— Весьма богат. Владелец отеля. Страстный собиратель. — Чего? — Красивых вещей. Джонатан улыбнулся. — Включая женщин? — спросила я, наблюдая, как несколько женщин в баре бросали взгляды в сторону сеньора Гомеса Ариаса. — Включая женщин, — согласился он. — Артефакты в витринах подлинные? — О да, полагаю, так оно и есть. — Разве их место не в музее? — Очень может быть. Он пожал плечами. — Кажется, я вспомнила, откуда я его знаю. Он — клиент Эрнана Кастильо Риваса? — Думаю, что был. Я слышал, что они поссорились из-за чего-то. А откуда вы знаете дона Эрнана? — спросил Джонатан. Я рассказала ему о «Макклинток и Свейн». — Так, с Макклинток мы знакомы, а кто такой Свейн? — Мой бывший муж. — Ясно. — А если ясно, то закрываем тему. Затем я рассказала, как продала бизнес, и о звонке, который днем ранее привел меня сюда. Даже Лукас, который до этого момента не произнес ни единого слова, подался вперед. — Не томите, Лара, — сказал Джонатан. — Что это за проект? — Я не знаю. Еще не виделась с доном Эрнаном. Он позвонил вчера вечером и отменил ужин. Ему пришлось уехать из города — похоже, напал на какой-то след или что-то в этом роде. Я начала рассказывать им о кролике, но что-то меня остановило. Я задумалась, а в своем ли уме дон Эрнан, не тронулся ли он, с тех пор как я виделась с ним в последний раз. Все-таки ему скоро восемьдесят. Я не хотела, чтобы он — или, коли на то пошло, я — выглядели глупо в глазах Джонатана Хамелина. Так или иначе, я заставила себя замолчать. Лукас пристально смотрел на меня так, словно знал, что я чего-то недоговаривала, но подошел официант с нашим заказом: маргаритой для Джонатана и меня и пивом для Лукаса, и наш разговор скатился к обычным банальностям, о которых болтают в барах. Еще по дороге в бар я узнала, что Джонатан — археолог из Кембриджского университета в Англии, а Лукас — местный археолог, которого мексиканские власти определили ему в помощь. Они, или по крайней мере Джонатан, ибо Лукас снова взял на себя роль наблюдателя, рассказал мне о работе, которую они проводили на раскопках в нескольких милях от Чичен-Ицы, огромного, относящегося к периоду постклассицизма, поселения неподалеку от Мериды, где жили майя. Прежде я много раз бывала в Чичен-Ице, но всегда считала, что это место стоило того, чтобы туда приехать вновь. Со своим аристократическим британским акцентом Джонатан объяснял мне, что означают разнообразные изображения, вырезанные на каменных известняковых плитах, и о подземных реках в той части Юкатана, а также повеселил меня рассказами о принесениях в жертву косоглазых девственниц в священных сенотах, когда случалось что-то из ряда вон выходящее. В бар вошли двое в черных одеждах и с повязанными на лицах платками на манер грабителей. У одного из них в руках была винтовка, а у другого — лом. Никто и опомниться не успел, как они быстро подошли к одной из стеклянных витрин в глубине бара, разбили стекло и схватили один из старинных предметов. Они покинули бар так же стремительно, как и вошли. Мгновение стояла гробовая тишина, затем в баре поднялся невероятный шум. Некоторые из посетителей бара смеялись, думая, без сомнения, что все произошедшее — преддверие грядущих карнавальных празднеств. Гомеса Ариаса оттеснили из бара двое его телохранителей. Я посмотрела на своих спутников. Казалось, что Джонатан сильно напуган. Лукас, как всегда, был невозмутим. Но в его взгляде было выражение, которое я бы охарактеризовала как восхищение. Все мысли о шутниках — участниках карнавала были рассеяны, когда вскоре после происшествия появилась федеральная полиция. Полицейский, который вел расследование, не был, на мой взгляд, тем, кому хотелось доверять. Это был высокий и худой человек с внушительными усами. У него, если можно так сказать, был какой-то тощий или голодный вид, жесткий взгляд, то ли из-за природной жестокости, то ли из-за какого-то горького разочарования, я не могла определить точно. Не могу сказать, что в его поведении так быстро вызвало у меня к нему антипатию. Возможно, причина в его властном обращении со всеми нами, посетителями бара, или в грубости его обращения с персоналом, как отеля, так и со своими подчиненными. Или его высокомерие, с которым он объявил всем нам, что виновники — и здесь он посмотрел на нас так, словно считал, что каждый по-своему виноват в случившемся — будут скоро задержаны. Джонатан и Лукас, который, как мне показалось, был хорошо знаком полиции, были вызваны для опознания украденного предмета, затем всех посетителей быстро допросили, взяли адреса и телефоны, по которым их можно было бы найти, и отпустили. Джонатан проводил меня до такси. Полиция попросила его задержаться, чтобы помочь следствию. Журналисты не заставили себя долго ждать, и скоро толпа репортеров и зевак уже бродила у отеля. — Я повторю свой вопрос, — сказала я. — Разве место этих предметов не в музее? — Туше! — Я серьезно. Как Гомесу Ариасу удается вот так запросто под стеклом в баре хранить предметы, представляющие историческую ценность? — Может, ему хочется показать свою коллекцию народу? — Народ вообще-то в его бар не ходит, — с раздражением сказала я. — Скорее всего он делает это для тех, кто сюда ходит, чтобы знали, что он может себе это позволить. Интересно будет посмотреть, как он переживет потерю части коллекции. На этом мы пожали друг другу руки, и я отправилась на такси обратно в «Каса де лас Буганвильяс». К тому времени, когда я вернулась в отель, новость уже разлетелась, и гостиница напоминала гудящий улей. Алехандро, пребывающий в угрюмом настроении, вместе с отцом стоял за конторкой портье. Его взгляд потеплел, когда он меня увидел. — Видел тебя по телевизору, — сказал он. Неожиданно я почувствовала, что дико устала. Даже на ужин не осталось сил. Я рассказала Алехандро о своих приключениях, и он предложил сходить для меня за миской сопа де фрихоль, похлебки из черных бобов, приготовленной его матерью. Я с благодарностью приняла его предложение. Я приняла душ, затем в дверь постучали. Это была Иза, которая принесла похлебку, свежий сыр и хрустящие тортильи. Поставив еду на приставной столик у окна, она притянула к себе стул со словами: «Ну, рассказывай». Я с облегчением рассмеялась. Прямо как в старые добрые времена. Я рассказала ей все, что произошло. — Я видела по телевизору, — сказала она. — Группировка, которая называет себя «Дети Говорящего Креста», взяла ответственность за ограбление, заявив, что вернет статуэтку законным владельцам, а именно майя. — Эти «Дети Говорящего Креста» — они, ну… главная террористическая группировка или что-то в этом роде? Я никогда о них не слышала. — Насколько я знаю, о них никто не слышал, — ответила Иза. — Я уж точно не слышала. — Определили, что это была за статуэтка? — спросила я, вспомнив о Джонатане и Лукасе. — Да, на месте преступления случайно оказались два археолога. Твои друзья? Они сказали, что это было вырезанное из камня изображение божества, крылатой змеи, которую называют Ицамна. После того как Иза взяла тарелки и спустилась вниз к семье, я забралась в кровать. Несмотря на усталость, я никак не могла заснуть. Я оказалась между двух огней. Моя вина или, скорее, большая ошибка заключалась в том, что Изе я рассказала не все. Я не знала, стоило ли рассказывать ей, что в «Эк Баламе», несмотря на маску на лице, я узнала Алехандро? Должна ли я была сказать это ему? Или федеральной полиции? Но я вспомнила того полицейского и решила, что как раз полиции я ничего рассказывать не буду. Акбаль Давным-давно у меня был приятель, который каждому, кого знал, он давал характеристику того или иного автомобиля. Самым нелестным считалось сравнение с фургоном эконом-класса. Я была, как он мне говорил, похожа на «тандерберд» с откидным верхом 1956 года выпуска. Не слишком разбираясь в машинах, как в старинных, так и в современных, я не понимала, что это означало. Но однажды, спустя пару лет после нашего расставания, я оказалась на шоу классических автомобилей и увидела эту машину: серебристая, она стояла на вращающейся платформе. Возможно, я нравилась ему больше, чем мне казалось. Так или иначе, несмотря на то что я едва помнила, как выглядел этот мой приятель, после нашего расставания я начала классифицировать людей, используя его способ. Иза, например, похожа на машину, которую водит. Элегантный и модный «Мерседес-580SL» с откидным верхом. Джонатан? Британский зеленый гоночный «роувер» с кожаной обивкой салона. Благородный, сдержанно-дорогой и, быть может, немного надменный. Лукас? Пока я не могла точно определить его автомобиль. Но, независимо от марки, цвет должен быть черным. Когда утром следующего дня я спустилась вниз чтобы раздобыть чашечку кофе, у конторки портье стоял человек, о котором я уже начала думать как об огромном грузовике «Мэк тракс». Из тех, что с ревом нависают над вашим бампером так, что в зеркало заднего вида видна только серебряная решетка, похожая на ряд акульих зубов. Не сомневаясь, что еще немного, и он передним бампером вас раздавит, словно какое-то мелкое насекомое, вы испытываете почти осязаемое облегчение, когда, наконец, он, рыча, проносится мимо, после чего вашу машину начинает дергать и кренить в его кильватере. Это был офицер полиции, расследующий похищение, майор Игнасио Мартинес, как я выяснила накануне вечером. Было совершенно ясно, что этот человек из тех, кто сначала стреляет, а затем задает вопросы, кто назначает виновных уже в начале расследования, а после ни перед чем не остановится, чтобы доказать это, не обращая внимания на свидетельствующие об обратном доводы. Вскоре я узнала, что в краже статуэтки Ицамны, по его мнению, был виновен доктор Эрнан Кастильо. Я проснулась поздно. День был пасмурный, что соответствовало акбалю, дню зла и мрака. Я так и не смогла прийти к какому-либо решению дилеммы прошлого вечера, но когда я увидела стоящего у конторки портье Мартинеса, то поняла, что решение найдено, хотя оно было самым ужасным из всех возможных. Но Мартинес искал не Алехандро, а меня. Он хотел поговорить о докторе Эрнане. Из вестибюля мы прошли в небольшую гостиную. — Что привело вас в Мексику, сеньора? — начал он. — У меня перерыв в занятиях, каникулы.