– Темный Лес – опасное место. Хищникам нужно что-то есть, и беззащитный ребенок в лесу легко станет кормом для волка. – Тогда где же все тела? Где кости? – Природа умеет наводить за собой порядок. Полагаю, животные просто добираются до трупов раньше, чем другие. – А что ты скажешь насчет кровавого бедствия? – А что тут сказать? – Если оно пришло не из леса, тогда откуда? Неужели тебе так сложно поверить в то, что в Темном Лесу может обитать что-то, что хочет получить свое? Что легенды не врут, и погибшие ведьмы так никуда и не ушли, и теперь жаждут… – она провела пальцами по словам, вырезанным в алтаре, узнав эпитафию с надгробия Дэвида Форда: «Кровь за кровь». – Мести. Эзра хотел что-то ответить, но не успел и слова сказать, как он услышали звон ключей и резкий щелчок открываемого замка. Он встретился с ней взглядом, на его лице застыла паника. – В конце библиотеки, за шкафами с медицинскими текстами, есть дверь. За ней увидишь лестницу, ведущую в подвалы. Там пройдешь по коридору и выйдешь через самую дальнюю дверь. Я буду ждать у ворот, – дверь библиотеки с протяжным стоном отворилась. – Ну же, иди! Иммануэль метнулась к двум ближайшим шкафам и едва успела за ними спрятаться, когда в центральный проход одиноко вышел мужчина. – Опять торчишь в библиотеке? Несмотря на хрипотцу, Иммануэль сразу узнала этот голос по субботним и праздничным мессам. Он принадлежал пророку. – Хотел провести небольшое исследование, – сказал Эзра. Пророк кивнул, развернулся и встал у шкафа, находившегося всего в нескольких футах от Иммануэль. Она отступила назад, изо всех сил стараясь не шуметь, ступая по камням. Пророк остановился – теперь их разделяло не более нескольких книг. На таком близком расстоянии Иммануэль не сомневалась в том, что видит плохо скрытую неприязнь в глазах пророка, когда тот смотрел на Эзру. Его верхняя губа слегка кривилась, когда он говорил. – Исследование чего? Эзра скосил глаза на Иммануэль. «Иди», – казалось, говорил его взгляд. Но она в полуприсяде застыла за шкафом в страхе, что пророк заметит ее, если она сдвинется хотя бы на дюйм. Эзра снова перевел взгляд на отца, выражение его лица было непроницаемым. – Матушка опять… подхватила эти зловредные синяки. Я искал способ облегчить ее боль, но начинаю думать, что в этих стенах не найду лекарства. Пророк дрогнул от этой скрытой угрозы, теряя на миг самообладание. Но он быстро взял себя в руки, выхватил с ближайшей полки толстую книгу без названия и принялся не спеша листать ее страницы. – Если твоей матери нездоровится, пусть позовет лекаря. У меня на тебя другие планы. Эзра застыл как изваяние, как будто боялся, что может пожалеть о своих следующих словах. Когда он все-таки ответил, голос его звучал напряженно. – Что от меня требуется? Пророк повернулся поставить книгу обратно на полку, и Иммануэль юркнула в соседний проход, чтобы не попасться ему на глаза. Там она и нашла дверь. Дверь была совсем маленькая, на добрых полфута ниже Иммануэль, будто проделанная для ребенка. Она уже потянулась к ручке, когда услышала, как пророк сказал: – Мне нужны данные по переписи всех женщин Вефиля. По спине Иммануэль пробежал холодок. Второпях она выскользнула за дверь и стала закрывать ее за собой. Скрип петель эхом разнесся по библиотеке. – Ты это слышал? – голос пророка был резок. Иммануэль застыла, не выпуская из руки щеколду. Она выглянула в щель между дверью и косяком. Она понимала, что нужно срочно уходить, как велел ей Эзра, но не могла оторвать глаз от разворачивающейся перед ней сцены. Пророк сухо кашлянул в сгиб локтя. Когда он снова заговорил, от его голоса остался лишь слабый хрип. – Готов поклясться, я что-то слышал. Эзра оттолкнулся от алтаря и зашагал по центральному проходу. – Скорее всего, просто камни усаживаются. Обитель стоит на старых костях. – Это верно. Голос пророка эхом прокатился по проходу, где всего пару минут назад пряталась Иммануэль. Она была готова поклясться, что он слегка прихрамывал, но, возможно, это ей только примерещилось из-за неудачного угла обзора. Она затаила дыхание, когда пророк подошел еще ближе, и втянула голову в плечи, все еще стоя за дверью и зная, что нужно уходить. Но она хотела услышать о переписи вефильских женщин. Чего хотел от них Пророк? Вдруг он увидел что-то в своем видении или подозревал, что в бедствии виновен кто-то из них? Что, если он подозревал ее? Тяжелая поступь пророка слышалась уже всего в нескольких шагах от двери. – Отец, перепись, – окликнул Эзра, отвлекая его внимание на себя. – Это не меньше восьми или девяти тысяч женщин, если тебе нужны данные обо всех вефилянках. – Пожалуй, и того больше, – пророк, к облегчению Иммануэль, прошел мимо двери. Она рискнула еще раз выглянуть в щель. – Сделай выборку из общих данных и отправь записи в мои комнаты. Чтобы к концу недели все сводки лежали у меня на столе. Если понадобится, обратись за помощью к писцам. И меня не волнует, если им придется работать всю ночь, чтобы уложиться в срок. Мне нужен результат. Я понятно выразился? Эзра кивком поклонился. – Это все, что от меня требуется? Пророк обдумывал вопрос, глядя на Эзру с чем-то близким к отвращению. Все хорошо знали, что пророк отнюдь не всегда благоволил своему избранному сыну. Иммануэль подумала, что, наверное, никому бы не понравилось смотреть в лицо собственной гибели. В Священном Писании было полно историй о пророках, которые пытались убить своих преемников, чтобы продлить собственную жизнь и царство. И напротив, некоторые преемники покушались на своих предшественников, чтобы ускорить свой приход к власти. И сейчас, наблюдая за пророком и Эзрой, Иммануэль вспоминала те ужасные истории: о коварстве сыновей и отцов, учителей и учеников, о схизмах, угрожавших расколоть церковь на части. Зловещее напряжение между ними двумя можно было резать ножом. Эзра и пророк казались скорее врагами, нежели родней. Жизнь одного – гибель другого. Иммануэль невольно подумала, насколько ужасно, должно быть, находиться в таком положении, независимо от того, предначертано ли оно Отцом. – И вот еще что. Пророк подошел к сыну и встал перед ним. Он вынул что-то из заднего кармана брюк. Прищурившись, Иммануэль поняла, что это был кинжал. Кинжал Эзры. Цепочка была порвана, застежка сильно погнута, как будто кинжал сорвали у Эзры с шеи силой – и Иммануэль вдруг сообразила, что так и произошло. Ведь это был тот самый клинок, в который вцепилась Джудит в пылу ссоры с Эзрой в ночь, когда Лия приняла печать. Пророк протянул клинок, и тот повис между ним и его сыном и, мерно покачиваясь взад-вперед, ловил солнечный свет. – Я нашел это в покоях Джудит. Объясни мне, как кинжал оказался у нее? Каким-то чудом Эзра не растерялся. – Я потерял его в тот день, когда Лия получила печать. – Ты потерял свой кинжал? – Я отвлекся. – На мою жену? – Нет, – ответил Эзра, и Иммануэль поразилась тому, насколько ложь в его устах звучала похожей на правду. – Не на Джудит. На кое-что… кое-кого другого. Когда я вернулся к месту, где, как мне казалось, я обронил кинжал, того уже не было. Видимо, его подобрала Джудит. Уверен, что она намеревалась вернуть его мне. – Но он лежал у нее под подушками, – тихо прохрипел пророк. – С какой стати моей жене хранить священный кинжал моего сына под подушками, на которых она спит ночью? Сейчас Иммануэль больше всего на свете хотелось бежать что есть силы подальше от Обители, но она не могла заставить себя пошевелиться, ее ноги оставались прикованы к полу. Пророк схватил Эзру за запястье и вложил кинжал прямо ему в ладонь, вынуждая Эзру обхватить лезвие голыми руками. Его отец помолчал, положив ладонь поверх руки сына, и заглянул ему прямо в глаза. Затем он стиснул ее, так внезапно и сильно, что хрустнули костяшки пальцев. Затаив дыхание, Иммануэль с ужасом наблюдала, как кровь сочится у Эзры между пальцами. У него заходили желваки, но сам он не дрогнул и не отвел взгляда от отца, даже когда кровь потекла уже по его запястью, и лезвие глубже впилось под кожу. – Все, что делается под покровом темноты, становится явным при свете дня, – пророк наклонился ближе к сыну. – Я думал, что воспитал тебя правильно, и ты сам это понимаешь. Возможно, я ошибался. – Ты не ошибался, – Эзра не изменился в лице, но в его взгляде читалось что-то холодное и вызывающее, словно это за его отцом, а не за ним, водились незамоленные грехи. Пророк резко отпустил Эзру. Он казался удивленным и почти с отвращением смотрел на все, что натворил: на кинжал и свои собственные руки, испачканные кровью сына. – Отцово милосердие одно, – проговорил он, попытавшись взять себя в руки. – Но мое – иное. Постарайся не забывать об этом. С этими словами пророк развернулся и пошел прочь, но Эзра так и не выпустил кинжала. Иммануэль даже показалось, что он стиснул его еще крепче, и она ахнула, когда свежая дорожка крови заструилась по его запястью. Он молча наблюдал за отцом, пока тот шел к дверям библиотеки. Кровь уже окропила камни у Эзры под ногами, а он так и продолжал сжимать в руке лезвие кинжала. И только после того, как его отец покинул библиотеку, он негромко ответил: – Я не забуду, отец. Глава 13 Я пыталась полюбить его и забыть о тебе. Но не так-то просто отказаться от дома, а ведь именно его я обрела рядом с тобой.