Мы переглянулись и принялись за ужин без опаски быть каким-либо образом обнаруженными, потому как все Арнелы и их гости сейчас принимали пытки… в смысле, изволили давать торжественный ужин высоким гостям. Явно последний, а потому подчеркнуто торжественный. Первой начала делиться новостями Бетси: – Леди Арнел, все, кроме старой леди Арнел, получили выговор от миссис МакАверт. Она говорила тихо, но так, что у меня аж мурашки! Вот такие! И леди будут молчать о вас, мисс Ваерти, все будут молчать. Может, разве что матушка лорда Адриана что-то и скажет, да только не сыну, а вам… ну да вы ее и так знаете, воистину злобная драконица, у нее от вас нервный тик начинается. Вот так глаз дергается! Только про вас услышит, и все – глазной тик, как есть. А все потому, что она сестра нашего покойного профессора и давненько вас ненавидит, мисс Ваерти. И ох и вредная, скажу я вам, эта Беллатрикс Стентон! Завсегда все у нее должно быть идеально. Коли покрывало чуть-чуть косо легло или угол неровный – тут же приказывает высечь. Да только миссис МакАверт хоть и суровая, но понимающая женщина – ледям говорит: «Да, как изволите», а горничным: «Два дня леди на глаза не показывайся», вот так-то. Эстафету принял мистер Уоллан: – Несмотря на запрет миссис МакАверт, подтвержденный старой леди Арнел, матушка лорда Адриана Арнела за сегодняшний день написала более десятка писем. Я взял на себя смелость… не передавать их курьеру. И мистер Уоллан, достав тринадцать писем из нагрудного кармана, молча выложил их на стол. Мистер Оннер, понимая, что столовым ножом вскрыть письмо будет затруднительно, извлек из скрытых ножен кинжал и протянул мне, держа за лезвие. Что ж, я могла лишь порадоваться тому, что уже съела хоть что-то, потому как слова, что употребила в отношении меня леди Арнел, в девичестве Стентон, аппетит убивали напрочь. «Мерзавка», «подлая гадюка», «безродное ничтожество» и много иных эпитетов. Все это я уже имела неудовольствие слышать ранее в доме наставника, но отчего-то теперь и так не самое благое расположение леди Беллатрикс ко мне сменилось лютой ненавистью. И это было более чем неприятно. Особенно призывы к моему немедленному уничтожению. О том же, что произойдет, когда завещание профессора будет оглашено поверенным семьи мистером Адогой, и подумать было страшно. Одно оставалось несомненным – к моменту окончания траура и оглашения завещания мне лучше бы выйти замуж. Иначе я попросту как-нибудь случайно не выживу… Впрочем, не уверена, что замужество станет для меня спасением. Мне было известно, что у профессора Стентона большая семья. Да и адвокат мистер Эйвенер сообщил, что прямыми наследниками должны были бы быть родной брат, две сестры и четверо племянников. Но мистер Эйвенер ввел в некоторое заблуждение меня лично – ведь по принципу майората основная часть наследства должна была перейти к брату профессора и, далее, к его старшему сыну. Но это, видимо, относилось лишь к недвижимости. Что касается денежных фондов, на них претендовало значительно большее количество родственников лорда Стентона. Его младший брат, племянники и племянницы в существенном количестве, супруги племянниц и сестры. Четырнадцать драконов. Как следствие, тринадцать писем леди Беллатрикс Стентон-Арнел. Письма леди Арнел начинала со слов «Моя драгоценная сестра», или «Мой обездоленный брат», или «Мой дражайший, лишенный наследства племянник», «Мой уважаемый, лишенный семейных ценностей зять». Далее шел абсолютно одинаковый текст, переписанный как под копирку и подписывающий мне смертный приговор еще даже до истечения одиннадцати положенных на траур месяцев. Как и каким образом леди Беллатрикс Арнел, урожденная Стентон, узнала, что некоторые из своих счетов профессор оставил мне, я не ведала, но писала она с явственной убежденностью. – Предлагаю сжечь, – заглянув в текст одного из вскрытых мной посланий, предложил профессор Наруа. – Поддерживаю, – высказался мистер Оннер. – Самое то для этих пасквилей, – дочитав одно из писем почти до конца, сообщил и о своем мнении мистер Илнер. Пасквили, пожалуй, было наиболее точным определением. Исходя из текста писем, я являлась падшей женщиной, которая для начала пала в объятия самого профессора Стентона, а ныне делила ложе поочередно то с лордом Арнелом, то с лордом Давернетти. Кошмарность всего этого для меня была в том, что какая-то правда в словах урожденной Стентон все же имелась – одну ночь я частично действительно провела в постели с лордом Давернетти, и… это было ужасно. – Мисс Ваерти, стоит ли так тревожиться из-за слов вздорной женщины? – Миссис Макстон ободряюще похлопала меня по ладони. – А они не вздорные, слова эти, они про-ду-манные. – Бетси откусила от ломтя хлеба, торопливо прожевала и, сглотнув, поведала: – Старая леди Арнел бережлива, и как сестра нашего профессора вдовой стала, так и содержание ей выдается вдовье. А это вроде и много, как для меня, но как для леди – маловато. Леди матушка Арнела хотела бы в столицу, на балах блистать и всякое такое, у нее по переписке два возлюбленных сразу, да только старая леди Арнел воли не дает, а у нее строго все, и коли взбрыкнет леди Беллатрикс, так и содержание ейное тут же и перекроют, оттого она сильно обрадовалась, когда наш профессор умер. Видать, мечтала получить долю, не женат ведь был профессор и сыновей не имел, а значица, все его состояние родственикам уйти должно было. И планировала она в столицу уехать, разгульный образ жизни вести, а тут слух дошел, что вы наследница-то. Вот и беленится леди. Слова Бетси частично подтвердил и мистер Уоллан: – На момент смерти своего отца профессор Стентон возглавил достаточно бедный род. По меркам драконов – бедный. Если вы обратили внимание, на территории Железной Горы профессор не обладал никакими землями, помимо тех, на коих расположен его дом. Да и дом скорее сравним с жилищами средней руки горожан. Но, правильно распорядившись средствами, профессор не раз их успешно вкладывал, а также сотрудничал с императорским двором и сделал немало открытий, тем самым многократно преумножив свое состояние. И в этой ситуации я полностью солидарен с желанием лорда Стентона сделать своей наследницей вас, мисс Ваерти, потому как… – Он оборвал себя на полуслове и добавил: – Это по справедливости. Ох, знала бы я, чем для меня обернется эта справедливость! И тем больнее осознавать, что вот как раз профессор это точно знал. Он, несомненно, все это знал… Судорожно выдохнув, я подвела итог: – Леди Беллатрикс Арнел, урожденная Стентон, нам не друг. – Абсолютно верное замечание, – поддержал меня профессор Наруа, и маг был явно горд, что на сей раз он был допущен к участию в… пожалуй, в заговоре. – Но в то же время тетя лорда Арнела – нам определенно друг. – А я бы не был так в этом уверен, – тихо произнес мистер Оннер, вглядываясь в свой кинжал, который я ему вернула, едва распечатала письма. – Леди Алисент Арнел уже потеряла трех дочерей и в случае необходимости ради сохранения остальных без зазрения совести подставит мисс Ваерти. Есть такие женщины, которые никогда не пойдут по грязи, но превосходно ходят по головам. – Ваша правда, – задумчиво произнесла миссис Макстон. – Но она рекомендовала нам лорда Гордана, а он весьма достойный молодой человек. – Надеюсь, не слишком достойный, – поделилась своими ожиданиями я. И добавила: – Но мы еще вернемся к моей идее посетить морг позже. Идея определенно не нашла отклика в душе моих домочадцев, но об этом действительно можно было поговорить и позже, сейчас же следовало сосредоточиться на ином. – На кухне для приготовления завтрака, в потайном шкафу, имеются травы от зачатия, – как-то даже буднично сообщил мистер Оннер. И едва все мы на него посмотрели, пояснил: – Их дают дамам рода Арнел. Практически всем, кто не замужем. На регулярной основе. Втайне от девушек… в смысле дракониц. Распоряжение старой леди Арнел, поступившее чуть более четырех лет назад. И снова эта дата – четыре года. О, как бы мне хотелось задать вопрос лично старой леди Арнел, и, боюсь, не только ей. Что ж, последним, на кого мы все выразительно посмотрели, был мистер Илнер. Конюх заговорил не сразу. Для начала он обстоятельно доел рагу, потом вытер губы салфеткой и лишь после этого произнес: – На ночь конюшни запираются. Приказ старой леди Арнел. И этому приказу тоже нескольким более четырех лет. А еще я вам вот что скажу – всех своих домочадцев старая леди из столицы вытащила, как за вожжи потянула. Всех. В этом поместье сейчас весь род Арнелов, а так-то ранее считайте, что один лишь лорд Арнел и жил, а старая леди за ним приглядывала. И я вам так скажу – что-то все эти драконы знали. Что-то они точно знали, неспроста старая леди всех при себе сейчас держит. А еще с магией тут нелады, но в этом, вероятно, мистер Наруа понимает больше меня. Боевой маг нахмурился и сказал: – Нет. Не понимаю. Поясните, если вас это не затруднит. Мистера Илнера это не затруднило, однако он как-то слишком уж мрачно взглянул на профессора и лишь после нам сообщил: – Три боевых мага в поместье. Лошадей после заката разрешено брать только им, да и, собственно, лорду Арнелу, хотя кто ж ему запретит. Так вот конюхи поговаривают, что у боевых этих магов задача одна – с вечера замести снегом все за забором, а поутру проверить, нет ли следов. И нам частично стало ясно, отчего мистер Илнер так поглядывал на профессора. Речь шла о боевых магах. О боевых магах, которых открыто наняли. А для боевых магов даже въезд на территорию империи был запрещен, что уж говорить о найме – став нанимателями, Арнелы подставляли уже себя под удар. Суверенитет суверенитетом, но… подобное являлось непростительным даже для драконов. – Как вам стало известно, что это именно боевые маги? – ровным тоном спросил профессор Наруа. – Призрачные гончие, – просто ответил мистер Илнер. – Они пускают их по следу. Если найдут след. Итак, какие выводы можно сделать из всего этого? – Четыре года назад, еще до первого убийства, старая леди Арнел уже знала, чего ожидать, – произнесла я, постукивая пальцами по вскрытым письмам. – Да, – подтвердил профессор Наруа, – случилось что-то, что должно было иметь определенные последствия, и драконы знали какие. – Кто-то из драконов, – задумчиво вставила я. Миссис Макстон, воспользовавшись моим молчанием, произнесла: – В поместье из семидесяти пяти каминов поутру горели лишь семьдесят два, но уже к вечеру огонь радостно трещал во всех. Вам не кажется это странным? Мы переглянулись. – Ох, миссис Макстон, я уже не знаю даже, что во всем этом мне может показаться нормальным, – с тяжелым вздохом призналась я. – Арест этой горничной императрицы, наглейшей мисс Марион Эбигот? – живо подсказала миссис Макстон. И моя отважная домоправительница с энтузиазмом поведала всем присутствующим о произошедшем. В устах миссис Макстон я совершила невероятный подвиг, вмешалась в самый последний момент и спасла «несчастную, брошенную на съедение ядовитым змеям» бедняжку. Но на самом деле я не была уверена, что спасла Ширли Аккинли, которая была вынуждена сейчас играть роль леди Елизаветы Энсан-Карио. – Что ж, – выслушав повествование, произнес задумчиво мистер Уоллан, – теперь понятно, по какой причине вся прислуга в поместье Арнелов с благоговением произносит имя нашей мисс Ваерти. Я несколько недоуменно взглянула на дворецкого, и мистер Уоллан пояснил: – В случае отравления леди Энсан первый удар обрушился бы на прислугу. Начались бы допросы, проверки, увольнения без рекомендательных писем, а это, учитывая тот факт, что люди привязаны к Вестернадану, означало бы лишение возможности устроиться на достойную работу. Вы спасли очень многих сегодня, мисс Ваерти. Их и их семьи. И прислуге об этом известно – после обеда проходящие мимо меня горничные все, как одна, говорили шепотом: «Храни Господь вашу мисс Ваерти». Наверное, мне нужно было что-то сказать в ответ на это, но я нашла в себе силы лишь грустно улыбнуться. Несомненно, я была весьма рада тому, что удалось предотвратить страшное преступление, но, как и в случае со спасением Арианы Арнел, спасением в последний момент, не ощутила ни триумфа, ни спокойствия, ни удовлетворения. Меня бы в гораздо более значительной степени порадовало отсутствие подобных ситуаций в принципе. – Я вижу, радости вы не испытываете, – заметил профессор Наруа. – Не вижу повода для радости, – тихо ответила я. – А я вижу! – воскликнула Бетси. – Мисс Ваерти, мистер Уоллан говорит чистую правду – вы сегодня очень многих спасли! И я… я больше не чувствую себя виноватой! Это ведь моя идея была на работу к Арнелам пойти. И я, каюсь, уж думала, что понапрасну мы сюда сунулись, а выходит, не зря – цельную жизнь спасли сегодня! Да и горничным подмогли, а то уж как выбиваются из сил, бедняжки, со всей этой императорской сворой… Ой, прощения прошу, свитой. Определенно, никто и не подумал укорить ее за отсутствие уважения, и слово «свора», боюсь, было весьма к месту. – Только вот сколько они еще протянут-то, я уж не знаю. Еще ночь не наступила, а я уж едва ноги передвигаю, – призналась Бетси. – Тяжело это, работать-то так. А как подумаю, сколько же им еще осталось, так страшно делается. – Недолго, – сообщила я. И на меня вопросительно посмотрели все, кроме профессора Наруа. Вот он понял быстро. – Скандал с личной горничной императрицы без последствий не останется. – Маг усмехнулся: – Ловко. Как быстро император со свитой покинет поместье Арнелов? – Полагаю, завтра, – не слишком уверенно ответила я. Уверенности в моих словах не было лишь по одной причине – я не ведала, как быстро приводятся в исполнение смертные приговоры в Вестернадане. А за покушение на леди Энсан госпоже Марион Эбигот грозила именно смертная казнь. Я подозревала, что ее величество поспешит спасти свою верную соратницу, ведь простой служанкой женщина, владеющая магией старой школы, определенно не являлась. И также всем в империи было известно, что драконы скоры на расправу… Уверена, Давернетти даже эти слухи обернет в свою пользу, так что императрица поспешит с отъездом, все силы к этому приложит. Ведь только вне территорий драконов у нее будет шанс вымолить у супруга императорское помилование для отравительницы. Отодвинув тарелку с недоеденным рагу, я придвинула ближе глинтвейн, сделанный для меня профессором Наруа и оказавшийся незаменимым средством в деле восстановления магических сил. Затем достала блокнот, выпрямила спину, воссоздавая ту идеальную осанку, что отличает «воспитанную мисс от дурно воспитанной», и начала писать, попутно делясь своими наблюдениями с моими домочадцами: – Итак. Начнем с главного – герцог Карио. Он, – я оглядела присутствующих, – тоже о чем-то знал. Не просто знал – он к этому готовился. Девушка, что оставила на пороге нашего дома записку с обещанием утопить весь этот город в крови определенно одна из его незаконнорожденных дочерей: или Эмбер Энсан, или Лаура Энсан. И они находятся в Вестернадане как раз четыре года. Они же, я полагаю, и начали все эти ритуальные убийства. Бетси, которая продолжала с аппетитом есть, от шока выронила ложку. – Леди… убийцы? – переспросила потрясенно горничная. – Они не просто леди, – я записывала их имена, ставила примерные даты прибытия, пыталась сопоставить все это хоть как-то, – они два орудия смерти, два клинка, заточенных ненавистью, и они виверны, то есть частично Rufusdraco, частично оборотни. Мистер Оннер слушал меня с тем же мрачным вниманием, как и все здесь, но именно он спросил: