– Куда ты? – крикнула она мне за дверь. – В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов! – Нет у тебя никакой тетки! Кто знает. С моей матерью нельзя быть уверенной… Пожалуй, насчет Саратова я немного погорячилась. Денег с собой у меня наскребалось только на билет в один конец. Мне, конечно, хотелось сбежать ото всех, но не настолько же радикально. Поэтому, подумав, я решила направиться в деревню с прилипчивым названием Репьевка, где раньше жила моя бабушка. Далеко не Саратов, зато та еще глушь. У бабушки остался там дом. Когда она уже переехала в город, мы иногда ездили в деревню, но последний раз это было лет пятнадцать назад. Наверное, дом обветшал, но вряд ли настолько, что в нем невозможно жить. А ключ? Ладно, пролезу в окно, что уж мне теперь. Прямой автобус до Репьевки не шел. «Лет пять назад отменили, – объяснила кассирша на автовокзале. – Непопулярный рейс». Пришлось брать билет до Мирного, откуда вроде как можно добраться маршруткой. Ближайший автобус в пять тридцать утра, эх. Возвращаться домой не хотелось. Мать начнет названивать, а Эрик… придушу, если увижу. Или сяду перед ним и начну рыдать, что еще хуже. Нет, так нельзя. Я не могу просто взять и уехать, без смены белья, без зубной щетки, без зарядника для телефона, наконец, и все потому, что боюсь столкнуться с изменником, живущим по соседству! Я объяснила себе, что это трусливо и вообще неправильно, после чего села на жесткое сиденье и поняла, что до приезда автобуса с места не сдвинусь. Несколько подозрительных граждан тоже устраивались на ночлег, но были изгнаны полицейским. Он покосился на меня, но я была женщина и трезвая, и меня оставили в покое. Я надеялась, что мне удастся уснуть, но сна не было ни в одном глазу. Таким образом, самый ужасный день в моей жизни продолжился. Я прогоняла мысли об Эрике, но они настойчиво стучались в мою голову. На фоне возвращения его женушки даже история с фальшивым отцом не казалась такой шокирующей. Как он мог! Уверял, что она не интересует его, но стоило ей поманить пальчиком, и… хотя, конечно, она мать его ребенка. Я категорично решила не плакать, но в горле ощущалась предательская соль. В сердцах я отправила Эрику эсэмэску: «Я бросила Ярослава. И тебя тоже. Не звони мне», сказала себе, что ответ мне безразличен и выключила телефон. Потом включила и начала ждать. Но ответа не было. Он молчал! Я отвергла ради него Ярослава, порвав все струны в моем сердце, а он тем временем слинял втихую к другой бабе! Я снова выключила и включила телефон – вдруг завис? Но ответа не было. Да чтоб твой Роботрон сломался! К двум ночи меня охватил гнев. Я была так зла, что мне не сиделось на месте. Я вышла наружу и начала ходить по платформе. Мое лицо замерзло и пальцы сводило от холода, но я продолжала метаться, как тигр в клетке. Мобильник пищит! Замирая в тревожном ожидании, я нажала на кнопку… «Друзья всегда рядом, с Вашим мобильным оператором!» – бросилось на меня сообщение, и с диким животным вскриком я зашвырнула телефон в темноту. Он ухнул мимо платформы и беззвучно провалился в снег. И я вдруг поняла, что осталась совсем одна. Нити порваны. У моего любимого новая старая жена. Деструктор, наверное, безумно счастлив, ведь его мамочка вернулась. Они будут счастливы без меня. Я буду несчастна без них. Словно сюжет страшного сна, но это произошло со мной в действительности. Просто в голове не укладывалось. Как я буду без Эрика? Без его улыбки? Заботы? Любви? В пять тридцать, опухшая от слез, я села на автобус. За окном висело темное марево, начавшее светлеть только к концу трехчасовой поездки. В Мирном я расспросила сонных прохожих и услышала, что ходит до Репьевки какая-то маршрутка, но редко, а посему, чтобы не тратить зря время, мне лучше отправиться пешком. Всего-то два часа спокойным шагом – и я на месте. Легко сказать. Решив, что хуже мне уже не будет, я устремилась в путь. На середине дороги повалил мокрый снег, но и без того я уже поняла, что была не права. Сонная и голодная, я быстро растратила силы. Можно предположить, что, доковыляв до деревни, я нашла бабушкин дом и все стало хорошо, но когда мне так везло? В деревне, стеная и охая добравшись до конца улицы, где, как я смутно помнила, находился бабушкин дом, я обнаружила, что никакого дома уже нет. Просто ровный слой снега на месте, где он стоял раньше. Я понадеялась, что что-то перепутала. Но вот береза, знакомая с детства. А вон остатки бабушкиного сарая. Осознав свое положение, я села в сугроб и зарыдала. – Что ты, милая, плачешь? – услышала я вдруг и, подняв глаза, увидела старушку с ведерком. Хоть и говорят, что женщина с пустым ведром не к добру, но эта на вид была чисто престарелый ангелочек. Сквозь увеличивающие стекла очков ее глаза казались огромными, как у совы. – Я из города приехала… пожить… в доме б-бабушки… а его здесь нет! – Конечно, нету. Их же пять домов сгорело лет десять тому назад. Остальные отстроились. Кто в город не уехал, конечно. – Я не могу уехать в город! – страдальчески вскричала я. Мое отчаянье многократно усугублялось тем фактом, что перед этим мне придется прошагать весь путь обратно до Мирного. Бабушка задумалась, теребя платочек. – А знаешь что, доченька, – вкрадчиво начала она. – Живу я одна. Думаю иногда: кто бы помог мне – тарелочку помыть, платочек погладить. Как бы было хорошо. Жили бы душа в душу. Я удивленно раскрыла на нее глаза. – Вы позволите мне пожить у вас? – Немного помощи – все, что мне нужно. Баба Феня меня зовут. – Соня. Пораженная своим везением, я побрела за ней. Жила баба Феня неплохо – двухэтажный дом с пристройками, гараж, где ее внуки ставили машины, навещая ее, большой сад. – Попьем чаю с печеньками… – О, вы так добры, – меня буквально трясло от благодарности. Я снова была готова залиться слезами, но теперь слезами счастья. – Вешай свою шубку сюда… Что ты, без вещей? Сбежала, что ли? Несчастье какое случилось? Пока я размышляла, стоит ли пересказывать ей события, в которых низкий уровень морали продемонстрировали я, Ярослав, Эрик, моя мама и наверняка кто-то еще, старушка уже отвлеклась: – Пойдем, мое хозяйство посмотришь. «Вот оно, русское радушие, которым так славятся наши люди», – подумала я, следуя за ней. – Вот здесь у меня свинки живут. Немного свинок. Десять голов всего. Я посмотрела на свиней. Свиньи на меня. По мне так их было чересчур много. – Вот здесь мои курочки. Курицы апатично клевали пшено с дощатого пола курятника. Оглядывая свой гарем, важно расхаживал петух. – Ты с ним осторожнее, – предупредила баба Феня. – А то глаз выклюет. – Прямо выклюет? – встревожилась я. – Или нос оттяпает. Все это настораживало, но я понадеялась, что я не часто буду контактировать с курами. Вот платочки погладить – это сколько угодно. Или тарелочку помыть. С этим я справлюсь. – А вот кролики. – Кролики! Кролики были милые, кролики мне понравились. Они так забавно возились в своих пахнущих сеном клетках. Но здесь начались настораживающие моменты. Для начала баба Феня ухватила черно-белого за уши и вытащила его из клетки с нестарушечьей силой. – Смотри, какой жирный кроль. Потушим его скоро. – Вы их едите? – я в ужасе уставилась на нее. – Не в шашки же с ними играть. Я перевела взгляд на кроликов. Они были такие пушистенькие, ушастенькие, играли друг с другом. Как можно видеть их каждый день, а потом сожрать и не подавиться? Кошмар какой-то. Я бы не смогла съесть животное, которое до этого погладила. Я бы захлебнулась слезами прежде, чем проглотила хоть кусочек. – Вот сучка, погрызла-таки еще одного! Всех сожрала, тварь прожорливая! Последний остался! – Кого сожрала? – ужаснулась я. – Крольчат, конечно! – КРОЛЬЧИХИ ПОЖИРАЮТ КОЛЬЧАТ?! – я в ужасе закрыла рот ладонью. – Еще как жрут, только за ушами трещит! – баба Феня извлекла из клетки пушистый трупик убиенного крольчонка и небрежно бросила его в мешок с мусором. Я посмотрела на единственного уцелевшего малыша. Он был беленький, с одним серым пятнышком на спинке. Какой чудесный розовый носик. Неужели все его братишки и сестренки погибли? Я перевела взгляд на крольчиху. Она была черная и выглядела… сытой. Меня передернуло от отвращения. Крольчиха вдруг подпрыгнула, грузно опускаясь возле крольчонка. Крольчонок шустро отскочил от нее. – Скачи-скачи, пока жив, – хладнокровно посоветовала баба Феня. – Надо что-то делать! – воскликнула я. – Мы не можем оставить его с этой… каннибалкой! Надо отдать его другой крольчихе, нормальной! – Да если его родная мать сожрать пытается, чужая вернее съест. Запах выдаст, что не свой, – резонно возразила баба Феня. Подавленная ужасами из жизни кроликов, я проследовала в коровник. Коровы мне не понравились. Они были большие, не очень чистые, и смотрели на меня без всякого выражения. А вот нежный, большеглазый теленок был крайне мил. Баба Феня сказала, что родился он совсем недавно, но уже стоял на своих хрупких тонких ножках. – Вы его есть не собираетесь? – на всякий случай уточнила я. – Это телка. Посмотрю еще, как молоко будет давать. Бедная малышка. Жестокая эксплуатация. Но нам не лучше в наших офисах. – Можно я ее поглажу? Корова не рассердится? – Погладь, погладь. Я коснулась шелковистого носа, и телочка испуганно отпрянула. – Не бойся, маленькая, я тебя не обижу. – А теперь с другой стороны потри, – предложила баба Феня. – Что? – Молозива перепила, пожадничала, теперь понос у нее, – баба Феня протянула мне щетку и ведерко с водой. – Вся задница в дерьме. Что, не чуешь? На фоне благоухающего навозом коровника учуять чьи-то проблемы с кишечником было проблематично. Я покорно взяла щетку и ведерко, но после-таки впала в истерику: – Как ее мыть? Я… я не могу! Послушайте, у меня даже собственных детей нет! Я не знаю, как это делать!