* * * …Обсуждая случившееся, соседи Сатуровых – дама в шляпке и усатый владелец «Калины» – делились подробностями и строили разнообразные теории. По всему выходило, что свихнувшаяся на фоне прерванной беременности Наташка зарезала собственного мужа, а потом еще и с семьей из соседнего района расправилась. – Прикончила всех троих, – уверенно говорил усатый, стоя над раскрытым капотом и вытирая руки промасленной тряпицей. – Одного за другим. А потом сама… – Что, и девочку, дочку их, тоже? – не могла поверить дама в шляпке. – И девчонку тоже она, – кивнул усач. – Нет, не так, – встрял, услышав, о чем речь, молодой парень. Остановился, ослабил поводок, позволив своему псу задрать ногу возле куста. – У меня брат в полиции работает, – пояснил он в ответ на молчаливое недоумение соседей. – Оперативником в той самой группе, которая там была, на месте преступления. Рассказывал, что родителей нашли прямо в спальне… – Да-да, на кровати лежали, – поспешил усач продемонстрировать осведомленность. – Оба с перерезанными шеями, а девочка – между ними. Все семейство… – Да нет же, – мотнул головой парень. – Между ними лишь детскую куклу нашли, с которой девочка играла. А самого ребенка в мусорном баке обнаружили, задушенную. Вот только экспертиза показала, что умерла она гораздо раньше, чем ее родителей убили. Дня на два… – Всем нужно кого-то любить… – Даже нам, даже нам, даже нам… – Ведь истории существуют лишь для того, чтобы их рассказывали… – Для тебя, для тебя, для тебя… – Потому что мы тебя любим, мальчик… – И девочек твоих тоже полюбим… – Ты же знаешь, знаешь, знаешь… – У нас хватит историй на всех… Вэйфэеры – Чертова жара, – пробормотал Владимир Шмелев, шлепая босыми пятками по паркету. Старинный паркет поскрипывал в унисон с многострадальными суставами. – Я же вызвал мастера вчера! – Выходные, – сказала его супруга Диана. Она водрузила на кухонный стол ноутбук и изучала каталог одежды. Рядом стояла тарелка с завтраком для мужа, – придется подождать до понедельника. – Как могли сломаться сразу два кондиционера? – недовольно бурчал Шмелев, доставая из холодильника бутылку с минеральной водой. Он плеснул воду в стакан и добавил кубики льда. Ледышки застучали о зубы. Мужчина перевел дыхание, взъерошил волосы. Цыкнул на кошку, рискнувшую потереться о его щиколотки. – Пошла вон! – Не кричи на Перис, – поморщила жена носик. – Сколько раз повторять, ее зовут Маша! И эта дрянь полночи играла с моими ногами. Шмелев рухнул на стул. Выражение его лица стало еще угрюмей: – Кукурузные хлопья? Ты серьезно? – Здоровый завтрак. Кто-то планировал худеть. Диана окинула взглядом его выдающийся живот. – Бывает ли утро хуже? – Шмелев воздел глаза к потолку, сохранившему часть цветочного орнамента. Будто бы отвечая «бывает», за стеной взревел перфоратор. Шмелев застонал. Пять лет назад ему посчастливилось купить по отличной цене дом девятнадцатого века. В городе подобных домов было шесть, они располагались на уютной вишневой улочке: солидные и величественные. К покупке прилагался просторный двор, беседка, сарай… и совершенно невыносимый сосед. Здание, некогда бывшее летней резиденцией московского помещика, в шестидесятые годы распилили на две отдельные жилплощади с разными адресами. Под лозунгом «всё для народа», улочку заселила партийная номенклатура. Отпрыском этой самой номенклатуры являлся Миша Плаксин, «сожитель», как мрачно шутил Шмелев. У Плаксина был огромный дог, гадящий исключительно на смежной территории, неприятно милые дети и эффектная жена. Шмелев интуитивно презирал чужих красивых жен. А теперь сосед затеял ремонт: в разгар лета, своими силами, точечно и перманентно. – Эти дома, – возмущался Шмелев, – представляют историческую ценность! А он сделает из своей половины смесь хайтека и рококо. Слово «рококо» до слез рассмешило Диану. Впрочем, она была солидарна с мужем: Плаксин нарушал основные правила феншуя. – А где наш сын? – поинтересовался Шмелев, ковыряя ложкой хлопья. Едва он задал вопрос, как на кухню вбежал запыхавшийся Максим. На носу мальчика подпрыгивали, норовя сорваться, солнцезащитные очки в кричаще-красной, «дамской», оправе. Выглядел он в них весьма нелепо. – Где ты это откопал? – ахнула Диана. – Нашел за гаражами, – сказал Максим, припадая к бутылке с водой. Пот стекал по его облупившейся, как фреска, спине. – Чтобы видеть вэйфэеров. – Кого? – переспросила Диана. – Я рассказывал. Они живут в нашем доме. Я назвал их вэйфэерами. А это специальный прибор, чтобы их видеть. – Покажи, – велел Шмелев. Сын нехотя снял очки. На переносице краснел след от моста. Очки были старомодными, с потертыми стеклами и покореженными заушниками. – Вэйфэер, – прочитал Шмелев надпись на дужке. – Это просто название очков, милый, – сказала Диана, – есть капли, есть авиаторы, а есть вэйфэеры. – Пускай, – согласился Максим, – только верни мне их. Я должен знать, где они сидят. Шмелев вспомнил, как в своем нищем перестроечном детстве волок в квартиру любой мусор. Конечно, у него, в отличие от Максима, не было радиоуправляемых вертолетов и прочей дорогущей ерунды. Шмелев бросил очки сыну, и они заняли свое место на носу. Максим побежал к дверям, замер, оглянулся. Скрытые стеклами глаза уставились на вентиляционную решетку под потолком. Мальчик скривил губы и выскочил из дома. После полудня Диана отправилась к подруге, а Шмелев впервые за год поднялся на чердак. Выполненное в виде надстройки недоразвившегося третьего этажа, помещение тянулось метров на десять. Оно было общим для обоих хозяев, но, судя по завалам, использовалось Плаксиными чаще. Лежали здесь и вещи предыдущих жильцов. Ничего ценного. Ничего такого, что Плаксин мог бы продать. Ценнее сейчас была прохлада, царившая на чердаке. Горбясь, чтобы не вписаться в балки, Шмелев бродил по чердаку. – Куда же ты подевался, а? Линза круглого окошка была закопчена, и он обрадовался, что прихватил фонарь. Луч плясал по хламу, предметы лили на стены гротескные тени. Под ноги попадались санки, сдувшиеся мячи, пустая клетка для грызунов. – Ага! – Шмелев расчистил путь и вытащил из груды старья вентилятор. Смахнул с лопастей паутину. – Тебя-то я и искал. Взгляд Шмелева задержался на щели в полу, хорошо различимой из-за проникающего снизу света. В потолке его спальни не было трещин, значит, это сторона Плаксиных. Повинуясь порыву, он встал на колени. Щека коснулась грязного пола. Выпученный глаз заглянул в щель. Втайне он надеялся увидеть супругу Миши, полуголую, какой она изредка снилась ему. Сны его злили. Он не желал признавать, что завидует соседу. Как выяснилось, пыли Шмелев наелся зря: внизу была детская и близнецы Плаксиных, по-турецки сидящие на кровати. Он собирался встать, но кое-что привлекло его внимание. Шмелев прижался к полу теснее: чем это занимаются детишки? Близнецы душили друг друга. Ручки вцепились в напряженные шеи, ангельские личики посинели. От усердия они прикусили языки, и Шмелеву показалось, что в комнате есть кто-то третий, находящийся вне поля зрения. Узкая тень падала на задыхающихся близнецов. Шмелев раскрыл рот и громко чихнул. Тень исчезла. Близнецы повалились на кровать, глотая воздух и кашляя. «А я считал, что у Максима странные развлечения», – нахмурился озадаченный Шмелев.