Кейн сразу заподозрил, что Императору нравится удерживать его возле себя и посвящать в свои намерения потому, что Кейн знал, кем он был раньше, и поэтому мог оценить, как далеко он продвинулся и как много сделал; скрытое желание одобрения, возможно, было единственной человеческой слабостью, которая осталась у Ма’элКота. Кейн не сразу и, надо сказать, с большой неохотой признался себе, что Ма’элКот ему скорее нравится, чем нет. В самой его самоуверенности, которая давалась ему без малейшего усилия, было что-то невероятно привлекательное, а его высокомерие было так основательно подкреплено могуществом, что выглядело почти как добродетель. Стоило Кейну забыть о том, где он и что ему предстоит сделать, как трепет оставлял его и он ощущал притяжение этого человека. Но это было притяжение особого рода: так одних людей тянут к себе горы, а других – море. Как мог ему не нравиться человек, который так искренне и очевидно радовался самой жизни и тому, кто он в этой жизни есть? – Венец Я, разумеется, уничтожил, – продолжал Ма’элКот. – Он был лишь ключом от той двери, что сдерживала Силу, которой Я распоряжаюсь ныне, и зачем Мне было давать доступ к ней кому-то другому. А Я использовал эту силу… – он провел рукой над своим одеянием, словно говоря «Вуаля!», – для того, чтобы преобразить Себя. Во-первых, Я сделал Себя красивым – ты, конечно, помнишь, как выглядел Ханто, так что Мой приоритет тебя не удивит. Затем Я дал себе столько ума, что Мой интеллект граничит теперь с всеведением. После Я снабдил себя еще одной формой Силы: почти безграничным богатством. Позже Я стал Императором Анханана: политическая власть, настоящее могущество. И Я не намерен останавливаться. – Неужели? – удивился Кейн. – И кем же ты станешь на бис: богом, что ли? – Вот именно. В зал вошла делегация свободных земледельцев Каарна. Эти люди проделали тысячу миль, чтобы молить Императора о прекращении засухи, которая сжигала их поля. Ма’элКот пообещал и отослал крестьян к платформе. Когда те, подойдя к занавесу, с неохотой нагнулись, чтобы пройти под ним, Кейн шепнул: – Вот это обещание так обещание. Ма’элКот заразительно хохотнул и с олимпийским спокойствием ответил: – И я его выполню. Жалок тот бог, который не в силах вызвать дождь. – Ты шутишь? – Мм… Как сказать. Он на минуту отвлекся, чтобы разрешить спор двух киришанских Баронов. Насколько мог судить Кейн, у него получилось: Бароны с довольным видом скрылись под красно-золотым занавесом. Ма’элКот снова вернулся к разговору: – И представь себе, что эту мысль подсказали Мне Актири. Кейн порадовался, что сидит так, что Император его не видит. Он сглотнул, перевел дух и только тогда спросил: – Актири? А ты не староват, чтобы верить в эти сказки? – Э-э-э, Кейн, если бы ты видел то, что видел Я… – Я думал… – осторожно начал Кейн, – в общем, я считал, что вся эта история с охотой на Актири – твоя выдумка, чтобы избавляться от политической оппозиции. – Так и есть. Ведь Я же тиран: Я захватил трон, не имея ни малейшего права на власть. Ведь на самом деле Я Простолюдин. – И он, откинувшись на спинку Дубового трона, окинул Подданных мрачным взглядом. – Несмотря на Мои способности и любовь, которую простой народ питает ко Мне с первого дня Моего восшествия на Престол, аристократы настроены против Меня. Вот почему, объявляя Актири то Барона, то Графа, Я не только подрываю веру народа в их слова, но и получаю вполне законную возможность избавиться от них. И да, было время, когда Я считал Актири не более чем мифом, порождением фантазии, с помощью которого удобно стирать с лица земли Моих врагов. Пока они не попытались Меня убить. Восемь человек с оружием, подобного которому не видел никто в нашем мире, оно мечет мелкие смертоносные кусочки, как праща – камни, но только они льются из их жерл со скоростью воды, хлещущей из водосточной трубы во время дождя, они возникли прямо здесь, в залах Моего дворца. Двадцать шесть Моих Подданных погибли на месте, из них лишь семь Рыцарей дворцовой стражи, еще трое имеющих право на герб, а остальные даже безоружные: слуги и служанки да три пажа, те и вовсе дети. Кейн под прикрытием стены поморщился: «Восемь человек с автоматами… Ну, Кольберг, ты и герой». – Шестерых Я захватил живыми. Из них трое умерли в Театре Истины, в руках мастера Аркадейла. От них Я узнал многое об Актири. Они – такие же люди, как ты, Кейн, или как был когда-то Я. По замыслу их хозяев они не могут ничего рассказать о своем мире: стоит им лишь попытаться, как у них останавливается дыхание. И тем не менее Я немало узнал от них. Еще больше рассказали Мне другие трое, которых Я убил своими руками. «Многое узнал?» – удивился Кейн. Он прекрасно знал все ограничения, которые накладывали на Актеров студийные контракты, помнил гадкое ощущение руки, сдавливающей горло, стоит только попытаться заговорить в Надземном мире по-английски. Студия уверяла, что благодаря этому условию ни один Актер не может выдать ни себя, ни своих коллег, какому бы давлению он ни подвергался. А если терпеть не останется сил, Актер просто умрет. – Я воспользовался тем заклинанием, о котором мы говорили и которое Я хотел применить к тебе, – продолжал Ма’элКот так, словно прочитал мысли Кейна. – Это заклинание не однажды было опробовано Мной на врагах Империи, а потому оно достигло совершенства. Если, входя в мыслевзор, удерживать в своем сознании это заклятие, то можно уловить отлетающую сущность человека, увидеть его воспоминания – постичь его душу, если угодно, – но не раньше, чем жизнь окончательно покинет его тело. Так Я многое узнал об их мире. Ледяная рука скользит по спине Кейна. «Я же один из самых знаменитых людей того мира». – Тамошнее человечество победило. Мир принадлежит только людям, о недочеловеках остались лишь смутные легенды. Человечество говорит на одном языке, а магия, которой они пользуются, такова, что ты и вообразить себе не можешь, Кейн. Даже Я не могу описать ее тебе. Точнее, мог бы, но ты сочтешь Меня сумасшедшим. Он умолк и задумался, взгляд стал отсутствующим, точно он бродил среди чудес того далекого мира. – В их воспоминаниях Я искал причину успеха людей в том мире. И Я понял, почему они достигли величия, в то время как мы продолжаем пребывать в ничтожестве. Я нашел причину. Кейн кашлянул, прикрыв ладонью рот, чтобы прочистить горло. – И?.. – Это наши боги, Кейн. Те боги, которые правят нами, нас и удерживают. Несмотря на то что Пакт Пиричанта не дает им напрямую вмешиваться в дела людей, они продолжают свою вечную склоку через жрецов и верующих. Они разбрасывают искры новых конфликтов, вынуждая людей тратить на них силы вместо того, чтобы употребить их на защиту своей расы. А вот Актири… В их мире около четырех тысяч лет тому назад шайке пустынных разбойников пришла в голову потрясающая мысль. Они решили, что только их бог настоящий, всех остальных они объявили либо игрой воображения, либо демонами, которые обманывают своих последователей, выдавая себя за богов. Прошло две тысячи лет, и последователи Единого Бога стали проповедниками, однако не в нашем понимании этого слова: они не просто убеждали других людей в том, что вера в Единого Бога сделает их счастливее или богаче. Они запретили веру в любого другого бога. Они убивали жрецов других богов и их поклонников, а храмы богов-конкурентов уничтожали. И со временем такая тактика принесла им успех. Но вот что удивительно: ни один из Актири, в чьих воспоминаниях я почерпнул эту тайну, не верил, что их бог вообще существовал когда-либо! Понимаешь? Если так много можно сделать, оперируя интеллектуальной концепцией вместо бога, то насколько же большего можно добиться с единым живым богом, всемогущим, который объединит все души, чтобы противостоять угрозам человечеству? И тогда Я решил стать таким богом, Кейн. Я стал им, и теперь только Я могу спасти человечество от уничтожения. «Даже не знаю, кто из нас больше чокнутый, ты или я, – подумал Кейн, – потому что я тебе верю». Вслух он сказал: – Вау. – Вау, вот именно. – Можно один нескромный вопрос? – Почему один? Я уже ответил на несколько. Кейн решил считать это согласием. – Ты стал богом, чтобы спасти человечество, или ты хочешь спасти человечество, потому что это дает тебе повод стать богом? Басовитый хохот Ма’элКота прокатился по Большому залу, заставив вздрогнуть людей на платформе, да и кое-кого из стражи тоже. – Кейн, вот за это Я и ценю твою компанию. Я и сам задавал Себе этот вопрос время от времени. И пришел к выводу, что это не важно. Следующая группа просителей приблизилась к трону с неохотой, и неудивительно: они уже давно могли наблюдать, как Император время от времени бормочет себе что-то под нос, а теперь вот разразился громовым смехом – видимо, в ответ на шутку, которую сам же и рассказал. Если так дальше дело пойдет, его и вовсе сочтут безумцем. Но Император быстро и точно дал ответ на их жалобу и, когда они еще спускались по ступеням его трона, продолжил разговор: – Я не исключаю, что самая страшная угроза для человечества сегодня исходит от этих самых Актири. – Я… э-э-э… – замешкался Кейн. – Ну, это… тебе не кажется, что это преувеличение? В ответ Ма’элКот повернул львиноподобную голову и взглянул на собеседника сквозь отверстие в дверце. Глаза Императора метали молнии праведного гнева, и Кейн вдруг испугался, как никогда в жизни. – Ты даже не представляешь, какое зло заключено в этих тварях, – заговорил Ма’элКот. – Они – заклятые враги всего человечества, и Мои в том числе. скажи мне… нет, попробуй угадать, зачем они приходят сюда, почему убивают Моих людей, насилуют наших женщин и истребляют детей. Зачем они пытались убить Меня. Знаешь? – (У Кейна начисто пропал голос, а желудок как будто завязался узлом.) – Для развлечения, Кейн. Они хуже демонов. Внешние Силы тоже охотятся на людей, но они делают это потому, что иначе им не выжить, ведь наши страхи и отчаяние – пища для них. А эти Актири – они приходят сюда, чтобы убить время. Точнее, приятно провести часы досуга. – (Кейну показалось, что Ма’элКот ударил его по лицу, такая ненависть звучала в голосе властелина Анханана.) – Если это не зло, то Я не знаю, что такое зло. Кейн откашлялся и обнаружил, что снова может говорить. – Просто мне показалось, ну то есть, судя по твоим словам, я решил, что они вроде… вроде гладиаторов. – Гладиаторы не убивают детей. И королей тоже. Тем не менее Я нахожу гладиаторские бои отвратительными и запретил подобные развлечения у себя в Империи. Вдруг в зале возникла какая-то тревога – обнаженные люди на платформе и те немногие, кто еще стоял внизу, беспокойно задвигались. Дверь распахнулась, и к трону, звякая подковками сапог по каменному полу, подошел Берн. Большущий пластырь, серый, как голубь, распластал крылья у него на носу, оба глаза окружали багровые синяки. Приятное тепло разлилось в груди Кейна при взгляде на это. – Кстати, о зле, – торопливо сказал он, радуясь, что можно наконец сменить тему. – Вот идет твой новоиспеченный Граф. Берн между тем отодвинул плечом следующую делегацию и побежал к трону, перескакивая через две ступеньки зараз. У самого трона он упал на колени и настойчиво зашептал: – Ма’элКот, прости, я знаю, что должен был явиться еще час назад, но… Император благосклонно улыбнулся: – Главное, что ты не опоздал к Ритуалу, малыш. Ну что, какие новости? – Я нашел Актири, – выдохнул Берн. Пока он пересказывал Ма’элКоту случившееся, Кейн наблюдал за ним через отверстие в дверце. Источник указал Берну, где скрывались беглецы – в заброшенном складе в Промышленном парке, – и Коты уже взяли парк в кольцо. Пока они еще наблюдают и ждут, а решающий шаг сделают, лишь когда будут уверены, что Шут Саймон там и никуда не уйдет от них. «Но ведь Шанна уже в Донжоне, – подумал Кейн. – По крайней мере, я надеюсь, что она там. Ведь если они поймают ее в эту новую ловушку, вряд ли я окажусь там вовремя, чтобы помочь». И тут же пришла другая, запоздалая мысль: «И кто же этот источник?» Наблюдая за Берном, он обнаружил, что ему уже не так хочется избить его до полусмерти. Может, пребывание офлайн, подальше от глаз Студии, так на него действует? Когда он знает, что за ним следят с Земли, то поневоле становится бесшабашным, готовым рисковать своей жизнью и жизнями других ради чужого развлечения. А может, все дело было в невесть откуда взявшейся неуверенности, незнакомом прежде сомнении: а вдруг не я его побью, а он меня? Так или иначе, но жажда мести вдруг отступила. Зато ненависть никуда не делась. Пока Берн рассказывал свою историю, снисходительность в улыбке Ма’элКота уступила место отеческому наставлению. – Ты нарушил обещание, Берн? – Какое? – Берн слегка вздрогнул и принял озадаченный вид, но потом поднял руку и погладил пластырь на носу, точно извиняясь. Опустив глаза, он сжал обе руки перед собой, прикрыв ими пах, словно застигнутый на месте преступления школьник. – Да. Я знаю, Ма’элКот, я обещал, но… – Что – но? – Когда он напал на меня вот так… я вышел из себя, Ма’элКот, и все тут. Но я ничего плохого ему не сделал. «Это тебе так кажется», – подумал Кейн, чье плечо все еще ныло там, где Берн сжал его своей сверхъестественно сильной рукой, надавив пальцами почти до самой кости.