– Той самой девочки, с рюкзаком. Как вы её зовете? Ленка-пенка, драная коленка? 2 Суп был густой и с фрикадельками. Тошик давно не ел такого супа – наваристого, сочного, похожего на домашний. Вика с наслаждением грызла леденец в форме петушка, на палочке. Такие леденцы Тошик видел в детстве, на праздниках вроде Масленицы. А вот Ада не ела ничего. Перед ней на столе поставили маленькую пластиковую бутылку с водой. Ада рассеянно трогала пальцами голубую крышечку, будто размышляла, надо её открывать или нет. Почему-то Тошик решил, что Ада намного старше, чем выглядит. Ей может быть сорок лет, пятьдесят, сто. Может быть, она даже и не человек. Вон Зверь отлично умел притворяться. Было слышно, как за окнами взвыл ветер, ударил по стёклам, а потом беспорядочной частой дробью зарядил дождь. Ада с хрустом отвинтила крышечку, сделала несколько глотков. – Так откуда вы? – Из Питера. – Долго добирались? – Две недели, – ответил Тошик с запинкой. Диалоги у него в последнее время случались только с сестрой. А с остальным миром – короткие, на два три предложения, фразы. Необходимый набор для выживания в социуме. Отвык много разговаривать. – Вот столько! – Вика показала два оттопыренных пальца. – Целую вечность в машине. Я в ней, наверное, и умру! – Нельзя так говорить, – отрезал Тошик, а Ада усмехнулась. – Дети лучше всего умеют быть искренними, – сказала она. – Им не нужно притворяться, чтобы показать эмоцию. Не надо выдавливать её из себя. Если она говорит, что умрёт в этой вашей машине, то так и считает. Две недели на заднем сиденье. С ума сойти. Вы вообще отдыхали в дороге? – Несколько раз ночевали в отелях, где просят наличные и не спрашивают про родителей. А в основном останавливались, где придётся, и спали в машине. – Нам нельзя надолго задерживаться, – вставила Вика. – Нас преследует Забытый Зверь. Тошик поднялся из-за стола и, запустив руки в карманы, прошёл между столиков к окну. Сквозь неплотно задёрнутые шторы была видна улица. Дождь за окном не унимался, раздувал пузыри в лужах. Летний дождь, классический. Ветки деревьев дрожали под его напором. Капли разбивались о вишнёвый «Форд», залетали в салон сквозь выбитые окна. Грязные ручьи воды тянулись из-под колес к стоковым решёткам. Дождя Тошик не видел давно. – Что это за город? Он действительно из сказок? Мы ведь приехали куда нужно, раз вы знаете про Ленку и мою маму. На улице никого не было видно: ни во дворе гостиницы, ни на участке дороги за открытыми воротами. Но всё равно почему-то казалось, что люди там есть. Или, быть может, не люди, а что-то другое. Прячутся за пеленой дождя и поджидают случайных прохожих, таких, как Тошик и Вика, заезжих в городок по нелепой случайности. За две недели Тошик привык испытывать тревогу. Она застряла где-то в горле, как сухая корка хлеба, царапала сознание, не давала расслабиться. Тревога проникала в сны и в реальность, постоянно обозначала своё присутствие, заставляя чаще биться сердце, оглядываться по сторонам, вжимать голову в плечи, сторониться людных мест. Возможно, сейчас тревога взяла бразды в свои руки, и Тошик напрасно вглядывался в размытый пейзаж за окном, ожидая появления… чего-то, не пойми чего. Ада сказала: – Я встречаю новоприбывших, чтобы ввести их в курс дела. Они все попадают в мою гостиницу и привыкают к новому… существованию. Неважно, как вы сюда попали, важно, что вы сейчас здесь. Тошик развернулся. – Я постоянно слышу о сказках. Размышляю о них. Не могу выбросить из головы, – сказал он, встретившись с Адой взглядом. – Знаете, как это тяжело? Я в них не верил уже очень давно, лет с семи. Я в то время научился читать, проглатывал одну книгу за другой. Как-то взял с полки мамину книжку, самую первую. «Десять сказок на ночь». Сел на подоконник и начал читать. Все эти сказки мама мне рассказывала, когда я был очень маленький. И я понял, что она их все выдумала. Потому что правду в детских книгах не пишут. Правду не называют сказками. То есть мама брала всё из головы, она ведь писательница! Не знаю, почему мне раньше это не пришло. Может, я по жизни тугодум. Но в тот момент, на подоконнике, всё понял. Страшно разочаровался, даже не дочитал, понёс книгу обратно на полку. Мама спросила, понравилось или нет. А я что-то буркнул, чтобы не огорчать. Все её книги с тех пор казались мне фальшивкой… – Но ведь иногда бывает наоборот… – начала Ада, но Тошик остановил её жестом руки. Он продолжил: – Когда Вика родилась и немного подросла, мама тоже стала рассказывать ей сказки. Те же самые, что и мне. Я их слушал вполуха, не воспринимая близко к сердцу. Глупо было в тринадцать лет сердиться из-за того, что ты верил в дом на краю света, через который проводят мертвецов в их мир, правда? Но потом я заметил, что Вика искренне верит. Как любой ребёнок. Эти сказки… она считала маму феей, которая прилетела в наш мир ради нас, своих детей. Какая-то детская чепуха, оправдывающая родительскую любовь… Но она верила. А я не мог её разочаровать. Это же младшая сестра, блин. И вот когда появилась Ленка-пенка, девочка непонятно откуда, передо мной встал выбор: верить или нет. Встать на сторону Вики или включить взрослый рационализм. На минуту тогда, в кухне, глядя на мёртвую маму и Забытого Зверя, я понял, что нужно решиться. Знаете, что я выбрал? Ада несколько раз коротко кивнула. – Вы же оба у меня в гостинице, – сказала она. – Я понимаю, что ты выбрал. – Тогда вы, должно быть, поймёте, что я сейчас чувствую. Это странное место. Вы тоже странная. Пашка ваш. Омертвевший дом. Где-то здесь, возможно, потерялись мои друзья… Вы сказали, что встречаете людей и всё им рассказываете? Так расскажите. – Конечно, – сказала Ада. – Конечно. Вернись, присядь. Тошик бросил ещё один взгляд на окно, на дождь, который будто намерился вышибить из земли дух, и вернулся к столику. Молодой человек тут же поднёс ему кусок бисквитного пирога. Юноша был бесшумный и аккуратный. Он растворился где-то в глубине отеля, оставив напоследок слабый запах туалетной воды. – Все дело в проводнике, – начала Ада. Её тонкие пальцы с неухоженными ломкими ногтями продолжали вертеть полупустую бутылку. – Ваша мама рассказала суть, опустив детали. Проводник, сидящий в доме, показывает дорогу не мертвецам, а тем, кто готовится стать мёртвым. Но мало просто найти нас и отправиться по дороге к смерти. Надо быть уверенным в том, что делаешь. Это очень древняя легенда. Настолько древняя, что двести, триста лет назад люди уже рассказывали о ней, как о полузабытой байке. Потом надумали всякое, про Ягу, избу на границе миров, про путеводителей туда-сюда. Много, много легенд. Но правда одна. Вера беглецов должна быть крепка, а желание – бездонным. Потому что обратной дороги уже не будет. Вика взяла Тошика за ладонь, крепко сжала. Забытый недоеденный леденец лежал на блюдечке. Где-то что-то гулко ухнуло и взвыло. Кажется, ветер. Скатерть на столе едва шевельнулась, пошла волнами, как кусочек встревоженного моря. – Пока всё это звучит как ещё одна сказка, – сказал Тошик, чтобы немного сбить напряжение. Ему самому было некомфортно. – Да. Ваша мама была находчивой женщиной. Знала, как замаскировать правду. – Но при этом не могла молчать о городе. Она известная писательница, – добавила Вика. – Её все в моей школе знают. На автографсессию приходило человек триста или даже две тысячи! – Я знаю, – кивнула Ада. – Я знаю о вашей маме и о Ленке. Она предупредила, что вы приедете. Мне нужно встретить вас и оберечь до наступления тумана. Тошик спросил: – А мои друзья? Вовка Зацепин, большой такой, и Шмыга, он носом шмыгает всё время, шутит по-дурацки. Про них что-то знаете? – Я всего лишь хозяйка отеля, – сказала Ада. – Почти не выхожу отсюда. Дел, знаете, очень много. Каждый день регистрируются десятки новоприбывших. Каждому надо объяснить, показать, успокоить. Каждого поселить в номере, накормить, спать уложить. Встречаются разные люди. Одни боятся, другие торопятся… Я не смотрю по сторонам. Не задумываюсь. Мне хватает, знаете, жить так, как живётся в городе. А потом как-то раз пришла Ленка и всё рассказала. Велела ждать вас, а когда вы появитесь – защищать сутки, до рассвета. Вот и всё. – Где Ленка, вы знаете? – Да. Она в доме, как и всегда. Ждёт у моря погоды. Вы увидитесь завтра. А пока покушайте и отдохните. Непогода усиливается, а в непогоду нет ничего лучше, чем отдых. Что-то громыхнуло снова, со стороны окна. Зазвенели стекла, всколыхнулись занавески и в тишину столовой ворвался резко нарастающий шум ветра. Замолотил дождь, будто он лил прямо здесь, с потолка. Ветер рванул скатерть, опрокинув бутылку воды, обжёг лицо непривычным холодом. Ада вскочила, а за ней Тошик. Оба бросились к разбитому окну. Ада, путаясь в волнующихся занавесках, принялась их запахивать. Под ногами захрустели осколки стекла. Тёплый дождь с радостью принял Тошика в свои объятия, обдал с ног до головы, умыл лицо. Ветер рванул за волосы. Взвыл снова. Тошик увидел за занавесками дыру в окне, ощерившуюся кривыми тонкими осколками, а за окном задний двор отеля, «Форд». А вдалеке, в темноте цвета перезрелой сливы, вырастали от горизонта до неба огромные волны. Казалось, они вот-вот рухнут на город, похоронят домики, дороги, улицы в серой морской пене. Вода переливалась и шла рябью. Дождь ударялся косыми каплями, пронзал в множестве мест, превращал волны в решето. А они не падали, только грозно, неотвратимо нависали. – Страшное зрелище, правда? – спросила Ада и запахнула шторы. – Наши грозы не для слабонервных. Но есть в этих волнах что-то умиротворяющее. Иногда я смотрю на них и понимаю, какой же, по сути, крохотный мир вокруг. И если я живу в этом крохотном мире, прекрасно себя чувствую и стараюсь что-то сделать, значит, не всё потеряно. Было что-то в её словах, несомненно, мудрое, но Тошик не сразу уловил, что именно. 3 Через несколько минут они снова сидели за столиком в пустом обеденном зале. – Я повторю. Всё дело в проводнике, – заговорила Ада под шум дождя. – Много лет назад в вашу маму влюбился леший. Его так называли. На самом деле это было чудище лесное, малосимпатичное в своем истинном обличье. Но оно умело принимать иные формы. Например, обращаться в доброго молодца или в красивого и состоятельного мужчину. Ради вашей мамы он пришёл в Город Спящих и пообещал, что останется здесь навсегда, в том облике, который она захочет. Он каждое туманное утро приходил к Омертвевшему дому, надевая личины, как платья. И раз за разом ваша мама отправляла его восвояси. Но леший был настырный малый, и как-то раз он зашёл в дом, чтобы остаться в нём надолго. Ваша мама влюбилась в созданный им новый образ. Через девять месяцев на свет родилась девочка, которую вы знаете как Ленку. На самом деле её зовут иначе, имя давал отец, выбирая из древних полузабытых лесных имен. Девочка росла и помогала матери по работе. Сопровождала, значит, прибывающих людей по дороге к миру мёртвых. Так продолжалось много лет, пока не случилась беда. Из леса пришли другие чудища, тоже малосимпатичные и при этом не скрывающие своего обличья. Распугивали людей в городе, разрушали здания, дороги, требовали встречи с лешим. Я тогда маленькая была, родители не выпускали меня из гостиницы. Видела через окно, вот как вы сейчас, как страшные твари громят автомобили, ограды, выкорчёвывают деревья вместе с корнями и швыряют их в море. В общем, леший вышел к ним, чтобы утихомирить. Когда-то давным-давно он что-то натворил в лесу, совершил преступление или пошёл против воли других чудищ. Они набросились на него и утащили обратно в лес, за тридевять земель, куда туман не стелется. Никакие зеркальца, платки или гребешки не помогут… Дождь постепенно затих. Свет с улицы растёкся по шторам, пополз по паркету. Ветер шевелил шторы, проникая сквозь разбитое окно. Тошик слушал внимательно, хотя услышанное не укладывалось в голове. – Ваша мама ждала мужа много лет, – продолжала Ада. – Но он так и не вернулся. Ходили слухи, что его обратили в чудовище безвозвратно, он потерял память и теперь живёт лесной жизнью, как остальные. Обычные люди стали забывать его, называя просто Зверем. Забытым Зверем. Ленка выросла и однажды решила отправиться в лес, разыскать отца. Она собрала вещи втайне от мамы и убежала из Города Спящих. – Как у неё получилось? – О, Ленка ещё и не такое может. Видели её рюкзачок? В нём яблоки наливные, шарики из фольги и ещё много чего интересного. А рюкзачок Ленке смастерил её отец. Говорят, такого бездонного рюкзачка нет ни у кого в мире. Им-то она и воспользовалась. Ваша мама места себе не находила несколько дней. Сама хотела сбежать следом… Тогда на помощь ей вызвался охотник на нечисть. – Наш папа? – оживилась Вика. Ей вся эта длинная сказка быстро наскучила, пару минут назад она попросила шоколадный торт и лениво ковыряла в нём ложкой. Ада кивнула: – Да, ваш папа. Он отправился на поиски Ленки. Долго ли, коротко ли искал её, но всё же нашёл и вернул в Омертвевший дом. Ленка же, в свою очередь, рассказала, что нашла в лесу своего отца, но… он уже не был ни человеком, ни чудищем лесным. Его лишили сущности, превратив во что-то без души, тела и разума. Не стало больше Ленкиного отца, одним словом. – Дальше мы знаем, – сказал Тошик. – Мама влюбилась в охотника, и он уговорил её уехать из города в наш мир, чтобы зажить обычной жизнью. А Ленка потом разыскала маму, ну и… вот мы здесь все вместе. – У сказки нет финала. Потому что сказка пишется сейчас, – ответила Ада. – А вы знаете, что у Ленки после того случая отобрали рюкзак? Она больше не могла уйти из города. Ей пришлось заняться маминой работой, взвалить на себя все взрослые обязанности. Время здесь течёт иначе, оно вольно изменяться и даже обратиться вспять, а значит, Ленка могла провести вечность в Омертвевшем доме. – Да-да, я отлично понимаю, зачем она искала маму и просила её вернуться. – Нет, не понимаешь, – ответила Ада. – Её отец решил вернуться к жизни. Поговаривают, он сожрал несколько чудищ лесных и высосал их сущности, чтобы набраться сил. А потом Зверь вышел из леса и отправился на поиски тех, кого можно было сожрать ещё. В первую очередь он примчался в наш город с компанией своих лесных чудищ. Снова разгромил тут всё. Наведался в дом. Я сама не видела, но люди рассказывали, что родная дочь встретила его на крыльце и не пустила внутрь. Забытый Зверь ушёл, чтобы вынюхивать, искать, брести по следу твоей матери. Представляете, какую силу он обретёт, сожрав сущность проводника? А Ленка стала искать возможность найти её быстрее Зверя и предупредить. Вот так это было. Так и продолжается. Она замолчала. За время рассказа бутылка с водой опустела. Ада вертела в тонких пальцах голубую крышечку. Тошик снова не знал, что сказать. От истории сделалось неуютно, тесно внутри полутёмного зала.