А Добрыня на это отвечал, что великий князь потому и великий, что сам решает, каким уложениям быть, а каким – уйти в забвение. Мужик шумно возражал. И начиналось сызнова. Тем временем терпение Добрыни уже подходило к концу, и Духарев решил вмешаться. Тем более что легко опознал в мужике местного лидера. Если такого удастся привлечь на свою сторону, то с остальными будет проще. – Погоди, боярин, – попросил он. – Это мой теперь человек. Я с ним и поговорю. Мужик уставился на Сергея Ивановича. Злобно. И тут же возразил: – Чего это я твой? Шмяк! Один из духаревских отроков поддел мужика древком. Да так ловко, что тот вмиг бухнулся на колени. Попытка встать не удалась, потому что другой отрок ухватил мужика за нечесаные патлы, а третий сунул кинжал под бородищу. Техника была отработана. – К воеводе следует обращаться «мой господин» или «отец-воевода», – рявкнули строптивцу в оба уха. «Группа поддержки» выразила протест. Недовольным бормотанием. Добрыня взирал на процесс вразумления с явным удовольствием. «Сверху солнышко печет, а внизу вода течет…» – пришла Духареву на ум строчка. Всё так и есть. Солнышко. В рубахе – хорошо (бронь Сергей Иванович еще в избе снял), дружинникам в доспехах – труднее. Хотя дело привычное. Но искупаться небось всем хочется. Окунуться с головой в прохладную Десну… «Может, мост через нее построить?» – подумал Духарев. Нет, не получится. Это сейчас вода стоит низко, а в половодье точно снесет. Разве что из Византии мастеров заказать… Ладно, на первое время паромом обойдемся. Опа! А мужик-то – не сдался. Постоял на коленках чуток, а потом ловко хапнул отрока за руку с кинжалом, убрал лезвие от горла и встал. Несмотря на повисшего на волосах второго отрока. Шмяк! Опять – под колени. И опять мужик – в прежней позиции. Только на сей раз приложился оземь куда больнее. И снова встал. Да как! Двух отроков раскидал в стороны, а копье перехватил, вырвал и направил на Духарева. Сергей Иванович помрачнел. Не испугался, нет. Даже в своем приличном возрасте, в одной рубахе и без оружия, он этого медведя в два движения мордой в землю сунет. Но – отроки… Расслабились, засранцы! Недооценили смерда. И вместо демонстрации абсолютного превосходства воинов над мужиками получилось наоборот. Вот и «группа поддержки прав аборигенов» пришла в нехорошее движение. Почуяли слабину. Теперь придется преподать урок… Блин! Как бы еще так сделать, чтоб без крови обойтись. Вот уже Равдаг справа от Духарева нарисовался. Рука на мече. На усатой роже – радостно-кровожадная ухмылочка. Стоит Сергею Ивановичу дать знак – и отделит голову строптивца от туловища. С удовольствием. Какой-то вшивый смерд смеет угрожать железом его воеводе! Да он бы уже наглецу башку срубил, кабы не полагал, что Духарев сам желает получить удовольствие. …И тут мужик сдал назад. В прямом смысле. Отшагнул и копье опустил. И точно не потому, что испугался. На заросшей бородищей физиономии не страх, а изумление. Духарев чуть повернул голову (контролируя все же мужика боковым зрением) и обнаружил слева Илью со свиной лопаткой в руке. Зрелище куда менее грозное, чем изготовившийся убивать Равдаг. – О! – воскликнул Илья, глядя на мужика. – А ты как здесь? Вышло немного невнятно, поскольку рот Ильи был полон свинины, но ситуация враз перестала быть критической. Геройский мужик напрочь потерял боевой задор, да и местные смерды тоже как-то… смешались. – Ты копье лучше отдай, – посоветовал Илья, мгновенно оценив обстановку, принадлежность оружия и хищную позу Равдага. – Осерчает батюшка – на это копье тебя и насадит. – Этот… воевода – твой отец? – Мужик совсем растерялся, похоже. Вот только Духарев пока не понимал – с чего бы? Но не вмешивался, поскольку события развивались в нужном русле. – А то! – с гордостью подтвердил Илья. И тут мужик Духарева действительно удивил. Молча сунул копье оплошавшему отроку. И опустился на одно колено. Духарев усмехнулся краем рта: вспомнил, как сам точно так же приветствовал императора Византии. – Ты его знаешь? – спросил Сергей Иванович у Ильи по-ромейски. – Немного, – тоже по-ромейски ответил Илья. Выговор у него был провинциальный, херсонский. Это ему ромей-учитель в Тмуторокани произношение подпортил. – В лесу недавно… встретились. Ты не обижай его, отец. Он – варвар, но – человек чести. Я ему верю. – Потом подробнее расскажешь, – решил Духарев. И, по-словенски, смерду: – Поднимись! Зовут как? – Ярош. – Лехит? – насторожился Духарев. – Нет, – мужик мотнул кудлатой башкой. – Здешний я. Староста. Вождь. О как! Вождь, значит. А вождь у здешних – это командир над вооруженными мужчинами. Военный лидер. В крайнем случае, охотничий. Мирными делами у свободных смердов старики заправляют. Старейшины. Духарев еще раз, внимательнее, оглядел собеседника. Здоровый, бычара. И ловкий. Но – не воин. Когда копьем Духареву грозил, держал неправильно. Будто на медведя шел. А что это у него с ногой? Вон как распухла. Конь копытом приложил или бревном придавило? Но виду не подает. Даже не хромает. Крепок. – О чем вы спорили, Добрыня? – уже по-нурмански спросил Духарев. – Этот… бонд утверждал, что по договору с Киевом его земля платит малую дань и более ничего. Так что никаких чужих князей, а тем более – чужих богов им не надобно. – А был такой договор? Добрыня хмыкнул. – Может? и был. До той поры, пока они свой собачий хвост кверху не задрали. А потом быстро-быстро от другого Хвоста бегали. От Волчьего[60]. И с тех пор никаких уложений с ними не было. Ты скажи мне лучше: что это он на сына твоего как на волоха глядит? С чего бы? – Это я и сам пока не знаю, – ответил Духарев. И, перейдя на словенский: – Нравится тебе это, вождь Ярош, или нет, но отныне земля эта – моя и рода моего. Стало быть, я – князь твой. Не по нраву – уходи. Неволить не буду. Что с собой унесешь – всё твое. Но я тебе не советую. Под моей рукой жить – хорошо. Особенно людям храбрым и неглупым. Таким, как ты. Лесть попала в цель. Ярош даже чуток приосанился. И покосился на своих: слышали, как «большой человек» обо мне отозвался? – И за гостеприимство благодарю, – степенно произнес Духарев. – Это ведь твой дом, верно? – Мой, – кивнул Ярош. – Ну так давай, староста, сядем да поговорим, как мужи. Ты меня медом угостишь, я тебя – пивом. И вновь удивился Духарев, потому что, прежде чем согласиться войти в свою собственную избу, Ярош вопросительно поглядел на Илью и дождался его одобрительного кивка. Посидели, выпили, покушали. Вернее, покушал Ярош, остальные уже насытились. Теперь, после того как новоиспеченный князь моровский и его новообразованный данник и староста посидели за одним столом, отношения меж ними наладились. И можно было поговорить о деле. – Просьба к тебе, Ярош, – сказал Сергей Иванович. – Люди мне нужны. Такие, что работы не боятся и с топором умелы. Город я буду здесь ставить. И хочу, чтоб серебро, которым я мастерам платить буду, не чужим ушло, а вам, людям моим, досталось. Найдутся у тебя такие? – Найти можно, – солидно ответил моровский староста. – А много ль заплатишь? – Да уж не обижу, – обещал Духарев. – На сапоги с бисером тебе точно хватит… Когда нога заживет. Смерд покосился на поврежденную ногу, потом – на ухмыляющегося Илью… Что же такое меж ними произошло? История, рассказанная приемным сыном, впечатлила Духарева. Правда, он так и не понял, что именно случилось с Ильей в той дубовой роще, но поскольку все закончилось хорошо, то и ладно. Очень ладно. Теперь, выходит, Духарев владеет здешней землёй не только по официальному праву, но и по местному обычаю. Что это, если не знак Судьбы? – Умру, – сказал он Илье, – Моров с окрестностями твоим станет. Вотчиной. – Ага, – сказал Илья. – А можно я тогда здесь до Зажинок[61] останусь? – Живи, – разрешил Духарев. Самое время парню пожить самостоятельно. Основной воинский курс он уже прошел. С лучшими учителями. Теперь самое время попробовать вкус свободы. – Кого с тобой оставить? – спросил Духарев, заранее зная ответ. Фроди, естественно.