнул головой, а Ольга только теперь заметила, что он не носит шапку, так и ходит вихрастый, не страшась ни снега, ни холода. – Не хочу вызывать подозрений. – А оружие? – Спрячу. За меня не волнуйтесь, я ж фартовый! – сказал Гриня. Сказал и отступил в темноту, словно его и не было. Дома Ольгу ждала Танюшка. Да что тут удивляться? Танюшка ее всегда ждала, никогда не ложилась спать до ее возвращения. А после вчерашнего хорошо, если вообще заснет. Ольга подошла к освещенному керосинкой окну, увидела сидящую над книгой внучку, улыбнулась, тихонечко постучала. Танюшка встрепенулась, бросилась к окну, прижала ладони к лицу, чтобы лучше разглядеть, кто там. – Татьяна, это я! – поспешила сказать Ольга, чтобы не напугать внучку. – Открывай! Танюшка метнулась от окна к двери, и через пару мгновений та распахнулась. – Ты пришла! – Танюшка повисла у нее на шее, и Ольга чуть поморщилась. Рана все еще болела. – Пришла. Куда ж я денусь? Просто пришлось задержаться из-за похорон. – Она вошла в дом, заперла дверь на засов. – Все хорошо? – спросила Танюшка, пытаясь в полумраке разглядеть выражение ее лица. – Все хорошо. Не волнуйся. – Будешь есть? – Нет, я поужинала в усадьбе. И вот тут тебе… – Ольга положила на стол завернутый в газету кусочек сала. Сало дала ей Шура, молча сунула в руки уже на пороге кухни. Наверное, это был приказ старухи. Уж точно повариха действовала не по доброй воле. Танюшка взяла сало, понюхала, зажмурилась и, не открывая глаз, вздохнула: – Как же вкусно пахнет… – А когда-то ты сало на дух не переносила. – Ольга достала из буфета краюху хлеба, отрезала тонкий кусочек, потом отрезала от сала кучек потолще, протянула внучке. – Глупая была! – Танюшка уплетала сало за обе щеки, кажется, даже не жуя. Потом еще и пальцы облизала. – Еще возьми, – сказала Ольга. – Нет, – она помотала головой. – Хорошего понемножку. Я, пожалуй, спать пойду. Как-то мне тяжело сегодня… день такой. – Ложись. – Ольга погладила ее по голове. – А ты? – И я скоро. Ступай. Танюшка уснула почти тут же. Ольга специально проверила, спит или нет. Уснула. Умаялась. Сама же она спать не хотела. Переодеваясь в домашнее, осмотрела в зеркале рану. Рана опасений не вызывала. Еще день-другой, и заживет. Ей сейчас нужно думать о другом. Нужно попытаться как-то открыть ту дверцу, которая сначала едва ли не настежь распахнулась, а теперь вот была заперта на семь замков. А для этого стоит почитать свою тетрадочку. Ту самую, которую она уже прочла дважды. Может, невнимательно прочла. Может, там что-то между строчек? Что-то зашифрованное… Была ли она в далеком детстве настолько умна, чтобы что-то там зашифровать? Ольга подумала и усмехнулась. Она разной была, и умной, безусловно, но шифровальщик из нее был тогда никакой. – Просто время еще не пришло. – Она положила на стол тетрадку, придвинула поближе керосинку. Очки надевать не стала.