Мы вышли из маршрутки и направились к скверу Мичурина. – Перемотаем несколько десятков лет, к двум Стивам – Джобсу и Возняку. Слышала о них? – Джобс – это который iPhone? – Вроде того. Их первый офис располагался в гараже родителей Джобса. Пока угрюмый интровертированный Возняк возился с микросхемами, общительный Джобс продвигал их первое детище Apple I. Но магазины не хотели его брать. Почему? Потому что и представить не могли, что люди захотят иметь компьютер у себя дома! – Apple – это же «яблоко» по-английски? Почему они дали своей компании такое имя? – Потому что Джобс очень любил яблоки. И потому что другое название не смогли придумать. У юных яблочников был большой провал на их первой компьютерной выставке. – А что случилось? – я живо интересовалась чужими провалами, которые бодрили меня уже тем, что не являлись моими собственными. – Чего не случилось – общественного внимания. Они стояли скромненько в углу, а народ шел мимо. Джобс провел работу над ошибками на Компьютерной Выставке Западного Побережья 77-го года. За бешеные деньги было приобретено место в центре зала, а стенд украсили бархатом и подсвеченным логотипом Apple. Джобс понял, что видимость успеха предвещает успех, а люди любят глазами, и поэтому стиль решает все. Так оно и получилось – когда в октябре умер Джобс, это была всенародная утрата. А смерти Денниса Ритчи, создателя языка С и ключевого разработчика UNIX, всего три дня спустя, никто не заметил. Кстати, ты знала, что Джобс был приемным ребенком? Биологические родители отказались от него после рождения. – Наверное, они пожалели о своем решении, когда он стал богатеем. – Так и было. – Я знаю Билла Гейтса. Что скажешь о нем? Мы спускались к набережной. – Человек с мозгом акулы. В детстве Билли увлекался книгами о великих полководцах, вроде Наполеона, да и сам был очень не прочь захватить мир. Учился в Гарварде, откуда его выперли за неуспеваемость – но много лет спустя, когда созданная Гейтсом компания Microsoft действительно начала довлеть над миром, торжественно вручили диплом – Гарвард тоже умел работать над ошибками. На старости лет Гейтс погрузился в благотворительность, пытаясь забыть, как колосс Microsoft давил маленькие компании на пути к успеху. Среди прочего под ногу подвернулась компания Netscape, и этот камешек оказался потверже. В компьютерную историю это вошло как Война Браузеров. Видишь ли, эти малявки осмелились выпустить свой браузер, и это было в те времена, когда Microsoft думали, что маленьким людишкам нечего делать в World Wide Web. Внезапно они обнаружили, что их обошли, и очень обиделись. – Они разозлились? – Страшно. Гейтс натаскивал своих подчиненных, как доберманов. Пятиминутки ненависти, «Internet Explorer в каждый будильник!» и все такое. Маленькие и гордые, Netscape сражались как могли, отчего это все напоминало сражение коренного индейского населения с американскими захватчиками. В итоге враги встретились, и чуваки из Microsoft сказали: «Вот вам доллар, и валите из нашего бизнеса, пока есть на чем уйти». – Но Netscape не сдались? – Конечно, сдались. Простые парни, что могли они сделать? Но при этом еще и настучали на Microsoft в антимонопольный надзор. Для компании начались тяжелые времена. Билл ходил в суд так часто, как в туалет. Его детище даже собирались раздробить на несколько кусков помельче. Говорят, когда он обсуждал это на совещании Microsoft, он плакал. Представляешь? Это как если бы слезы текли из гранита. – Напоминает историю Икара. – Именно. Справа от нас несла свои холодные воды Волга, а Эрик продолжал рассказывать. Он знал тысячи историй – забавных или немного с горчинкой. Он рассказал про компанию Atari, разрабатывающую игры и не желающую взрослеть – они хотели, чтобы их сотрудникам было весело! Расскажите это «Синерджи»! О возвышении и крахе школьника из Нижнего Тагила, который создал принципиально новую операционную систему Bolgenos, впоследствии оказавшуюся дистрибутивом Ubuntu с измененным заголовком – он заменил одну строчку среди миллионов строк кода и попал на ТВ! Летел вниз он также с размахом… Меня рассмешила история языка программирования BrainFuck, созданного специально для того, чтобы отлюбить людям мозги – на нем практически невозможно программировать! Эрик был так увлечен, у него горели глаза. И я вдруг поняла его – то, что я видела как заурядную железную коробку, для него было наполнено личностями, событиями, курьезами, трагедиями, недоразумениями и победами. Включая компьютер, он как будто слышал тысячи голосов со всего мира. Кошка, метнувшаяся через дорогу, вывела меня из транса, и я осознала, что совсем стемнело. – Как поздно… – Ты хочешь домой? Я задумалась. – Нет, хочу погулять с тобой еще. Вот уж не ожидала, что тебе удастся меня заинтересовать. Только есть очень хочется. – Двадцать минут потерпишь? Я едва успела кивнуть, а он уже тащил меня куда-то, отпустив мою руку только чтобы на пять минут забежать в магазин. Мы зашли в одну из многоэтажек неподалеку от набережной, поднялись на лифте на последний, восемнадцатый этаж, и затем по лестнице еще выше, к люку на крышу. Там висел замок, но Эрик извлек из кармана ключ. – Ты когда-нибудь ужинала на крыше? – Никогда, – я поднялась за ним, нервно кутаясь в куртку. Крыша оказалась широкой и ровной, как вертолетная площадка, только антенны торчали, словно лысые елки. По высокому открытому пространству гулял ветер, и я застегнула молнию до самого подбородка. Мы так высоко забрались, что мне даже стало страшновато. – Тут есть стол и стулья. В этом доме живет один мой приятель, он любит проводить здесь вечера. Это он дал мне ключ. Тебе холодно? Наденешь мою куртку? – Спасибо, нет. Эрик достал из своего рюкзака скатерть и постелил на стол. Скатерть была белая, с розами. – Схватил в магазине не глядя, – как бы оправдываясь, объяснил он и тщательно протер салфеткой мой стул. Затем настал черед свечей – розовых, в тон скатерти, которые нежно запахли цветами, когда мы зажгли их и поставили в отыскавшиеся на крыше банки – чтобы ветер не задувал. – И свечи взял, какие под руку попались, – смущенно пояснил Эрик. – Лучше, чем сидеть в полной темноте. Мы уселись напротив друг друга, скованные неловкостью. Странно. Мы столько раз ужинали вместе. Почти каждый вечер. – Я так понимаю, Билл Гейтс не твой герой, – начала я, чтобы снять напряжение. – А кто тебе по-настоящему нравится? – Ты, – Эрик пристально смотрел на меня. – Я серьезно, – уточнила я почти с досадой. – Линус Торвальдс. В компьютерном мире его можно назвать коммунистом. Или террористом. Он создал бесплатную операционную систему Linux, открытую для пользователей, предоставив каждому желающему возможность что-то в ней улучшить. Когда Гейтс вожделел послушного стада, согласного выкупать каждый продукт Microsoft, Линус рассчитывал на творцов. В итоге Linux достроили всем миром. И продолжают развивать. Эмблемой Linux стал пингвин – в честь настоящего пингвина, увиденного в зоопарке. Пингвин клюнул Линуса в руку, но все равно ему понравился. Я улыбнулась. – Это очень мило. – Гейтс и Джобс когда-то были простые парни, которые выросли в монстров, а их гаражи превратились в гигантские корпорации. То, что начиналось как творчество, стало бизнесом. Когда китайские рабочие бастуют на заводах Apple, потому что работают в отвратительных условиях, а зарплаты едва хватает на жизнь, Джобс за это ответственен. Когда Microsoft преследует нищего сельского учителя информатики, на компьютерах в классе которого оказалась установлена нелицензионная Винда, вытрясая из него непосильную сумму денег, Гейтс за это ответственен. Торвальдсу удалось избежать всей этой грязи. – Ты с таким гневом говоришь о крупных компаниях. – Я ненавижу корпорации. Царства, населенные великанами и лилипутами – не желаю относиться ни к тем, ни к другим, – мобильник Эрика зазвонил. – Это курьер. Я заказал еду, пока стоял в очереди в магазине. Он отошел и вернулся с пакетами. Внутри были роллы, горячий рис с морепродуктами и мисо-суп в пластиковых тарелочках. Мой рот наполнился слюной. Немного стесняясь, Эрик извлек запотевшую бутылку шампанского. – Лишним не будет, да? Мы ужинали в молчании, которое связало нас крепче любого разговора. Огоньки свечей подрагивали, взволнованные ветром. Хотя день начался с дождя, к вечеру погода наладилась, и ночь оказалась удивительно теплой – а ведь первые числа ноября! Даже не верилось, что холодная, скучная зима подкралась уже совсем близко. Где-то ровно шумел успокаивающийся к ночи город и плескала волнами Волга. Я как будто оказалась вне моего рутинного существования, с его нескончаемыми проблемами и неудачами. Я перенеслась в место получше. – Нам очень повезло, что мы стали соседями, – тихо произнес Эрик. – Иначе я до сих пор жил бы своей прежней жизнью. – Разве она тебя не устраивала? – Тогда мне казалось, что устраивала. Сейчас я думаю, что мне было одиноко. Мы молча чокнулись пластиковыми стаканчиками за что-то, невысказанное вслух, и потревоженное шампанское забрызгало золотистыми искорками. – Пойдем, посмотрим… Эрик потянул меня за руку и, когда мы подошли к краю крыши, у меня захватило дыхание: город был полон огней – горящие окна, фонари, реклама, фары проезжающих машин. Как тысячи светлячков, рассеянных в темном пространстве, они сияли и мерцали. По сверкающим водам Волги плыли маленькие золотые рыбки – корабли с сигнальной подсветкой. Подняв голову к небу, я увидела на нем россыпь звезд. – Наверное, это самое красивое, что я видела. По телевизору не в счет. – В мире много всего волшебного. Главное, смотреть с правильной точки. Я фыркнула. По моему мнению, эта фраза выразила всю жизненную философию Эрика. – Знаешь, я поняла, чего ты хочешь – стать частью истории, которая тебе нравится. Это как если бы фанат Гарри Поттера попал в один из томов серии. – Именно. А чего хочешь ты? Я пожала плечами. – Выйти замуж. Все просто и банально. Эрик пытливо посмотрел на меня. – Звучит как формальность. Ты уверена, что это именно то, что тебе нужно? В смысле, это не звучит как найти любовь и человека, который станет действительно близким. – Не знаю. Может быть, мама этого хочет. Или я прочитала где-то, что должна этого хотеть. Или это просто то, что считается необходимым. – А чего хочешь для себя именно ты? Наши взгляды встретились, и я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. – Соня? Ты в порядке? – мягко спросил Эрик. – Да, но… знаешь, меня как будто никто никогда раньше об этом не спрашивал. Мама говорила – делай это, и ты станешь хорошей, а бабушка – не делай того, или станешь плохой. Но в конечном итоге я всегда получалась так себе. Бабушка требовала – доедай до последней ложки, а мама упрекала – ты набираешь вес. Мама отказывала моим просьбам, а бабушка навязывала мне то, чего совсем не хочется. Меня все время разрывали на части! И я уже совсем не понимала, что я должна делать! Я могла только ждать очередного указания. Несчастные любовные романы с похабными обложками – кажется, это единственное, что мне удалось отстоять для себя! Я так старалась быть милой и послушной, а в итоге получилось, что теперь я даже не знаю, кто я на самом деле. Меня как будто нет вовсе. Я совершенно никчемна, – я громко заплакала, и меня не могло остановить даже ощущение, что там, на земле, чужие люди каким-то образом слышат меня. – Соня, – Эрик обхватил мое лицо ладонями, поднимая мою голову, – ты совсем не никчемная. Ты очень добрая. Ты заботливая. Ты всегда надеешься на лучшее, даже если все складывается плохо. Ты мечтательница. Рядом с тобой так хорошо…