– У вас есть дом? – Да. – Вы живёте с родителями? – Нет. Одна. – Садитесь в машину. Лена Пивоварова всхлипнула и покорно забралась в машину детектива. – Назовите свой адрес, – попросила Мирослава, когда они въехали в город. Девушка покорно его назвала. Остановившись у её подъезда, Мирослава спросила: – Вас проводить? – Да, пожалуйста, – ухватилась Лена за её предложение. Пивоварова жила в однушке на третьем этаже старой «хрущёвки». – Квартира мне от бабушки досталась, – пояснила девушка, когда они вошли в прихожую, – всё лучше, чем снимать жильё. Мирослава с ней мысленно согласилась и сделала вид, что собралась уйти. – Погодите! – схватила её за рукав Пивоварова. – Пожалуйста, я совсем одна и просто не знаю, что мне делать. – Девушка тихо заплакала. – А где ваши родители? – Я не знаю. Никогда их не видела. Меня бабушка воспитывала. – Вы где-нибудь работаете? – Да. – Где? – Официанткой в кафе. Вы проходите. Я сейчас кофе сварю. – Если можно, то чай, – попросила Мирослава. И когда девушка почти бегом побежала на кухню, детектив последовала за ней, вошла, огляделась. Всё было очень скромным – и старый стол, и допотопные табуретки, и плафон советских лет, и вылинявшие шторы, и побледневшая от многоразового мытья клеёнка. Но всё было чистым. Даже висевший на гвоздике заштопанный ситцевый фартук говорил только о бедности, но никак не о неряшливости хозяйки. – Понимаете, – сказала Лена, поставив на стол две чашки горячего чая и вазочку с вареньем, – я ведь сначала хотела аборт сделать, но испугалась. А потом подумала, как я одна буду ребёночка растить? Эдик и слышать о нём не хочет! Сегодня я у него попросила денег хотя бы на приданое ребёнка, он велел мне садиться в машину, а потом повёз за город, вытащил из машины, ударил и сказал, что убьёт, если увидит ещё хоть раз. – Где вы с ним познакомились? – В кафе, где я работаю. – Долго встречались? – Две недели. – А потом? – Потом он сказал, что я ему надоела. – И вы перестали его доставать? – До той поры, как не обнаружила, что беременная. Я позвонила ему и всё рассказала. – А он? – Сказал, что ребёнок не его. Но я-то знаю, что его! У меня никого, кроме Эдика, не было. – Что вы сделали после того, как он дал вам от ворот поворот? – Я пошла в церковь. – ? – Рассказала всё батюшке и спросила, нет ли у него знакомого семинариста, который согласится жениться на девушке с ребёнком. – А он? – Только руками развёл. – Интересно, с чего вам пришла в голову мысль выйти замуж за семинариста? – Ну как же! Будущие священники ведь должны помогать несчастным, оказавшимся в беде. – В принципе да, – невольно улыбнулась Мирослава, представив растерянное лицо батюшки. – Так священник дал вам хоть какой-то совет? – Да. Он посоветовал мне обратиться к родителям отца моего ребёнка. – И вы воспользовались его советом и отправились к Никифору Лаврентьевичу Твердохлёбову? – А вот и не угадали, – вздохнула Лена, – к отцу идти я побоялась и пошла к его матери, она всё-таки женщина, и к тому же я знала, где она живёт. – Откуда? – удивилась Мирослава. – Однажды мы проезжали мимо её дома, Эдуард остановился и сказал, что ему нужно на минутку забежать к матери, а мне велел посидеть в машине. Его не было более получаса. Когда он сел в машину, то лицо его было сытым и довольным, как у кота, объевшегося деревенской сметаны. Я поняла, что он пообедал. А у меня от голода в животе урчало. Но я не стала укорять Эдика, чтобы не молчать, спросила, как зовут его маму. И он ответил, что у его матери очень красивое имя Розалия. А отчество, спросила я. Он ответил, что Павловна. И ещё сказал, что раньше она была знаменитой актрисой. Я о такой актрисе ни разу не слышала и спросила, а чем его мама занимается теперь. Он буркнул, что она домохозяйка. Я не очень хорошо поняла, где и для кого она домохозяйничает. Ведь раньше мне Эдик говорил, что его родители разошлись и из родных у него только сводная сестра, которая замужем, и двоюродный брат. Сам Эдик живёт на съёмной квартире. Вот и получалось, что Розалия Павловна живёт одна, – девушка беспомощно взглянула на Мирославу. – И вы направились со своей проблемой к матери Эдуарда? – Да, я надеялась, что она, как женщина и как мать, поймёт меня и обрадуется появлению будущего внука. – А она не обрадовалась? – Совсем нет, – покачала головой Лена, – набросилась на меня, как коршун, того и гляди разорвёт в клочья, как цыплёнка. И обзывала меня при этом самыми обидными словами. Я, не помня себя, вырвалась от неё и убежала без оглядки. И лишь когда оказалась дома, расплакалась от обиды и несправедливости. – Лена, Эдуард называл вам номер квартиры своей матери? – Нет. Но я же видела, в какой подъезд он заходил, поэтому позвонила в первую попавшуюся квартиру и спросила, где мне найти Розалию Павловну Твердохлёбову, мне сразу же и сказали. – После негостеприимного приёма у матери Эдуарда вам не захотелось попытать счастья у его отца? Всё-таки Твердохлёбов-старший был далеко не бедным человеком. – Так я же ничего не знала про его отца! – воскликнула девушка и добавила смущённо: – Да если бы и знала, то не решилась бы идти к нему. – Почему? – Он же мужчина! – Так что с того? – Бабушка всегда говорила, что беременность и дети – это сугубо женская проблема, – пояснила девушка. – При всём моём глубоком уважении к вашей бабушке, она всё-таки была не права. – Теперь-то я это осознала, – вздохнула Лена. – Но не судите мою бабушку строго, она ведь рассуждала с позиции того, ушедшего поколения. – Я и не сужу вашу бабушку. У меня нет на то ни прав, ни полномочий. – О! Если бы все так рассуждали, как вы. А то все и всех судят! Иногда мне кажется, что все люди поголовно заняты перемыванием костей ближним и не очень. – С чего вы это взяли? – А вы вот включите телевизор. – Нечего включать, – улыбнулась Мирослава, – у меня его нет. – Совсем? – удивилась девушка. – Совсем, – с улыбкой подтвердила Мирослава. – Он мне без надобности. Девушка не нашла что возразить, только посмотрела на Мирославу с изумлением, наполовину смешанным с восхищением. А потом неожиданно для Волгиной решительно заявила: