– А ты курила в десятом классе? – Да. Первую и вторую. Кстати, где Олег? Вечно ты его прячешь. – А что, если я тебе скажу, что ты видела Олега? – Когда? – Сегодня. Я запнулась, пытаясь сообразить, к чему она ведет. – То есть как это? – Что, если Олег решил изменить себя. Что, если после этого ему пришлось взять другое имя. Я закашлялась, поперхнувшись дымом. – Диана, говори яснее. А то мне всякая дичь в голову лезет. – Правильная дичь тебе в голову лезет, – резкий голос Дианы гнал вон все прочие мои предположения. – Но… – я взвизгнула, роняя сигарету, и закрыла рот ладонью. Диана прикурила другую и передала ее мне. – Сабринка была маленькая, когда он решился признаться мне, что всегда мечтал быть женщиной. До этого его останавливало только то, что после операции он не сможет иметь детей. Меня он, конечно, любит, но… но никак не может быть счастлив, пока не изрежет в лоскуты свои причиндалы. – Какой ужас. – Я была в шоке. В прострации. Да в коме почти. – Ты пыталась его отговорить? – Сотню раз. А он только твердил, что после у нас ничего не изменится, – Диана истерически рассмеялась. – Что значит, не изменится? Я обычная женщина. С обычными потребностями. Я не хочу спать с транссексуалом! Но, знаешь… это сложно. Когда любимый человек говорит, что несчастлив в своем теле, что-то мешает тебе настоять: «Оставь все как есть». Ни до чего мы не договорились. И он поехал в Таиланд. Бизнес же, денег куры не клюют, все себе можешь купить, включая вагину. Вернулся накрашенный и в платьице. Чтобы я быстрее привыкла к его метаморфозе. Я ударилась в истерику еще до того, как он снял трусы. А потом еще гормонотерапия, его перепады настроения, мой гнев, мое отвращение… Мы прошли через ад. Иногда мне казалось, что я его ненавижу. Или ее. Или обоих, – Диана выбросила окурок (он пролетел, оставляя яркий шлейф, как падающая звезда) и сразу зажгла следующую сигарету. – Дело не в транссексуальности. Пусть взрослые люди делают с собой что хотят. Но его решение затронуло напрямую нашу семью, меня. Он перестал быть тем человеком, которого я выбрала для себя, чтобы прожить с ним всю свою жизнь. Моя дочь стала безотцовщиной при живом отце. От того, что она говорила, мне хотелось плакать. Диана всегда была для меня апологетом здравого смысла. Человек, который не ошибается. Человек, который выходит с поднятой головой из самых сомнительных ситуаций. Человек, с которым не случаются курьезы. А сейчас я поняла, что она так же уязвима, как все мы. – Я бросила его. Потом вернулась. Потом снова ушла. Я встречалась с другими мужчинами и чувствовала такую пустоту, как будто потеряла любовь всей моей жизни. Конечно, ни о каких сексуальных отношениях с Олегом-Ольгой и речи не шло. Но дружба, привязанность оставались, каким-то чудом выжив во всем этом кошмаре, и каждый раз мы снова соединялись. Теперь я оставила все попытки пойти налево. Это не приносит удовлетворения. Не думай, что я несчастлива с Ольгой, нет, порой даже наоборот. Но я до сих пор не могу сказать, что у нас за отношения, – Диана рассмеялась. – И поделиться с кем-то стыдно. Только вот тебе призналась, да Але, хотя она вот-вот догадалась бы сама. Оно и к лучшему. Я устала от этой тайны. – А что с дочерью? – К счастью, или к несчастью, она не помнит его… прежним. Однажды мне придется ей сказать. Но не прямо сейчас, пусть подрастет. Мне еще предстоит придумать, как это сделать. Я кивнула, хотя в темноте Диана разве что могла разглядеть, как качнулся огонек сигареты. – Наверное, я должна была отказаться от него и начать новую жизнь. Как бы было легко поступать правильно, будь мы просто призрачным воплощением чистого разума. Но у нас есть тело, желания, эмоции, и потому наша логика всегда нарушается помехами чувств. Видишь, – Диана чиркнула зажигалкой, и на секунду я увидела во вспышке света ее азиатское лицо – ироничное, с кривоватой ухмылкой, – мы все дураки. Я крепко обняла ее. Вечером, даже уже ночью, Ольга отвезла меня до дома бабы Фени. В дороге мы не разговаривали. На следующий день я купила бритву и привела ноги в порядок. И однажды, когда я вышла на дорогу, как обычно собираясь в Мирный, я поняла, что пора. Я вернулась в дом, чтобы собрать свои вещи и попрощаться с бабой Феней. – Иди с богом, – сказала она. – Я тебе клетку дам, удобную. Только укутай ее хорошенько и грелку внутрь положи, а то как бы не замерз кроль по дороге. – Так вам известно, что он в моей комнате живет? – Да мне известно даже когда мой козел бзднет. Я рассмеялась, уже привычная к ее грубостям, и расцеловала бабу Феню в обе щеки. – Выразить не могу, как я вам благодарна. – Еще бы – вы же глупые все, только за компьютером сидеть и умеете. Настоящей жизни вас учить нужно. И мне, как человеку, который слишком долго просидел за компьютером, страдая ерундой, даже возразить было нечего. Я дошла до Мирного пешком, расстегнув шубу, которая была уже откровенно не по сезону, и встала на остановку, ожидая автобуса. Через пятнадцать минут подъехал автобус, раскрыл двери, выпуская пассажиров, чтобы потом развернуться и отправиться по маршруту обратным путем, и я увидела… Эрика! От радости мы завизжали на весь Мирный! – А я ехала к тебе! – А я тебя опередил! – У кого там мысли сходятся? – У очень умных людей. Например, у Бойля и Мариотта30. У Джоуля и Ленца31. – Вот бы было нелепо, если бы мы разминулись… ты бы оказался здесь, я там… – Нам повезло, что мы встретились. – Да, нам повезло, – подтвердила я, улыбаясь. Я смотрела на него, и у меня было такое ощущение, что я знаю его всю жизнь. Что мы росли вместе, играя в одном дворе. Как что-то когда-то могло не устраивать меня в нем, в его прекрасных синих, как летнее море, глазах, в его чудесных золотистых волосах и стройном теле? – Ты стала такой красивой. – Потому что я похудела? – Нет, потому что выглядишь уверенной в себе. – У меня лицо обветрилось. – Это тебя не портит. Послушай, я сразу хотел объясниться насчет Жанны… Когда ты пропала, я начал что-то подозревать, но она отмалчивалась, как нацистская шпионка… пока не поняла, что ей ничего не светит, после чего все о тебе высказала, что спрашивал и не спрашивал. В тот день, когда ты заходила, меня даже дома не было. У Игоря разболелся зуб и мы поехали к врачу. – А почему она была голая? – Потому что она чертова нудистка, которая оголяется при первом удобном случае! Вот так у нас сын и появился… незапланированно. Но в этот раз она меня совсем не прельщала, уж будь уверена, – быстро добавил Эрик. – Я уверена. Какая-то заурядная модель мирового уровня не сравнится со мной. У меня бездна щенячьего обаяния. Эрик рассмеялся, но его глаза смотрели серьезно. – Эй, погоди-ка, ты так и не ответил на то мое SMS! Которое я отправила в ночь побега. – Какое SMS? – Ты не получал? Можно было догадаться. Наверняка, пошерстила в твоем телефоне. Вот же мерзавка… – Она уехала, а если вернется, я ее даже на порог не пущу. С сыном она общаться не намерена, что она мне прямо высказала, поэтому забудем о ней. Надеюсь, ты достаточно подумала. Потому что последние полтора месяца были самими тягостными в моей жизни. Не считая того ада, который ты мне устроила до этого. – Более чем. – Соня… я уезжаю. В Санкт-Петербург. Отличная команда собралась делать отличную игру, и я с ними. Это будет успешный проект, мы прогремим, я уверен. Но… Я выжидающе смотрела на него. – Но я не Роланд. Я работаю в нестабильной сфере, и Питер будет не первым и не последним городом, куда нам придется переехать. Мы будем жить на съемных квартирах, и отнюдь не в шести комнатах. Стабильность и роскошь явно не то, что я смогу тебе обеспечить. Во всяком случае, в ближайшие годы. Но я всегда буду заботиться о тебе, и со мной будет весело. Так ты согласна отправиться в Питер вместе? Прежняя Соня никогда бы не согласилась на такую авантюру. Она бы подумала, что если ее бросят в далеком Питере, это будет куда хуже, чем быть брошенной в родном городе. Или что мама никогда не даст согласия на этот союз. Или что на новом месте она не сможет найти приличную работу. Или как она будет выглядеть в сорок, когда Эрику будет тридцать два. Новая Соня повисла у Эрика на шее и заорала: – Да! Эрик рассмеялся, зарываясь носом в мои волосы. – Только нам придется взять с собой Сократа. Вот он, в клетке. И еще некоторые мои вещи. И… – я вспомнила о книгах и погрустнела. – Мама вряд ли согласится приютить груду моих любовных романов у себя. Что ж, я в любом случае должна с ними расстаться. – Почему? Я поковыряла носком сапога рыхлый тающий снег. – Может быть, эта литература вредна? Тебе не кажется, что подобные истории насаждают читательницам разрушительные стереотипы? Героиня безумно красива. Герой совершенно неотразим. Реальным людям с ними не сравниться. К тому же героиня вечно страдает, до тех пор, пока какой-нибудь герцог ее не осчастливит, и это все наводит на мысль, что женщина без мужчины только на то и способна, что плакать да хныкать. – Послушай, это просто вымысел, сказки. Если какая-нибудь дамочка примет роман за инструкцию к действию и начнет бегать через шоссе в надежде, что ее собьет карета с лордом внутри, не думаешь ли ты, что с ней изначально что-то было не в порядке? Мы живем в мире, пронизанном информацией. Мы должны воспринимать ее критично, отделять зерна от плевел. И тогда твои романы – просто истории о том, что каждая женщина однажды найдет свою любовь. – Звучит оптимистично.