Я пожимаю плечами: – Просто не мог придумать, как по-другому тебя найти. Доля правды в моих словах, конечно, есть, но вся правда в данном случае никому не нужна. Ламорак шепчет: – Он спас мне жизнь, причем не один, а несколько раз подряд. А ведь было столько моментов, когда он мог просто бросить меня и уйти, и никто, даже я сам, не упрекнул бы его за это. Надо же, какая демонстрация благородства, причем совершенно безболезненная для него – все равно как для богатея бросать нищим объедки со своего барского стола. Паллас с обожанием смотрит ему в глаза, но тут вдруг оборачивается, как будто только что вспомнила о моем присутствии. Ее лицо заливается краской, и она нежно высвобождается из объятий Ламорака. Я сразу понимаю, что ей пришла в голову мысль пощадить мои чувства, и мне становится еще тошнее, чем когда я увидел ее в объятиях Ламорака. – Кейн, прости меня, я… Ну, ты понимаешь. Я думала… – Да, я знаю, о чем ты думала. И в любом другом случае ты бы не ошиблась. – Значит… мм… – Она неловко подается вперед. – Значит, новость из дому действительно есть? – Да, – просто говорю я. – Ты офлайн. Да, я поступил сейчас как пацан, но мне так надоело ходить вокруг да около. Пусть теперь она подумает, как объяснить местным, что это значит. Она реагирует так, как будто я хватил ее по голове камнем: сначала бледнеет, потом краснеет, потом снова бледнеет. Наконец она, заикаясь, спрашивает: – Как… ка-ак давно? – Дня четыре. Смысл моих слов доходит до Паллас не сразу: я прямо вижу, как медленно проворачиваются в ее мозгу какие-то шестеренки, и догадываюсь, что если бы я мог прочесть ее мысли сейчас, то вряд ли они пришлись бы мне по вкусу. Ее взгляд устремлен сквозь меня и даже сквозь стены подвала к какому-то событию, которое произошло не здесь и не сейчас. Но вот она смотрит на Ламорака, потом на меня и говорит, обращаясь ко мне: – Ты прав. Нам надо поговорить. Втроем. 22 Вместе мы с трудом втаскиваем Ламорака вверх по лестнице. Таланн тоскливо смотрит нам вслед. Величество снова наливается краской, как тогда, в квартире, его глаза превращаются в подозрительные щелки, но Паллас говорит ему ласковое слово, и он тут же успокаивается. Мы проходим мимо Подданных, которые беззлобно подтрунивают над Томми, и углубляемся в развалины склада. Мое здоровое плечо зажато в подмышке Ламорака как в тисках; Паллас поддерживает его с другой стороны и несет фонарь; я всю дорогу борюсь с едким разочарованием, которое гложет меня изнутри. Надо же, похоже, она решила не давать мне шанса поговорить с ней наедине… Наконец нам удается найти уголок, где еще сохранился целый кусок крыши и на нас не льет, – дождь снаружи еще барабанит вовсю. Паллас ставит фонарь на пол, который здесь давно превратился в труху: рухнувшие балки сгнили, обгоревшая древесина пропиталась водой, и в воздухе стоит едкий химический запах мокрого древесного угля. Мы находим относительно крепкое бревно и осторожно усаживаем на него Ламорака. Он случайно цепляет меня за поврежденную трапециевидную мышцу, я морщусь, у меня вырывается стон, и Паллас поднимает на меня взгляд. Между нашими лицами расстояние сантиметров в тридцать, не больше, – достаточно, чтобы она могла почувствовать мою боль… – Ты ранен. – Стрела из арбалета, – говорю я и пожимаю плечами. Я знаю, она терпеть не может этих мачистских штучек, когда я стараюсь показать, что мне совсем не больно, но ничего не могу с собой поделать – привычка. – Кость не задета, ничего страшного. Наступает мгновенная пауза, заполненная жгучим, всепоглощающим стыдом. В ее глазах я читаю сомнение: она не знает, какую степень заботы она может себе позволить. Демонстрировать равнодушие ей не хочется, но и слишком поощрять меня она тоже боится. В общем, мы оба не знаем, что сказать, и я отпускаю ее с крючка моего взгляда, – в конце концов, в этот момент мне и самому так же неловко, как и ей. – А что стряслось с величеством? Он что теперь, твой цепной пес? – Я… э-э-э… – Она пожимает плечами, прячет глаза, но все-таки продолжает: – Я не знала, можно ли ему доверять. Слишком большая ставка на кону… – Ты что, заколдовала его, что ли? – недоверчиво спрашиваю я. Тихо-тихо она отвечает: – У меня не было выбора. – Да нет, у тебя он как раз был, – возражаю я. – Это у величества его теперь нет. Искорка гнева, которая все еще жжет меня изнутри, внезапно разрастается в настоящий костер, топливом для которого служат ее былые нотации, – сколько я их в свое время от нее выслушал. – Черт, не ты ли твердила мне, что это у меня нет принципов? – Знаешь, наверное, ты прав, Кейн, – распаляется она, и ярость заставляет ее забыть про стыд. – Надо было мне поступить по-твоему: просто убить его на месте, и дело с концом. – Паллас… – Ты хочешь знать разницу между нашими методами? Хочешь? – выплевывает она мне в лицо. – Заклинание выветривается – через день-другой он о нем и не вспомнит. Чего не скажешь о смерти: мертвый – это уже навсегда. Я выяснила, что он доносчик у Тоа-Сителя. Как бы на моем месте поступил ты? Величество водит шашни с Очами? Значит, Кирендаль была права… Тихим, ровным голосом я говорю: – Вот как? Но Паллас слишком хорошо меня знает; ее гнев тут же угасает, и она устало опускает плечи. – Не вздумай, Кейн; он мне еще нужен. Ты понял? С такого близкого расстояния я вижу, как лихорадочно блестят ее глаза с ярко-красными прожилками сосудов, какие тени залегли под ними, как запали щеки. Она так устала, что едва держит глаза открытыми, и у меня сразу пропадает охота ссориться. – Ты когда высыпалась в последний раз? Она раздраженно встряхивает головой: – Я сплю понемногу, час-другой, когда выдается случай. К утру я буду готова перевести токали в другое место; когда закончу с ними, тогда и отдохну, у меня будет время. – Она уже успокоилась; мы с ней так привыкли орать друг на друга, что гнев гаснет так же легко, как и вспыхивает. – У тебя тоже видок не очень; тебе и самому не мешает поспать немного. Я поворачиваюсь к Ламораку и как будто гляжусь в зеркало, – похоже, он не меньше моего удивлен ее словами. Мы оба начинаем говорить одновременно: завтра? Перевести токали? Она что, спятила? – Прекратите! – бросает она нам, снимает плащ, складывает его в подобие подушки и усаживается на него на пол. – Сколько, ты говоришь, я уже офлайн? Четыре дня? – Да, – неохотно подтверждаю я. Мне не хочется потакать ей в ее затее. – Значит, даже с поправкой на твою неуверенность и на обычную погрешность в подсчетах у меня есть двадцать четыре часа как минимум. Этого хватит, чтобы вывезти их из города и отправить на побережье, где они будут в безопасности. – Но это слишком рискованно, – с сомнением в голосе возражает Ламорак. – Чертовски рискованно, – соглашаюсь я. – Ты и так уже слишком далеко зашла. А вдруг что-то пойдет не так? Что, если тебя поймают? И ты войдешь в тот самый исчезающе малый процент – один из миллиона, кажется, – тех, кто пробивает нижний предел границы? Ты разве не помнишь, что… – условия контракта буквально затыкают мне рот, – что… это… с тобой сделает? Что ты почувствуешь, когда все начнет расплываться? Откуда ты знаешь, как долго после этого ты будешь оставаться в сознании? – Я развожу руками, не зная, как еще передать то чувство удушья, которое охватывает меня при одной мысли об этом. – Сколько ты еще сможешь визжать? – Там, в подвале, тридцать шесть человек, – терпеливо, со спокойной решимостью отвечает она мне. Таким тоном она всегда заканчивала наши споры: «Я уже все для себя решила, незачем сотрясать воздух понапрасну». – Ни в чем не повинных. Которых предадут жестокой смерти, если я их брошу. – А ты не бросай. Спаси их. Но сделай это онлайн, ясно? Тебе ведь за это платят? – Думаешь, я стараюсь сейчас ради денег? В ее глазах снова вспыхивает гнев, такой яростный, как будто она сейчас вскочит и пойдет махать кулаками, но она гасит его усилием воли. – Кейн, ты же хорошо меня знаешь. – Она устало разводит руками. – Поверь мне, я понятия не имею, как это сделать – вернуться онлайн, я имею в виду. Это ведь все из-за того заклятия? Вечного Забвения, да? Я киваю: – Там так считают. – Я могу отменить его, но лишь для одного человека зараз. Я просто касаюсь его – или ее – плеча и говорю: «Ты меня знаешь», как я только что сделала с Таланн. Но кого я должна коснуться, чтобы вернуться онлайн? «Меня! – вопит простодушная часть моего мозга. – Коснись меня!» Если бы это решало все проблемы! – Разрушь само заклятие, – говорю я. – Отмени его, и дело с концом. Причем чем раньше, тем лучше. Никто ведь не знает наверняка, сколько тебе еще осталось. Паллас мотает головой: – Я не могу. Вечное Забвение помогает мне делать то, что я делаю сейчас. Оно скрывает любые следы моей магии, позволяет мне пройти под покровом Плаща мимо лучших адептов этой планеты и остаться незамеченной. И не забывай, что есть Берн, который знает меня в лицо и знает, что я – это и есть Шут Саймон. Стоит мне убрать заклятие, и они с Ма’элКотом сразу поймут, кого они ищут. И сколько, ты думаешь, я протяну, как только это станет известно Ма’элКоту? – Дольше, чем ты протянешь с заклятием! – Но на кону стоит не только моя жизнь, – говорит она спокойно. – А что, если они найдут способ обойти и это заклятие? Ма’элКот не просто чертовски умен, он могуществен, как я не знаю что. Ты надеешься, что он никогда не додумается до противодействующего заклинания, надеешься, что заклятие Вечного Забвения будет защищать тебя всегда, а тем временем… – Это меня совсем не волнует, – перебивает она меня и встряхивает головой. – Человек, который придумал само заклятие и единственную надежную защиту от него, сидит сейчас в подвале вместе с другими, и он точно не собирается продавать свое изобретение Ма’элКоту.