Из воеводиного шатра выбрался Мелентий. Оружный, со щитом. Без шубы, с которой последние дни просто не расставался. Вероятно, опасался, что попортят. – Кто напал? Много? – Побьем – посчитаем, – пообещал Духарев. – Щитом меня прикрывай, мандатор! И вновь принялся метать стрелы. Однако в него больше не целили. Основной бой пришелся на дружинников. Но и среди тех вроде потерь не было. Умелые. Да и стрелы у ворогов слабенькие. Духарев выдернул одну, застрявшую в ткани шатра… Точно. Охотничий срез. Страшное оружие против косули или там зайца. Но бронь разве что оцарапает. Даже шатровую ткань не пробила. Но не будем недооценивать противника. Вон их сколько. Уже сейчас по самым скромным прикидкам – не менее полутысячи. А из леса новые прут. Это, считай, родов десять поднялось, не менее. Лесовики. На лыжах бегут, ходко. Остановятся, стрельнут и дальше бегут. Вооружение, похоже, примитивное. Рогатины, топоры… Мечей ни у кого не видно. Первые уже у шеренги гридней. Духарев засмеялся. Добро пожаловать в Ирий, господа язычники! Мелентий удивленно поглядел на него. С чего веселиться, если такая масса валит? А с того, что на коротких лыжах по снегу настоящего разгона не получится, так что продавить строй – никаких шансов. Сергею очень легко было представить себя на месте пешего гридня. Слева – друг-соратник, справа – друг-соратник. Сзади еще один, с длинным копьем, если пособить понадобится. Только – не понадобится. Дело не сложней, чем для хозяйки капусту нарубить. Спереди набегает смерд с рогатиной. Рот раззявлен, глаза выпучены, бородища – торчком. Закусаю! Кабы он на медведя так пошел, враз стал бы сытным обедом. Только смерды на медведя редко ходят. Это благородное развлечение. Легкий отбой щитом – и рогатина уходит вверх. Затем короткое движение клинком, толчок ногой или щитом – чтоб прямо под ноги не упал, и принимаем следующего. И так по всей длине строя. А вороги всё прибывают. На поляне уже черным-черно. Лезут, спотыкаясь о собственных покойников. Сейчас бы точно строй продавили… Но – поздно. Теперь перед ними барьер – из своих же, убитых и покалеченных, стонущих, вопящих… Сергей выпустил последнюю стрелу, закрыл колчан, бросил лук в налуч. Подумал: «Сейчас обходить начнут». И снова взялся за рог. Сигнал: «Все в круг!» Надеюсь, Развай сообразит. Сообразил. Вторая линия выдвинулась вперед, включившись в рукопашную, а первая рассредоточилась, заняв круговую оборону. Но нападающие продолжали переть в лоб и перли, пока лобовая атака окончательно не захлебнулась. Перед строем дружинников образовалась баррикада из тел в пятьдесят метров длиной, метра два шириной и почти полтора метра в высоту. Дружинников из строя вышло семеро. Все – с ранениями рук и ног. Ими тут же занялась Сладислава – под прикрытием щитов. Духарев старался высмотреть, что происходит среди противников. Какая-то суета… Но обстрел прекратился. – Не стрелять! – раздался приказ Развая. Правильная тема. Стрелы надо беречь. Что же всё-таки это за напасть такая? Судя по подготовке – смерды. Зачем им нападать на воинов? Это ж самоубийство. Да и смерд просто так на смерть не пойдет. Он к этому непривычен. Значит, что-то его подвигло? А может, не знали, что имеют дело с воинами? Или никогда не сталкивались? Это же так просто: их меньше сотни, а нас целая тысяча. Зипунами закидаем. Могли бы и закидать. Если по уму. Но если по уму – так не полезли бы. Пауза затянулась. Надо что-то предпринять. Перехватить инициативу… – Дай-ка мне свой щит, – попросил Духарев. – Нет, лучше факел мне зажгите и ветку дайте какую-нибудь зеленую. Вон нарубленный лапник, оттуда возьмите. Так, с еловой веткой в одной руке и факелом в другой Сергей взобрался на одни из саней и призывно замахал огнем. «Начнут стрелять – успею спрыгнуть», – подумал он. Но лучше обойтись. Прыгать с высоты ему нежелательно. Так в один голос утверждали и парс, и Сладислава. Хотя какая тут высота. Полсажени. – Я – воевода киевский Серегей! – закричал он, не жалея наработанного в битвах командирского голоса. – А вы кто такие? Услышали. И стрелять не стали. Из общей кучи выдвинулись трое. Показали открытые ладони. Один поманил: зачем, мол, орать? Иди к нам. Духарев слез с саней, опершись на подставленные руки гридня, и двинулся к переговорщикам. Гридь раздвинулась, пропуская. – Мы бдим, батька, – негромко сказал ему Развай. Кто бы сомневался? Сейчас десятка три лучников держат под прицелом и переговорщиков, и вооруженную толпу. Войском такое сборище назвать – язык не поворачивался. Троица выглядела солидно: во-первых, доспешные. Во-вторых, кряжистые. В-третьих, в себе уверенные. – Ну так кто же вы такие? – повторил вопрос Духарев. – Я – Калас, боевой вождь рода Ивицы, – пробасил тот, что стоял в центре. – Щитобой, боевой вождь рода Серой Цапли. – Лисянин, боевой вождь рода Медведя. – Надо же, – усмехнулся Духарев. – Род Медведя, а сам – Лисянин. Нескладно получается. – Нескладно, да ладно, – проворчал Лисянин. – Говори, чужак, зачем в наш лес пришел? – Дорога – общая, – заметил Духарев. – Да и лес – ваш ли? – Наш-наш! – заверил Щитобой. – Не сомневайся, седоусый! – И дорогой нас не пеняй! – подал голос Калас. – На дороге мы тебя не тронули. Мы не разбойники. – Это уж как князь решит, – сказал Духарев. – Какой еще князь? – воскликнул Щитобой. – Ваш, что ли, киевский? Так он на полюдье уехал! О том всем ведомо! – Почему ж киевский? Ваш, уличский. Князь Артём. Трое переглянулись. Потом Калас сказал: – Он не наш князь и о том знает. Он в наши леса не суется. По Дикому Полю бегает, печенегов бьет. – А не бил бы – они б к вам прибежали. Все трое разом заухмылялись. Реплика воеводы их позабавила. – Глупости говоришь, – заявил Лисянин. – Что степнякам в лесу делать? Они меж двух осин заплутают! – Ты слова-то выбирай, лис медвежий! – строго сказал Духарев. – Нет уважения к званию моему, так хоть к годам поимей! Лисянин малость смутился. Не принято у родовичей старшим хамить. – Печенег, может, и заплутает, – продолжал Духарев. – А вот князь Артём – вряд ли. Он вятичей уму-разуму учил, а ваши леса в сравнении с их чащами – кустики чахлые. Так что зря вы, военные вожди, – Духарев выделил слово иронией, – на настоящих воев исполчились. Только людей зря губите, – он сделал красноречивый жест в сторону «баррикады». – А у них ведь и жены были, и детишки. Сиротами остались. – Род прокормит, – буркнул Калас, но Духарев не обратил на его реплику внимания: – А может, вас подбил кто? Троица вновь переглянулась. Но разобрать выражение лиц Духарев не смог. Темновато. – Ладно, – сказал он. – Говорите, что хотите от меня, или покончим с болтовней и за дело возьмемся. – За какое дело? – спросил Щитобой. – Воинское дело, военный вождь! Воинское! Вы будете лезть, а мы вас – бить. – Рука-то не устанет? – едко осведомился Лисянин. – А мы привычные, – усмехнулся Духарев. – Нам с утра до ночи биться – как тебе землю пахать. – Я не пахарь! – рассердился Лисянин. – Мы, род Медведя, все охотники! – Ну извини. Тогда как силки на зайцев ставить, чтоб тебе понятней было. Так чего хотите? – Мы вас пропустим, – после небольшой паузы заявил Калас. – Товары можете с собой забрать. Только оружие оставьте. Поедешь к своему князю, воевода, и скажешь ему, что дани мы больше не платим. И оборонять нас не надо – сами оборонимся! – Смешной ты человек, военный вождь Калас! – сказал Духарев. – Так мы тебе свое оружие и оставили! – Если ты боишься, воевода, то зря! – сурово сказал Калас. – Хочешь, пред богами клятву дам, что никого из вас не тронем и ничего не возьмем? Мы не разбойники! – Я боюсь? – демонстративно удивился Сергей. – Это вы – бойтесь! А уходить нам – не к спеху. Припасов хватает, погода хорошая. Заодно стрелы ваши пособираем. Но тоже, обещаю, вернем. Все до единой! – Пока вы говорили, батька, они увели наших лошадей! Это было первое, что сообщил Развай, когда Сергей вернулся в лагерь. Духарев кивнул. Этого следовало ожидать.