К его удивлению, Миронов не стал таиться: – Вы не обижайтесь, Петр Григорьевич, обычная практика. Любого таможенника, когда он свою работу покидает, проверяют. Сами знаете, возможности у нашего брата большие, некоторые злоупотребляют. Ни в коем случае вас ни в чем не обвиняем… – Но, будьте добры, не препятствуйте! – весомо завершил за него жандарм. Врут или нет? Хотя вполне возможно такой циркуляр и существует. Только сомнительно, что применяется. Специально ради практиканта о нем вспомнили. Ну он о них тоже вспомнит, если случай представится. Пока же Петя скромно отошел в сторону и смотрел, как жандарм быстро и ловко осматривает и ощупывает его вещи. Поцокал языком при виде пистоля. – Армейский, трехствольный. С Дальнего Востока с собой привез, не скажу, что наградной, но командир заставы оставил мне его на память. Там мою службу высоко оценили, двумя орденами, если вы не знали, – добавил он с намеком. Жандарма было не прошибить: – И бумажник прошу предъявить, – да еще и руки тянет… Тут Птахин не выдержал и применил к нему «отвердение мышц», да так, что тот застыл в позе чучела медведя с вытянутыми вперед лапами. – Это уже выходит за все пределы! Как его фамилия?! Сам он временно отвечать не может. – Л-лиходеев… – слегка заикаясь, ответил Голубовский. – Оно и видно. Я вас запомнил, учтите. После этого Петя демонстративно снял китель, вывернул все карманы, выложил на стол часы, бумажник, горсть мелочи, ручку-самописку. Сам открыл бумажник, продемонстрировав лежащие там купюры: – Убедились?! Около двухсот рублей. Моя стипендия за два месяца. Неполная. Мне еще за ордена доплачивают. При виде дорогих часов и самописки у таможенников жадно блеснули глаза, но возразить им было нечего. После чего сложил свои вещи по баулам, а те закинул в пролетку. Затем уселся на козлы и пустил лошадь шагом в сторону таможенного поста. – Пролетку в жандармерии оставлю. Этот невоспитанный господин так еще полчаса простоит. Потом в себя придет. И можете продолжать с обыском. Хочу сразу предупредить, что под окном есть тайник. К сожалению, пустой. Я проверял. И прощайте. Появление практиканта на посту в экипаже привело таможенников в некоторое смущение, но ворота ему открыли без пререканий. – Ваши остались в моей комнате обыск проводить. Воздержусь от комментариев. Не думал, что наша совместная служба так закончится. Надеюсь, больше не увидимся. Кстати, сам Штерн его проводить не вышел. До жандармерии доехал без происшествий. На двух экипажах – по дороге поймал извозчика и перегрузил к нему свои вещи. Подогнал пролетку к дежурному в будке: – Это ваша. Распорядитесь, чтобы прибрали. После чего пересел к извозчику и поехал по адресу, указанному в предписании. Заходить не стал. Ставрахи явно не тот человек, которому имеет смысл жаловаться на его приятеля Штерна. А по поводу места службы брата все равно еще не успели ничего узнать, если вообще собираются это делать. Зайти – доложиться, после того как устроится – наверное, следует, но пока он еще не устроился, да и не к спеху все это. Казармы оказались… как казармы. Снаружи – обычные для Тмутаракани стены из ракушечника, даже украшенные рельефом, видимо, в греческом стиле. В вопросах архитектуры Петя совершенно не разбирался, помнил лишь, что в самом начале обучения в вечерней школе, когда они только учились писать, учителя требовали разделять уроки простыми орнаментами. Вроде как греческими. Вот что-то похожее было и на стенах казармы. Внутри же все выглядело совсем тоскливо. Деревянные нары с соломенными тюфяками. Укрываться бедным солдатам приходилось, видимо, собственной шинелью. Жуть. В общем, когда оказалось, что Птахина здесь никто не ждет, и служить придется на носителе «Князь Константин», он очень обрадовался. Что такое «носитель», Петя не знал, но был уверен, что там будет лучше, чем здесь. Выяснилось это все, правда, не сразу. Пете пришлось изрядно побегать вместе с вещами по территории казарм, форта и штаба флота. Вот именно в последней организации им наконец заинтересовались. Причем не в кабинете, а в приемной контр-адмирала, куда Петя сунулся уже с отчаяния. Там оказался относительно молодой человек лет тридцати – капитан (нет, старпом в чине капитана третьего ранга) вот этого самого «Князя Константина», который от нечего делать (сам ждал приема) начал расспрашивать странного кадета, откуда он и как сюда попал. После чего очень оживился: – Целитель? Шестого разряда? Маловато, конечно, но лучше чем никого. Давайте-ка ваше предписание. Скрывать Пете было нечего, протянул оба. – Что за бред! – неожиданно эмоционально воскликнул моряк. – Что вам там делать? Вшей гонять в казарме? Нет, это так оставить нельзя… Тут как раз его пригласили в кабинет, где этот господин и скрылся вместе с Петиными предписаниями. Самого кадета с собой не пригласил, но тому уже было все равно. Точнее, даже интересно. Плавать на кораблях ему раньше не доводилось, так почему бы не провести практику так, чтобы самому было интересно? Деньги-то он уже добыл. А то, что они в захоронке лежат – целее будут. Надо надеяться, никто до конца практики их не найдет. Капитан третьего ранга Соловьев, он же капитан-лейтенант (сложно у этих флотских) вышел через полчаса: – Все уладилось. Не скажу, что это было совсем просто. Но я вас поздравляю. Теперь ваша практика пройдет на прекрасном боевом корабле, – и помахал листом еще одного предписания. Ну ладно. Хорошо было одно. Сразу же нарисовалась пара морячков, которые, повинуясь жесту капитан-лейтенанта, перехватили Петины баулы и сундучок. Так что на причал, оказавшийся совсем недалеко, он шел уже налегке. Не сказать, что очень устал таскать, но просто надоело бегать из здания в здание с вещами. У причала стояла лодка саженей восемь-девять длины, как выяснилось, паровой катер. Это сюда Штерн запихнуть Птахина хотел, что ли? На нем уже было с полдюжины моряков во главе с еще одним морским офицером. Совсем юношей, старше Пети буквально на год или два. Но старавшимся держаться солидно и приветствовавшим старшего по чину Соловьева, вытянувшись во фрунт по уставу, но с достоинством. По крайней мере, он сам, наверное, так думал. До «Князя Константина» добрались еще через полчаса. Корабль стоял на рейде. Это, кажется, так называется? Птахин не знал, но судорожно вспоминал все, что он слышал о флоте. Его опасения, что придется лезть на борт по веревке, не оправдались. Не то чтобы он не был уверен в собственной ловкости, но в лодке, помимо его баулов, лежали еще какие-то мешки и коробки. Их что, тоже на руках тащить придется? Не пришлось. Сверху спустилось несколько веревок с крючьями на концах (или сама веревка тоже «концом» зовется?), матросы их быстро к чему-то прицепили в четырех местах у бортов, и лодка вдруг стала подниматься в воздух. Петя задрал голову. Над бортом поднималась стрела лебедки. Как оказалось впоследствии, это была не просто лебедка, а паровая лебедка. Стрела поворачивалась, поднималась и опускалась не вручную, а паром. Также пар сматывал веревки и поднимал груз. Пете стало жутко интересно. Надо будет с машинистом поближе познакомиться. Ну и с машиной. Корабль оказался здоровенным. Тридцать пять саженей в длину и больше четырех в ширину. Вдоль бортов уже стояли три лодки, вроде той, на которой приехал Петя. Эту лодку поставили туда же, на пустое место. Теперь они стояли парами у обоих бортов. Капитан-лейтенант сразу повел кадета куда-то вниз. Не прямо в люк в палубе, носовая и кормовая надстройки немного возвышались, но совсем немного, буквально на пару аршин. Так что миновав наклонно висевшую дверь (люк), пришлось сразу спускаться вниз по ступеням (трапу). Петя отчаянно пытался запомнить термины. Капитан-лейтенант тихо посмеивался. Они пошли в сектор под кормой, который опять же имел свое название (ют). Вот только зачем было столько названий выдумывать? Именно на юте на всех судах исторически располагались каюты офицеров. У дверей в одну каюту (тьфу, у люка) Соловьев задержался и постучал. Услышав приглашение заходить, так и сделал, пропустив кадета перед собой. Внутри оказалось неожиданно просторно. То есть довольно тесно, но Птахин ожидал, что на кораблях место экономят, и все ютятся по крохотным чуланчикам. На деле же капитанская каюта оказалась нормальной комнатой. Небольшой, но в ней поместились шкаф, стол, кресло хозяина и пара стульев для посетителей, диван и две двери в соседние комнаты в глубине. Одна, видимо, в спальню. А другая? Как там слуга капитана называется – тоже денщик, как в армии?.. Так что получилась даже не просто каюта, а небольшая квартира. За столом сидел господин средних лет в военно-морском мундире. Командир корабля, но отчего-то тоже только капитан-лейтенант. Почему? Корабль-то не маленький. Как на флоте все сложно… Впрочем, не Петино это дело – чины раздавать. – Вот, Август Генрихович, ходил боеприпасы выбивать, а разжился еще и целителем. Правда, только на два месяца. Представьтесь, Петр Григорьевич! – Кадет третьего курса магической академии Птахин, маг жизни шестого разряда. – Что еще сказать, Петя не знал. – Какими целительскими заклинаниями владеете? – Вплоть до «среднего исцеления». И, по оценкам преподавателей, неплох в волевой магии. – Шестой разряд ведь не позволяет использовать заклинания такого же уровня часто, – проявил информированность капитан. – Разряд определяется размером хранилища мага. Но при необходимости могу воспользоваться накопителем, что позволяет творить магию того же разряда до его опустошения. – Накопитель? – Имею личный. Сейчас заполнен где-то на полсотни заклинаний шестого разряда. – Неплохо. Что же, поздравляю вас, кадет, с вступлением в дружный экипаж «Князя Константина». В ближайшее время предстоят учения, так что ваша помощь будет очень кстати. – И кем я буду в вашей команде числиться? – Петя не забыл, что без официальной должности оклад не платят. Капитан задумался: – Пожалуй, могу приравнять вас к мичману. Будете в одном чине с командирами катеров. Спрашивать капитана, сколько это будет в деньгах, Птахин не стал. Узнает со временем. Излишнюю меркантильность демонстрировать не стоит. К тому же на самом деле денежный вопрос остро перед ним вовсе не стоял. Кормить-поить его тут будут бесплатно, а тратить деньги на корабле не на что. После представления капитану Соловьев отвел его дальше по коридору и открыл одну из дверей (Петя устал поправлять себя на морские термины). – Ваша каюта. Вот это была уже действительно каморка. Узкие койка и шкаф, прикрепленные к стенам и полу намертво, и крохотная тумбочка, которую можно было использовать в качестве столика. Все. Больше мебели сюда все равно бы не влезло. Примерно столько же места было у Пети в казарме первого курса академии. Но тут его «пятачок» был отгорожен стенами и имел дверь. Интересно, у других мичманов такие же каюты? Как впоследствии оказалось, такие же. Более того, условия для экипажа на «Князе Константине» считались райскими. На других судах младших офицеров по двое в такие кубрики селили. С одной койкой. Спать-то все равно только в разные смены можно. Остальным офицерам Петю представили тем же вечером, прочей команде – на утреннем построении. Вообще экипаж оказался довольно большим – под сотню человек, из них десять офицеров (включая Птахина). А потом якоря были подняты, и «Князь Константин» важно двинулся куда-то в море. На учения. Где к нему должен был подойти еще один минный носитель «Князь Ярослав» и крейсер «Князь Михаил». «Что-то с разнообразием названий кораблей довольно туго, – подумал Петя. – Особенно если учесть, что в великокняжеской семье традиционно использовался ограниченный набор имен. Не было среди князей ни Прохоров, ни Ерофеев, ни Спиридонов. За всю историю – десяток славянских да греческих имен. Кораблей-то у великого княжества явно поболе будет. Или есть всякие «Александры Вторые» и «Владимиры Третьи»? Хотя еще женские имена имеются. Или их использовать не принято?..» Флотом Птахин раньше совершенно не интересовался. Корабль имел три мачты и громадную трубу посреди палубы. А вот колес по бокам, как это представлял себе Петя на основании виденной когда-то картинки, не было совсем. Какие-то «винты» сзади крутились. Как будто мало было мачт, во все стороны от корабля торчали довольно длинные шесты. Саженей по восемь. Точнее, два из них торчали спереди, два сзади, а боковые лежали вдоль бортов. Тоже по две штуки с каждой стороны. Их, как выяснил Петя, только в бою выдвигали. А вот когда Петя узнал, для чего эти шесты нужны, он испытал шок. Просветил один из мичманов – командиров катеров. Они к вахтам на «носители» только в случае авралов привлекались. Так вот, к концам шестов, оказывается, по мине крепится. И четверо матросов в бою эту мину должны под днище вражеского судна своим дрыном засунуть. После чего она там взрывается и делает в днище дырку.