– Это твое, – сказала, кивая на аккуратно застеленный топчан. – Тут спал твой предшественник. – То самый, который?.. – Да. – Ольга не дала ему договорить. – Все необходимые инструменты тут же в подсобке. Питаться будешь с остальными. – Есть еще остальные? – Дети. Считай, ровесники твоего Мити. Пойдем, я покажу тебе, где кухня, а потом ты приступишь к работе и будешь работать так хорошо, как это только возможно. Ради себя. Ради своего сына. Понимаешь? – А вы изменились, тетя Оля, – сказал Григорий, выходя вслед за ней из сарая. – Мы все изменились. Времена сейчас такие. И еще, Григорий, – она замедлила шаг, но не стала оборачиваться. – Я сделала все, что обещала. Дальше каждый сам по себе. – Как скажете, тетя Оля. – И, пожалуйста, будь осторожен. Это место… эти люди… – Она не стала договаривать, потому что была уверена, что он и так ее прекрасно понял. Гриню приняли как-то сразу: и Шура, и ребята. Даже Сева не смотрел на него волком. Все-таки было в нем что-то особенное, располагающее. За работу он взялся сразу после обеда, вместе с парнями отправился на расчистку оранжереи. Ольга с девочками вернулась в дом. Им тоже было чем заняться. И девочкам, и ей. Она и так потеряла слишком много времени. Она уже который день в усадьбе, а до сих пор не осмотрела дом. Действовать нужно было осторожно, так, чтобы не попасться на глаза старухе или фон Клейсту. Начать стоило с подвала. Если кто-то и прячет что-то от посторонних, то, как правило, под землей. Подвал был закрыт на замок. На ступенях, ведущих к подвальной двери, лежал такой толстый слой пыли, что сразу становилось ясно, что дверь эту не открывали очень и очень давно. Возможно, был какой-то другой вход, не столь очевидный, замаскированный. Наверняка, он должен быть. Наверняка Ольга должна вспомнить. Ее собственная дверь, та самая, за которой скрывались воспоминания, тоже была плотно заперта. Чего-то не хватало, какой-то маленькой, или не очень маленькой детали, чтобы снова начать вспоминать. А пока происходящее казалось Ольге блужданием в темноте. Она стояла в коридорной нише, размышляя, как же ей быть дальше, когда услышала тихий скрип дверных петель. За окном уже начало смеркаться, и по дому расползлись фиолетовые тени, драпируя углы, сглаживая и растворяя в себе мебель. Ольга затаила дыхание, враз похолодевшей спиной вжалась в стену, прислушалась к шагам. Нет, это не были крадущиеся шаги старухи. И не уверенная стремительная поступь фон Клейста. И не чеканные шаги охраны. Тот, кто шел по коридору, двигался очень медленно, очень тихо, придерживаясь рукой за стену. Вмиг обострившимся слухом Ольга слышала это специфическое шуршание, когда пальцы касаются штукатурки, скользят по лепнине, огибают углы. Тот, кто шел по темному коридору, был слаб или болен. Вслед за шорохом появился запах. Или он был с самого начала, просто Ольга упорно старалась его не замечать? Острый медный запах крови. Почти такой же, как в парке перед статуей однорукой нимфы. И в миллиарды раз слабее, чем тот, что она учуяла в подземной темнице на окраине усадьбы. В горле пересохло, а спина наоборот взмокла. Ольга зажмурилась, заставляя сердце биться медленно и ровно, почти беззвучно. Потому что то, что кралось по коридору всего в нескольких шагах от нее, могло услышать. Не услышало. Пока только она сама слышала эти легкие, чуть шаркающие шаги. Стояла, старалась не дышать, и слушала. Мимо проскользила чья-то тень. В этих лиловых сумерках все тени были на одно лицо. Вернее, все они были без лиц. Ольга выглянула из своего укрытия. Ей нужно увидеть, понять, кто же это. Света, скупо просачивающегося в ближайшее окно, хватило, чтобы разглядеть бредущую по коридору фигуру. Именно бредущую, а не крадущуюся. Худенькая, коса через плечо, длинные пальцы, скользящие по стене. По коридору, не замечая ничего и никого, пошатываясь и цепляясь за стену, шла девочка Лиза. Шла и оставляла за собой тонкую цепочку из кровавых капель. Ольга хотела ее окликнуть, уже почти решилась, когда услышала звук. Нет, не услышала, костями черепа почувствовала. Он был похож на голос лощины, только многократно усиленный. Он был ужасен и прекрасен одновременно. А еще, она была почти уверена, что слышат его немногие, может быть, только избранные. Лиза услышала, замерла, пошатываясь из стороны в сторону, а потом медленно, словно тело ее было на шарнирах, начала разворачиваться. Это было какое-то дикое и одновременно завораживающее зрелище, это был танец. Словно бы марионетку кто-то дергал за ниточки, заставляя двигаться в правильном направлении, заставляя вернуться. Она прошла всего в нескольких шагах, так близко, что Ольга смогла разглядеть ее лицо. Бледное, ко всему безучастное, с черными провалами вместо глаз. Наверное, так выглядят сомнамбулы, бездумно гуляющие посреди ночи. Вот только еще не ночь, а Лиза не сомнамбула. И кровь… черные капли, стекающие с белого запястья, падающие на ковровую дорожку. Откуда у девочки кровь? Она поранилась? Спросить бы, остановить, встряхнуть за плечи, попытаться привести в чувство. Ольга уже почти решилась, но не успела. Из темноты коридора навстречу Лизе вышли псы. Деймос шагнул к девочке, а Фобос к Ольге. Он смотрел на нее черными глазами, молча скалил зубы, но напасть не пытался. – Тихо… – сказала она едва слышно и самыми кончиками пальцев коснулась собачьей головы. – Уходи. Пес заскулил и попятился. Вот бы точно так же со вторым. У нее бы получилось, если бы было немного больше времени, но времени не осталось. Лиза и Деймос скрылись за поворотом, скрипнули дверные петли, и наступила полнейшая тишина. Тот звук, который она слышала так же отчетливо, как и голос лощины, исчез. Ольга еще немного постояла, дожидаясь, пока сердце замедлит свой бег и успокоится дыхание, дожидаясь, пока скрипучая дверь снова откроется, выпуская Лизу. Не дождалась. В коридоре было тихо и темно, а время, кажется, остановилось. Надо будет присмотреться к девочке получше. Не присмотреться, а осмотреть. Проверить, что у нее за раны, откуда кровь. Если получится, прямо сегодня. Если не выйдет, то уже завтра утром. А сейчас нужно проверить остальных, удостовериться, что у них все хорошо, что все идет своим чередом. Девочки заканчивали прибираться в гостиной. Соня закрывала только что вымытое окно. В комнате было холодно и сумрачно. Ольга щелкнула выключателем, но огромная хрустальная люстра под потолком так и не зажглась. С электричеством в усадьбе были проблемы, она знала это от Ефима. Перебои случались ближе к вечеру, и приезжающие из города электрики все никак не могли найти причину. Ребята во главе с Григорием стояли вокруг небольшого костра, чуть поодаль от оранжереи, сжигали мусор и спиленные ветки. Этот день выдался заметно теплее прошлого, и снег внутри оранжереи почти полностью растаял, обнажая и дорожку, и каменную чашу пруда. Парни потрудились на славу, внутри царил почти идеальный порядок. Оставалось застеклить некогда разбитые окна и оштукатурить стены. Ольга так и сказала: – Хорошая работа. Фрау Ирма будет вами довольна. Сева глянул на нее с привычной уже ненавистью, Григорий улыбнулся, принимая похвалу. Вот только в глазах его плескалась ярость. – Успокойся, – шепнула Ольга, похлопывая его по плечу. – Возьми себя в руки. Он кивнул, сунул руки глубоко в карманы пальто, обернулся к ребятам, сказал: – Ну, хватит греться, мужики! Осталось совсем ничего! У него как-то хорошо получалось находить общий язык с людьми. Куда лучше, чем в последнее время у нее самой. И дети его слушались беспрекословно. Наверное, это правильно. Ей так даже спокойнее. Ольга уже собиралась уходить, когда к оранжерее подошла Шура. Она куталась в хлипкое пальтецо, шмыгала носом, на Ольгу не смотрела, демонстративно обращалась только к ребятам и Григорию. – Ужинать идемте, работнички! – Получалось вроде бы и грубо, но все равно ласково. – Стынет у меня уже все. – Я позову девочек. – Ольга уже собиралась уходить, но Шура ее остановила. – Позвала уже, – сказала все тем же неприветливым тоном. – Вы с нами? Или с этими?.. – Последнее слово Шура почти выплюнула. Вот же дуреха… Откуда их столько на ее голову? – Я с вами, – сказала Ольга и, не дожидаясь остальных, пошагала к домику для гостей. Кухня освещалась двумя керосинками. Одна стояла у печи, вторая на обеденном столе. В ее рыжем свете лица присутствующих были похожи на театральные маски. – Где Лиза? – спросила Ольга, усаживаясь во главе стола. Она здесь главная, они все должны это понять и запомнить. – Эта… – начала Соня и осеклась, – фрау Ирма позвала ее к себе. – Давно? Девочки переглянулись, словно вспоминая. – Еще в обед, кажется. Она с нами не общается. Она вообще странная, – сказала Соня с вызовом в голосе. Она не странная, она запуганная. Может, просто видела больше, чем эти ребята? Как бы то ни было, а нужно еще разок обойти дом, поискать. Вдруг она сейчас на кухне, и все волнения напрасны. Ольга так и сделала. Попыталась сделать. Вот только осматривать дом при свете керосиновой лампы было не слишком удобно. К тому же, это могло вызвать подозрения. Ольга прошла по дому. В комнатах старухи и фон Клейста свет не горел. Да что там! Света не было ни в одной из комнат. Неужели, хозяева уже легли спать? А что еще можно делать в темноте? Пока Ольга пыталась найти Лизу, темнота стала почти кромешной, пришло время уходить. И только сейчас она вспомнила про свою рану. Сначала про рану, потом про ту тварь, что ее оставила. Стало ли ей страшно? А, пожалуй, нет! Не в том она уже возрасте, чтобы бояться. Если бы не Танюшка, не боялась бы вовсе. А на случай самообороны у нее есть нож. Прихватила с кухни на всякий случай. Конечно, смешно предполагать, что нож может спасти ее от дикой твари. Гюнтера ничто не спасло. Гюнтера не спасло, но она-то осталась жива после нападения. Может быть, это случайность. А может, один из витков той веревочки, что ей еще только предстоит распутать. Ольга шла к воротам, когда почувствовала чье-то присутствие за спиной и резко обернулась. Конечно, это оказался Гриня! А кто же еще умеет передвигаться так бесшумно?! – Что тебе? – спросила она строго. – Напугал? – Гриня взял ее под руку. – Нет. – Руку она убирать не стала. В конце концов, Гриню считают ее племянником. – Что ты тут делаешь, Григорий? – Да вот, тетя Оля, решил проводить вас до дома. – Не надо. Еще чего не хватало. – Надо, – сказал он твердо и покрепче сжал ее руку. – Пока в округе бродит эта тварь, в лощине опасно. – Сейчас везде опасно. Время такое. – Я понимаю, но не спорьте со мной, тетя Оля. Мне все равно нужно пройтись. Душно мне… Ведь и в самом деле душно, вон и ворот пальто расстегнул. – Пропуск мне уже выписали, так что вы не волнуйтесь, с часовыми я как-нибудь договорюсь. Этот договорится. С самим чертом договорится, если потребуется. И спорить с ним бессмысленно, все равно поступит, как считает нужным. Ольга больше и не спорила, молча дождалась, пока часовой откроет ворота, так же молча ждала, пока Григорий показывал свой пропуск и что-то там объяснял на плохом немецком. Как бы то ни было, а его поняли и из усадьбы выпустили. Наверное, и обратно впустят. Минут пять они шли в полной тишине, а потом Гриня спросил: – Тетя Оля, вы тоже это слышите? – Что? – Она замедлила шаг. – Такое… – Григорий прищелкнул пальцами, – что-то вроде шепота. Я его еще раньше, в детстве, слышал. Мамка меня в лощину не пускала, но вы ж понимаете… Ольга понимала, ее тоже не пускали. И да, она тоже это слышала. – Раньше оно как-то потише было, а теперь аж челюсть сводит. Особенно там… в усадьбе. – Григорий словно бы разговаривал сам с собой. – Оно-то, конечно, можно приноровиться, привыкнуть, но вот было сегодня часов около шести… Часов около шести Ольга видела Лизу и тоже слышала этот странный звук. Значит, не она одна.