– А я вот осуждаю Розалию Павловну! – За что? За то, что она вас выгнала? – Не только! Моего ребёнка ей не жаль и на помойку выбросить, как она мне сама сказала. И даже думать запретила о её сыне! А сама изо всех сил цеплялась за бывшего мужа! – Откуда вы это знаете? – удивилась Волгина. Девушка вскинула голову, как норовистая лошадка, и призналась: – Я следила за её подъездом. Думала, что Эдик на Новый год придёт к матери и я с ними с обоими поговорю! Если что, кричать стану, чтобы все соседи сбежались! – На Новый год стоит такой шум, что мало кто кого слышит, – заметила Мирослава. – Ничего, меня бы услышали, – уверенно сказала Лена. – И что? – Эдик не приехал. Зато вышла из подъезда Розалия Павловна, села в свою машину и поехала в сторону шоссе. Я кинулась следом, стала махать руками всем проезжавшим мимо машинам, и, на моё счастье, одна остановилась. Я попросила шофёра следовать за машиной Розалии Павловны. На его вопросительный взгляд пояснила, что в той машине любовница моего отца. Сказала, что моя мать в больнице при смерти, а отец отправился на встречу с любовницей. Его я упустила, хочу выследить расположение их любовного гнёздышка с помощью любовницы. – И водитель согласился? – Да, он сказал, что мать – это святое дело. Только спросил, есть ли у меня деньги. Я открыла кошелёк и показала ему свою наличность. Он в ответ только кивнул. Розалия Павловна доехала до небольшой деревушки, как я потом узнала, это сельцо было когда-то районным центром. Там даже гостиница имелась. Правда, деревянная. Когда Розалия Павловна поставила машину на стоянку и пошла в эту гостиницу, я расплатилась с водителем и юркнула следом на ней, надвинув шапку на самые глаза. – Вы не боялись, что она уедет, а вы застрянете в этой глухомани? – Сначала такая мысль не пришла мне в голову, а когда я это осознала, то подумала: эх, была не была! «Отчаянная девушка», – подумала про себя Мирослава. Лена Пивоварова между тем продолжала: – Но Розалия Павловна не собиралась никуда уезжать, она сняла номер в этой гостинице. Когда она поднялась к себе, я подошла к девушке, что была вместо портье, и стала слёзно умолять её позволить мне перекантоваться в холле. Она пожалела меня. Сказала, не гнать же вас на ночь в чистое поле. Даже кресло дала удобное и денег не взяла. – И вы всю новогоднюю ночь просидели в кресле? – А вот и нет! – воскликнула Лена. – Вскоре после двенадцати Розалия Павловна вышла из гостиницы и пешком по едва заметной дорожке вдоль шоссе направилась, как мне показалось, в сторону леса. И мы действительно на очень короткое время оказались в тёмном сосновом бору. Мне стало так страшно, что сердце у меня в груди застучало так громко, как молот. Но ещё больше я испугалась того, что этот стук услышит Розалия Павловна и, повинуясь своему извращённому материнскому инстинкту, придушит меня прямо тут в лесу. Помню, как, вся дрожа, я прижалась спиной к стволу ближайшей ели. Но мать Эдуарда ни разу не обернулась. И я, набравшись смелости, снова последовала за ней. Вскоре я услышала собачий лай и почувствовала запахи человеческого жилья. А потом и увидела огромные дома, выплывающие из темноты, как трансатлантические корабли. Это было завораживающее зрелище! Я так увлеклась, любуясь этой чудесной картиной, что чуть не упустила Розалию Павловну. Она уже скользнула к одному из домов. Я представления не имела, как она собирается пробраться на территорию чужой усадьбы, и только кралась следом за ней. И тут я увидела тоненький пролом в живой изгороди, точно кто-то специально расчистил путь, по которому можно пробраться из леса на участок. – Интересно, – обронила Мирослава. – Ещё как! – подхватила Лена. – Вскоре Розалия Павловна и я оказались внутри усадьбы, позади дома, и обе прижались к живой изгороди, пытаясь слиться с ней. Какое-то время мы обе так и стояли, стараясь не двигаться, хотя, несмотря на относительно тёплую погоду, лично я уже стала мёрзнуть. До нас стали доноситься весёлые голоса людей, которые, наверное, резвились где-то во дворе перед парадным входом. – Вы заметили ещё какой-то вход в дом, кроме главного? – Нет, – покачала головой девушка. – Но зато вскоре почти одновременно показались две фигуры – одна со стороны леса. Это был мужчина, он прошёл так близко от меня, что я почувствовала запах его туалетной воды. В это же время откуда-то со стороны освещённой части двора появилась женщина в белой пушистой куртке, напоминающей мех песца. На голове у неё была белая вязаная шапочка, а на ногах высокие белые сапоги. «Снежана», – пронеслось в голове Мирославы. – И тут мужчина, – сказала Лена, – позвал её: Снежана! Она побежала ему навстречу и сразу кинулась на грудь. Они стали о чём-то шептаться, но я не расслышала о чём. Отчётливо разносились только звуки их поцелуев. – А что делала в это время Розалия Павловна? – спросила Волгина. – По-моему, скрежетала зубами, – усмехнулась девушка, – но я не уверена. Мирослава тоже в этом сомневалась, ведь вторая жена Твердохлёбова застала соперницу с любовником, можно сказать, на месте преступления, значит, должна была радоваться. – А что было дальше? – спросила Мирослава. – Дальше оттуда же, откуда появилась женщина, появилась мужская фигура и застыла на месте. Мужчина, который обнимался с девушкой, воскликнул: «Кто это?» Девушка спросила: «Где?», обернулась, прижала руку ко рту, вырвалась из объятий мужчины и убежала. А её приятель бросился ко второму мужчине, схватил его за грудки и стал шипеть: «Кто ты? Тебя Твердохлёбов послал за нами шпионить?» Тот, другой, отбивался от него, обзывал его дураком и уверял, что оказался здесь совершенно случайно. Наконец первый мужчина отпустил его и стал грозить: «Если ты скажешь кому-нибудь хоть слово о нас со Снежанкой, я задушу тебя собственными руками», – и стал трясти перед его лицом своими ручищами. – А что второй? – Второй снова обозвал его дураком и ушёл. – Первый не пытался его задержать? – Нет, – покачала головой девушка. – А что всё это время делала Розалия Павловна? – Я не знаю, – призналась Пивоварова, – я так увлеклась разыгравшейся передо мной сценой, что о Розалии Павловне забыла напрочь. Когда я спохватилась, её уже не было. Я еле-еле нашла дорогу обратно в гостиницу. Хорошо ещё, что светила луна и не шёл снег. Наши следы были отчётливо видны. – В таком случае она могла заметить, что за ней кто-то следил, – задумчиво проговорила Мирослава. – Я думаю, что нет. – Почему? – Потому что, когда она бежала назад, то навряд ли смотрела под ноги. – С чего вы взяли, что она бежала, а не шла спокойно? – Следы её ног были слишком глубокими, а в некоторых местах были видны отпечатки колен. Розалия Павловна, наверное, несколько раз оступалась и падала. Протоптанная тропинка была очень узкой и занесённой шедшим до этого снегом. – Вы не заметили, не было ли на ней ещё чьих-нибудь следов? – спросила Мирослава. – Когда я спешила туда за Розалией Павловной, то не особо смотрела под ноги и ничего не заметила. А когда шла оттуда, то следы уже все были перепутаны. Я же не следопыт. Да и не присматривалась особо. Тоже спешила и боялась заблудиться. – Что же вы сказали девушке в гостинице? – Сказала, что ходила прогуляться. Мол, ночь очень красивая. И Новый год всё-таки. – Она вам поверила? – Не знаю. Только она рассмеялась и сказала, что одна их постоялица тоже гулять ходила и только что вернулась назад вся взмыленная, точно в лесу на лешего наткнулась. А я ей ответила, что такого быть не может. Она, как и вы, удивилась, спросила почему. Я объяснила ей, что лешие зимой спят. Мирослава не выдержала и расхохоталась. – Правда, правда, – заверила её Лена, – мне ещё бабушка об этом рассказывала. Правда, девушка-портье тоже, как вы, рассмеялась, не поверила мне, значит. Ума не приложу, что она обо мне подумала, только сказала, что через десять минут у них машина отходит в город за продуктами и они на ней могут меня подбросить. Я сразу согласилась с превеликой благодарностью. А девушка добавила, что пока моя мамаша будет у них тут в гостинице отсыпаться, я успею не только доехать до дому, но и привести себя в порядок. Я не стала её ни в чём переубеждать, только поблагодарила сердечно. – Лена, – прямо спросила Мирослава девушку, – вы рассказали Эдуарду о том, что следили за его матерью? – Что вы, – перепугалась Пивоварова, – он бы тогда точно убил меня! – Вы правильно сделали, что промолчали, – одобрила Мирослава и задала ещё один, очень волновавший её вопрос: – Вы запомнили лица той троицы? – Только девушки, пожалуй, – проговорила неуверенно Лена, – понимаете, лунный свет как раз ей на лицо падал. Первый мужчина всё время ко мне спиной стоял. Я только заметила, когда он мимо проходил, что на нём тёмная куртка и рукава оторочены каким-то рыжим мехом. – Лисы? – Нет, гладким. – Норки? – Может быть, но не уверена. Мех вроде длиннее был и блестел. «Скорее всего, нутрии, – подумала Мирослава, – или вообще искусственный». – Больше всего я запомнила исходивший от него запах. Он терпкий и горьковатый, напоминает аромат хризантем и костра одновременно. – А лицо мужчины, который за ними следил, вы не запомнили? – Мне показалось, что он не следил за ними целенаправленно, просто как будто хотел узнать, куда пошла эта женщина. Лицо его я описать не смогу… – А узнать его вы сможете? – Если только по фигуре… – Он высокий? – Ниже того, с которым целовалась женщина. – Во что он был одет? – Кожаная куртка и чёрная вязаная шапочка. Да, ещё шарф! – Что шарф? – Он был яркий! То ли красный, то ли оранжевый.