Младший сын белозерского князя, а ныне – младший хан печенежской орды Цапон Вольг-Варяжко проснулся и с раздражением оглядел тесное пространство кибитки. Потом перевел взгляд на молоденькую соложницу, взятую им потому, что жена донашивала последние месяцы, и недовольно поморщился. В отличие от законной жены Варяжки, дочери большого хана Илдэя, наложница была типичной печенежкой: смуглой, плосколицей, с приплюснутым носиком. Молодость была единственным ее достоинством. Выпроставшись из-под волчьего одеяла, Варяжко подхватил здоровенный кувшин и прямо из горлышка глотнул парного кобыльего молока, заботливо принесенного кем-то из челяди. Покривился еще раз – кобылье молоко ему категорически не нравилось, но выбора не было. Эх! Сейчас бы квасу родного! А лучше – пива! Густого, вкусно пахнущего пива, что варят женщины на Белозере… Варяжко пихнул девку. Та тут же проснулась, улыбнулась униженно, завернувшись в халат, спрыгнула с ложа, сунула ноги в валенки и убежала. Работать. Женщины у копченых работали много. Собственно, они и делали всё, что требовалось по хозяйству. Мужчины же пасли коней, воевали и оплодотворяли. Варяжко выбрался из кибитки, соскочил босиком на снег. Холода он почти не чувствовал. Утро выдалось тихое, солнечное, мороз по белозерским меркам – слабенький. Варяжкин боевой жеребец, привязанный тут же, у кибитки, потянулся к хозяину губами, но тому нечем было угостить друга, так что жеребец вернулся к кормушке с сеном. В отличие от степных лошадок, самостоятельно добывавших пищу, хорошего коня надо было кормить. Стойбище просыпалось. Повсюду тянули дымки, пахло традиционной печенежской похлебкой из мяса, зерна и пахучих трав. Варяжко вдохнул этот надоевший запах, и ему вдруг безумно захотелось вонзить зубы в хлебный каравай. Горячий, мягкий… – Мой господин будет кушать? Старуха, которая командует его челядью. Собственно, не такая уж и старуха. Может, ей лет сорок, а то и тридцать. Непривычным глазом не отличить, какой из них тридцать, а какой шестьдесят. Разве что по скрюченности спины и количеству зубов во рту. – Неси. Трое пацанят, закутанных в меха, похожих на мохнатые шарики, катались в снегу, отнимая друг у друга конский череп. Небольшая черная псина с волчьими челюстями следила за игрой с нескрываемым интересом. Детей в стойбище было мало. Женщин – тоже. Ровно столько, чтоб хватило на обслугу. Остальные откочевали с большой ордой туда, где теплее и сытнее. С ними ушла и жена Варяжки. Сам он остался. Мстить. Осенью с ним было шестьсот сорок воинов. Сейчас осталось около трехсот. Воины, правда, не роптали – добыча тоже была немаленькая, но Варяжко понимал: настоящей войны с ними не затеять. В отдельности каждый из них – неплох. Вместе – дикая и алчная толпа. Набежали, схватили, убежали. Послушания – никакого. Что он ни придумает, всё испортят. Каждый сам за себя. Авторитет Варяжки, поначалу очень высокий, с каждым днем падал. Копченые слушались его без всякой охоты. Исключительно потому, что Илдэй объявил его младшим ханом и велел повиноваться. Варяжко думал теперь, что остаться близ киевских земель на зиму – не такая уж хорошая мысль. Конечно, пограбить санные пути – это хорошо. Но проклятый снег лишает печенегов главного преимущества: скорости и неуловимости. Месть, месть… Да разве это месть – купцов грабить? А до самого Владимира – не добраться. Небось убийца Ярополка и знать не знает, что где-то на окраинах его земель щиплет жалкие кусочки тот самый воевода Варяжко… * * * – Ветра нет, – сказал Лузгай, командир лучшей сотни Артёма. – Копченые спят. – Вот засони! – сказал другой сотник, Вальгар Барсучонок, и засмеялся. – Солнце взошло, а они дрыхнут. – А чё им еще делать, – вмешался третий сотник, Крутояр, сын князь-воеводы Свенельда и дворовой девки. – Кашеварят у них бабы, а кони сами пасутся. Хорошо живут! – Жили, – уточнил Артём. – Борх, тебе табун прибрать и проследить, чтоб никто не удрал. Сотник молча качнул головой. Голова хузарина казалась несоразмерно огромной, потому что поверх шлема на нее была надета белая мохнатая шапка. Зато не блестит и в снегу не видно. – Остальные – как уговорено. Всех, кто с оружием, – бить беспощадно. Кроме Варяжки. Этого – живым. Помните его? Все четыре сотника разом кивнули. Еще бы им не помнить славного воеводу… – Раз так – давайте к своим воям. И по сигналу… Артём взялся за дело сразу, как только получил от отца «добро». Ему было примерно известно, где разбойничали копченые. Знал он и направление, в котором они уходили. Но искать в степи их следы уличский князь не стал. Поступил иначе. Зная, откуда степняки не будут ждать неприятностей, решил зайти не со стороны Днепра, а со стороны Южного Буга, то есть – со своей уличской земли. Разослал разведчиков и уже через седьмицу получил результат. Стоянка цапон была обнаружена. А вот самих разведчиков никто не заметил. Потому что не предполагали, что те придут со стороны заката. Конечно, стоянка степняков – это не город. Сегодня она здесь, а завтра за поприще[28] отсюда. Но кочевье на кибитках – это не летучий отряд. Оставляет такой след, который найти не так уж сложно. Но самое главное: это было именно то, что искал Артём. Среди степняков разведчики заметили воина в необычной для копченых, но вполне обыденной для старшей киевской гриди броне. Никем иным, кроме Варяжки, этот воин быть не мог. Теперь главное – не упустить бывшего воеводу! Сигналом был не обычный звук рога, а пущенная вверх стрела с заметной алой лентой. Артём не хотел заранее всполошить копченых. Стрела взлетела. Битва началась. Артём в сече не участвовал. Въехал на холм и наблюдал на сражением, окруженный ближниками: полусотней опытных гридней. Если что пойдет не так, они – резерв. Хотя что может пойти не так? Разве что Варяжко, хитрец, какой-нибудь трюк учудит… Сначала Артём собирался просто встретиться с бывшим другом и бывшим киевским воеводой да поговорить. Но на обычных переговорах Варяжко мог и отказаться от предложения. А когда оказалось, что выследить малое кочевье в заснеженной степи – проще простого, то Артём даже и сомневаться не стал. Всегда приятно говорить с позиции силы с тем, кто ее, силу, уважает. Гридь всё сделала безупречно. Хузары за сто шагов положили дозоры: полдесятка копченых, коим было велено нести сторожу, но которые, вместо того чтобы бдить, просто дремали в седлах. Затем сотни Лузгая, Крутояра и Барсучонка разом поднялись и покатились на ворога. Сначала – бесшумно, потом, когда уже ворвались на стойбище, – с грозным боевым кличем. Со своего холма Артём видел и слышал всё, что происходило. Проспали копченые свою беду. Дружина уличского князя, действуя четко, небольшими сплоченными группами, накатилась на стойбище, опрокидывая копьями шатры, вскрывая кибитки, сбивая стрелами заполошенно выскакивающих наружу, бездоспешных печенегов. Некоторые всё же успевали вскочить на привязанных у жилищ коней и дать деру. Но тех, кому удавалось вырваться из стойбища, настигали уже хузарские стрелы. Многие, впрочем, успевали отбросить оружие и упасть ничком в снег. Таких не трогали. Пока… Варяжко не увидел стрелы с красным хвостом. И не увидел, как побили сонных дозорных. Опасность он почуял, когда пришел в движение пасшийся неподалеку табун. И сразу – слитный топот копыт со всех сторон. Варяжко мгновенно сообразил: пытаться как-то организовать степняков на бой невозможно. Три сотни печенегов – изрядная сила. Если на конях, с полными колчанами и готовностью биться. Сейчас это – сброд. Каждый сам за себя. У Варяжки был выбор: вскочить охлюпкой на коня и попробовать уйти. Конь у него был отличный, брешь высмотреть можно… Но – смысл? Бывший воевода киевский не стал убегать. Нырнул в кибитку, натянул сапоги, надел подкольчужник, бронь, шлем, взял меч и щит и уже без всякой спешки вышел наружу… И сразу увидал направленное в лицо железко копья. – Так и знал, Вольг, что ты самый большой колесный домище отхватишь! – весело заявил Вальгар Барсучонок, поднимая копье вверх. – Меч отдай! – А ты возьми! – дерзко предложил Варяжко. Для того чтобы уверенно завалить любого пешца, даже нурмана-берсерка, достаточно трех стрелков. За Барсучонком стояли пятеро. Но смерть с мечом в руке – не худшая. – Ладно, оставь себе! – великодушно разрешил Барсучонок. – Не убивать же родича из-за какого-то куска железа! – Я бы от такого железа не отказался! – заявил один из лучников. – Тогда слезай с коня и доставай меч! – предложил Варяжко. – Ты мне вроде не родич. Одолеешь – будет твоим. – Недолго, – с усмешкой посулил Вальгар, заметив, что гридень принял предложение всерьез и собрался спешиться. – Потом князь снесет тебе глупую голову и сделает из нее горшок для помоев. Эй, родич, мой князь хочет с тобой побеседовать. Ты как, не откажешься? – Спросили ощипанного гуся, не откажется ли он на вертел залезть, – пробормотал Варяжко. – А кто твой князь ныне, сын Стемида? – Вон он, едет уже, – сказал Барсучонок. – Да ты не тревожься, родич. Мы ж не копченые. Не договоритесь, резать не будем. Слово! Тут полукольцо дружинников раздвинулось, и на утоптанную площадку перед кибиткой выехал князь-воевода Артём. – Здрав будь, Вольг Ольбардович, – спешиваясь, сказал он. – И тебе того же… Артём Серегеич, – процедил Варяжко. – Одарил, значит, тебя братоубийца за то, что князя своего предал. – Ты слова выбирай, Вольг! – холодно произнес Артём. – А то как бы пожалеть не пришлось! – Что? Два раза меня убьешь? – Варяжко захохотал и взмахнул мечом. – Ну стреляй, гридь! Живым не дамся! – Да кто тебя спросит? – усмехнулся Артём и… Никто не успел увидеть, как вылетели из ножен клинки. Хотя нет, Варяжко успел. Сумел даже закрыться от сабельного… Но в тот же миг леворучный меч со звоном врубился в шлем, и земля ушла из-под ног бывшего Ярополкова воеводы. Очнулся он через мгновение, но – поздно. Меч лежал в стороне, а сам он – на спине, с острием, упершимся в кадык. – Добивай! – прохрипел Варяжко, толкаясь навстречу клинку, но нога в отороченном мехом верховом сапожке придавила его к земле. – Не дождешься, – насмешливо проговорил Артём. И, наклонившись: – А Улич мне не от Владимира, а от Свенельда достался. В приданое. Или ты, княжич, со своими копчеными, в невинной крови купаясь, не только честь, но и память потерял? – И, повысив голос: – Вяжите его!