— Даррен, запускай оттаивание. Седовласый ассистент уже стоял наготове возле криоконтейнера, держа руку на регуляторе. Он щелкнул предохранителем и остановил крутящийся диск. Красный огонек над серебристым цилиндриком замигал все быстрее и быстрее, меняя цвет. Брод в глубокой воде сосредоточился на лежащем без сознания теле: точными короткими движениями сделал надрез у основания черепа, спрыснул жидкостью, которая остановит кровь, пока он будет расширять отверстие. Целитель аккуратно, стараясь не повредить, раздвинул шейные мышцы, обнажив бледный позвонок. — Душа готова, Целитель, — сообщил Даррен. — Отлично. Неси. Брод чувствовал присутствие Даррена, знал, что ассистент стоит наготове — они не первый год работали вместе. Целитель расширил отверстие. — Пошла, — прошептал он. Показалась рука Даррена: в сложенной ладони серебрилась еще не проснувшаяся Душа. Целитель много раз видел незащищенную Душу и неизменно поражался ее красоте. Душа сияла в ослепительном свете операционной ярче, чем прибор, поблескивающий в его руке. Покачиваясь и пульсируя, она вытянулась на ладони, радуясь свободе. Тонкие, воздушные соединения развевались тысячей нежных серебристых нитей. И хотя каждая Душа была по своему прекрасна, эта просто завораживала. Не он один наслаждался зрелищем. До Целителя донесся тихий вздох Даррена и восхищенное перешептывание студентов. Даррен осторожно вложил крохотное искрящееся существо в раскрытое отверстие. Душа плавно скользнула в предложенное место, вплетаясь в чужое тело. Брод в глубокой воде любовался умением, с которым она обживала новый дом. Соединения крепко обернулись вокруг нервных центров, разрастаясь, проникая в недоступные глазу глубины, проворно, ловкими движениями захватывая мозг, глазные нервы, ушные каналы. Вскоре на виду остался лишь крохотный мерцающий сегмент. — Молодец, — прошептал он Душе, зная, что та не слышит. Уши принадлежали девушке, а она спала крепким сном. Осталась рутина: завершить операцию. Он очистил и залечил рану, смазал клейким бальзамом края разреза, которые тут же сомкнулись над новым жильцом, и щеточкой втер порошок от шрамов в тонкую полоску, оставшуюся на шее. — Безупречно, как всегда, — сообщил ассистент. Отчего-то, по непонятной причине, помощник Целителя пожелал сохранить имя тела реципиента. Брод в глубокой воде вздохнул. — Бездарный день. — Ты просто выполнял свой долг. Ты же Целитель. — В данном случае от наших трудов больше вреда, чем пользы. Даррен уже начал уборку. Наверное, он не знал, что ответить. Целитель следовал Призванию, и этого Даррену было достаточно. Однако Брод в глубокой воде был Целителем до мозга костей. Он не сводил тревожного взгляда с безмятежного, погруженного в сон тела: едва оно очнется, как от безмятежности не останется и следа. Весь ужас, пережитый девушкой перед концом, обрушится на невинную Душу, которую он только что своими руками поместил внутрь. Целитель наклонился и шепнул ей на ухо, страстно желая — скорее всего, тщетно — достучаться до получившей новый дом Души: — Удачи тебе, маленькая странница. Пусть тебе повезет! Глава 1 Воспоминание Я знала, что все начнется с конца, а для этих глаз конец означал смерть. Меня предупреждали. Не «этих» глаз. Моих глаз. Моих. Теперь это я. Думала я на новом, странном, языке — сбивчивом и бестолковом. Совершенно беспомощном по сравнению со многими предыдущими, и в то же время непостижимым образом текучем и выразительном. Порой даже красивом. Теперь он мой. Мой родной язык. Следуя инстинкту, я надежно закрепилась в мыслительном центре этого тела, цепко вплелась в каждый вдох, подчинила каждый рефлекс, слилась с другим существом, стала им. Не «это» тело, мое тело. Действие лекарства проходило: туман в голове рассеялся. Я сосредоточилась и потянулась к первому — а точнее, последнему — воспоминанию… последние минуты, пережитые этим телом, память о конце. Меня не раз предупреждали о том, что сейчас произойдет. Человеческие эмоции намного сильнее, губительнее, чем чувства любого из моих прошлых видов. Я старалась подготовиться. Память заработала… Не зря меня предостерегали: к такому подготовиться невозможно. На меня обрушился ураган красок и звуков. Холод на ее коже, боль в теле — разрывающая, жгущая. Резкий металлический вкус на языке. И еще появилось новое, пятое, чувство, которого я никогда прежде не испытывала: в ее мозгу молекулы воздуха превращались в странные послания, приятные и предупреждающие… Запахи… Они отвлекали, сбивали с толку — меня, но не ее память. Памяти было не до новых запахов. В памяти остался лишь страх. Страх лишал сил, подгонял непослушные, нескладные конечности вперед и в то же время сковывал. Убегать, спасаться — все, что оставалось. Я не справилась. Чужое воспоминание — пугающее, сильное и ясное — захлестнуло поставленный мной блок, ворвалось, и меня засосал ад последних минут ее жизни. Я была ею, и мы бежали. Темно. Ничего не вижу. Не вижу пола, не вижу своих вытянутых рук. Бегу вслепую, прислушиваясь к звукам погони, но слышу лишь стук в висках. Холодно… И больно, хотя это уже не важно. Как же здесь холодно. Воздух в ее носу казался отталкивающим. Неприятным… Неприятный запах. На миг ощущение дискомфорта выдернуло меня из воспоминания — лишь на миг, а затем снова втянуло внутрь, и глаза наполнились слезами ужаса. Я пропала, мы пропали. Это конец. Они уже рядом, дышат в спину. Я слышу их шаги… целая толпа! А я одна. Я не справилась. Искатели окликают меня. От их голосов сводит живот. Меня сейчас стошнит. — Все будет хорошо, — лжет одна, пытаясь меня успокоить… Выигрывает время. Слышно, как тяжело она дышит. — Осторожно, — предупреждает криком второй. — Не поранься, — умоляет третий. Проникновенный, заботливый голос. Заботливый! Кровь ударила в голову, и я чуть не задохнулась от жгучей ненависти. За все мои жизни я ни разу не испытывала подобных эмоций. Отвращение еще на секунду оторвало меня от воспоминания. Пронзительный, высокий плач ударил по ушам и отозвался в голове. Оцарапал дыхательные пути… В горле защипало. «Крик, — подсказало мое тело. — Ты кричишь». Я замерла, пораженная, и звук резко оборвался. Это было не воспоминание. Мое тело, оно… Она думала! Говорила со мной! Но тут удивление отступило перед силой воспоминания. — Осторожнее! — кричат они. — Впереди опасность! «Опасность сзади!» — мысленно кричу я в ответ. Но я вижу, что они имели в виду. Тусклый свет мерцает где-то впереди, в конце коридора. Не стена, не запертая дверь — не тупик, которого я так боялась, но ожидала. Черная дыра. Шахта лифта. Заброшенная, пустая и проклятая, как и все здание. Некогда укрытие, теперь могила. Я бросаюсь вперед, чувствуя, как накатывает волна облегчения. Выход есть. Да, выход — уход из жизни, в котором спасение. «Нет, нет, нет!» — Это уже моя, и только моя мысль. Я изо всех сил пыталась отделиться от той, предыдущей, но мы слились воедино и со всех ног бежим к нашей гибели. — Осторожнее! — В криках слышится отчаяние. Я понимаю, что они не успеют, и мне хочется смеяться, представляя, как их руки хватают воздух в каких-то дюймах позади меня. Я бегу быстро, даже не задерживаюсь в конце коридора и с разбега бросаюсь в отверстие. Пустота проглатывает меня. Ноги тщетно молотят воздух. Руки пытаются найти, за что ухватиться, что-нибудь твердое. Холодный воздух бьет в лицо, как смерч. Звук удара я слышу раньше, чем чувствую… Ветра больше нет… Зато пришла боль… Боль повсюду… Прекратите. «Слишком низко», — шепчу я, превозмогая боль. Когда же это закончится? Когда?… Чернота поглотила мучения, и я благодарно расслабилась, радуясь, что страшное воспоминание наконец-то закончилось. Чернота заслонила все, освободив меня. Я глубоко вдохнула, успокаиваясь, — привычка этого тела. Моего тела. Но затем краски вернулись, и неистовая волна памяти снова накрыла меня. «Нет!» — запаниковала я, испугавшись холода, боли и самого страха. Но это было другое воспоминание. Воспоминание внутри другого, последнего — как последний глоток воздуха — и все же, каким то-непостижимым образом, ярче и сильнее. Чернота заслонила все, оставив одно лицо.