Зияд даже немного опешил, потом улыбнулся показав свои маленькие острые зубки. — Абдель-Азиз не смог выбить из тебя спесь, но со мной ты не будешь так разговаривать. — Он перевел дух и, немного приблизившись, продолжил: — Тебя сейчас отмоют, накормят и приоденут. Вечером приведут в мою спальню, будешь ты жить дальше или умрешь до восхода солнца, зависит от твоих стараний. Молись, чтобы я остался доволен. Ни один человек в этой стране не даст и гроша за твою никчемную жизнь. С этими словами, заложив руки за спину, он удалился в направлении огромного дома — дворца, видевшегося неподалеку. Охранник тронул мой рукав и повел меня ко дворцу, но другой тропинкой, выложенной декоративным камнем. Девушка-подросток тихо шла за мной, буравя мою спину взглядом. Со стороны это была нелепая процессия: здоровяк, следом за ним девушка в испачканном платье, с оборванным выше колен подолом, с грязными нечёсаными волосами, с разбитой губой и синяком на подбородке. Во дворец мы зашли с бокового входа, видимо, предназначенного для прислуги. Сам дворец был примерно такой же архитектуры, как и дворец Абдель-Азиза, но размерами значительно больше. Оставив меня с охранником, девушка ушла и вернулась через пять минут с двумя женщинами среднего возраста, которые посмотрели на меня оценивающими взглядами и повели за собой. Миновав длинный коридор, мы спустились вниз по лестнице и попали в самый настоящий хамам, из которого меня выпустили лишь два часа спустя. Вначале я отмокал в огромной ванне, потом, разложив на мраморной столешнице, меня скоблили в четыре руки жесткими мочалками. Помыв под душем, заставляли париться в сауне с сухим паром. Процедура повторилась дважды, пока наконец вся моя кожа не стала розовой от чрезмерного влияния мочалок и температуры. Когда я уже думал, что моим мучениям настал конец, меня вновь разложили на мраморе, и женщины стали исследовать мое тело, бесстыдно и бесцеремонно раздвигая ноги, заглядывая под мышки, изучая каждый сантиметр. За событиями последних недель, я не особо заботился гигиеной в интимной области, и молодая щетинка привела женщин чуть ли не в негодование. Я стоически вынес все процедуры эпиляции, внимательно вслушиваясь в негромкие переговоры женщин, решивших, что арабский мне недоступен. В основном речь шла обо мне, что так грешно не ухаживать за таким великолепным телом, доставшимся мне от Создателя. Окончив с удалением волос, даже микроскопических, женщины намазали меня маслами, завернули в простыню, спеленав как ребенка, и оставили минут на двадцать. Вернувшись, снова повели в ванну с розовой водой, вымыли, не давая мне возразить и наконец вытерли насухо. Мне дали сменную одежду, шелковое кружевное нижнее белье и повели в комнату, где уже был накрыт небольшой столик. Забыв обо всем, я накинулся на еду — со вчерашнего вечера во рту не было абсолютно ничего. Лишь почувствовав, что мне трудно дышать, я прекратил кушать. Посуду быстро убрали, и одна из женщин обратилась ко мне на плохом английском: — Ты отдыхать здесь, вечером господин скажет, мы тебя подготовить и отвести к господину. С чувством исполненного долга женщина удалилась, закрыв за собой дверь. Замок в замочной скважине провернулся отчетливо. Видимо, Сасави более консервативен в том, что касается замков и дверей. А что значит «приготовить»? Разве не этим они занимались целых два часа? И что делать мне, раз сегодня меня собирается использовать этот мерзкий тип? Конечно, мне приходило в голову, что это рано или поздно случится, что мне не избежать секса, находясь в теле девушки. Я даже смирился с этой мыслью, аргументировав, что тело все равно не мое и трахать будут не меня. Часть внутреннего «я» была против такого варианта, вторая часть каждой клеточкой эрогенных зон томилась в ожидании. Но секс с этим мерзким человеком, который внушал отвращение, на фоне которого даже Абдель-Азиз казался приемлемым вариантом… Конечно, будь у меня возможность выбора, я выбрал бы Бадра, молодого, симпатичного и человечного. Но двое мужчин, что домогались меня, были один противнее другого. Неудачный побег, поимка, избиение, ночь в помещении, напоминавшем сортир, практически сломили меня: вероятность секса рассматривалась как зло, но неизбежное зло. Я вспомнил, как прилагал усилия, ухаживал, чтобы пробудить в девушке ответное желание. Здесь все было иначе: тебя моют, сушат, потом отводят туда, где ты должен развести ноги и принять в себя ненавистного человека. Интересно, много ли женщин думают так же, ложась с нелюбимыми? И вообще, о чем думает женщина, готовясь к сексу? Я, например, думал лишь о том, как не сорваться, когда этот извращенец прикоснется ко мне, как спрятать презрение и ненависть, чтобы сохранить свою жизнь. Жить хотелось как никогда раньше, я был слишком молод, чтобы умирать на чужбине в чужом теле. До самого ужина меня не беспокоили. Женщины вновь смотрели, как я уничтожаю еду, негромко переговариваясь. Они сделали вывод, что меня не кормили несколько дней, и умиленными взглядами провожали каждый кусок, отправляемый в мою ненасытную утробу. Я продолжал есть, когда одна фраза заставила меня насторожиться: — Господин наиграется с ней, потом ее отдадут охранникам, чтобы они порезвились перед тем, как ее убить. Считая, что не знаю арабского языка, женщины свободно говорили в моем присутсвии. Рука с кофе застыла на полпути: значит, в любом случае меня ждет смерть. Тогда какого хрена я должен ублажать этого педераста, стараясь ему понравиться? Дождавшись момента, когда взгляды женщин отвлеклись от меня, я, сунув в рукав небольшой столовый нож из серебра: умирать, так с песней. Запомнишь ты у меня, сука, брачную ночь с Зеноби. На мое счастье, женщины не заметили пропажу ножа и, вернувшись через час, объявили, что господин ждет меня через два часа. Подготовить для господина — означало заново нанести макияж, сделать педикюр и маникюр, нанести татуировку по телу хной. Кстати, смотрелось шикарно, мне дали полюбоваться в зеркало. Причудливый узор начинался от шейных позвонков и расходился по линии ягодиц, смыкаясь в районе пупка. Затем меня натерли благовониями так, что мне самому хотелось чихнуть. Заставили снять белье (конечно, господин не должен утруждать себя такими мелочами) и надели широкое легкое платье из льна, через которое неплохо просвечивало моя фигура. Затем потянулись минуты ожидания. Мы все трое сидели как на иголках: я — в ожидании встречи и последующей попытки убить, женщины просто в ожидании, что их работа будет закончена. Нож я успел спрятать в ванной комнатке, где, кроме санузла и маленькой душевой, ничего не было. Когда в дверь постучали, я, сославшись, что мне надо в туалет, успел схватить там нож и, не найдя никаких вариантов спрятать его, засунул в рукав на правой руке, согнув кисть и придерживая мизинцем конец рукояти. Широкие рукава практически полностью скрывали кисти. Вслед за охранником я прошел несколько коридоров, поворачивая вначале влево, потом вправо, и мы поднялись на второй этаж. Подойдя к огромным двустворчатым дверям, охранник остановился, кивком головы отослал сопровождавших нас женщин. Затем обернувшись ко мне, буркнул себе под нос «извини» и начал досмотр с моей груди. Его действие и сам досмотр был настолько неожиданным, что я, вздрогнув от прикосновения, разжал палец, пытаясь перехватить его руки: нож с мелодичным звуком покатился по мраморному полу. Не обращая внимания на это, охранник продолжил ощупывания, плотно пройдясь по ногам, ощутимо облапав ягодицы и закончив, посмотрел на меня пристальным взглядом, от которого мне захотелось спрятаться. Он поднял нож, попробовал лезвие пальцем и, улыбнувшись, спрятал его в карман. Потом постучал по двери и, дождавшись ответа, открыл одну створку, подтолкнув меня в проем. Сердце заколотилось, на висках выступили капельки пота, рот мгновенно пересох: ножа у меня нет, а физически выстоять против даже такого, как плюгавенький Зияд, мне не хватит сил. Я умоляюще посмотрел на охранника, и столько страха и мольбы было в этом взгляде, что он отвел глаза. Он вновь подтолкнул меня к проему, и я шагнул вперед навстречу своему бесчестью. Последней мыслью, промелькнувшей в голове, была известная мысль из фильма Мела Гибсона «О чем думают женщины». Глава 10 Первая внебрачная ночь Комната была роскошная, пышность чувствовалась во всем: в сплошном персидском ковре, ноги в котором утопали почти по щиколотку, в резной мебели в стиле Людовика XIV. В центре комнаты стоял накрытый стол: огромная серебряная ваза, наполненная фруктами, столовые приборы на две персоны. Сам Зияд в просторном белом мужском платье ниже колен, видимо, выполнявшем роль пижамы, на фоне этой роскоши казался чужеродным элементом. Асексуальнее одеться невозможно. Темные загорелые ноги с редкими черными волосинками торчали из-под белоснежного платья. Без головного платка он выглядел значительно старше: солидная залысина намекала на солидный возраст. Он поднялся со стула и насмешливым кивком головы поприветствовал. — Будешь фрукты? Есть и вино, если ты хочешь расслабиться, — он жестом показал в сторону роскошно накрытого стола, на котором в вазах громоздились разные фрукты и деликатесы. Здесь же стояло несколько серебряных ведерок со льдом: два с бутылками вина и одно с шампанским. «Какое, нахрен, вино! Я что, на свидание по любви пришел?» — Возмущенная мысль стрельнула в голове и в ту же минуту я ответил: — Выпью с удовольствием, если вы не против. Мысль напиться и отключиться в тот момент мне показалась спасительной. — Конечно, нет, я и сам иногда пью, но никто об этом не знает. — Зияд осклабился и из графина наполнил два бокала. Решение выпить вино пришло мгновенно, когда я чуть не отказался. Это был единственный выход: напиться и забыться, не чувствовать его в себе, не понимать, что происходит, пожалуй, лишь так я смогу все это вынести. Я взял протянутый мне бокал и выпил залпом, словно водку. Принц посмотрел удивленно и потом повторил мой подвиг. Вторые бокалы мы выпили, закусив виноградом и персиками. После третьего я почувствовал необыкновенную легкость во всем теле: спиртное начало действовать. Вспомнив, почему я здесь нахожусь, я понял, что после четвертого бокала смогу решиться, тем более что после выпитого я чувствовал легкое возбуждение. Не конкретно к этому человеку, это было просто возбуждение молодого тела, нуждающееся в удовлетворении. Зияд тоже начал чувствовать действие алкоголя: его ехидная улыбка пропала, теперь лицо напоминало ошалевшего школьника, случайно попавшего в женскую раздевалку на физкультуре. Он даже фривольно обнимал меня одной рукой за талию, норовившей все время сползти и помять ягодицы. — Еще рано, кыш, негодник! — я хлопал по его руке — и этот извращенец покорно убирал руку. Даже было забавно смотреть каким послушным становится мужчина в ожидании столь желаемого. Закончив с четвертым бокалом и отведав практически все из фруктов на столе, я почувствовал, как меня клонит в сон. — Пойдем спать, Зияд. Сейчас мне становилось все безразлично, словно это происходило не со мной. Главное усыпить бдительность этого человека, а если получится, то манипулировать им. Моя фамильярность его нисколько не покоробила, он с готовностью вскочил, пошатнулся и удержал равновесие, вцепившись в мое платье и порвав его на груди. Я сделал слабую попытку прикрыться, потом, наплевав на все, освободился из остатков одежды и, дойдя до кровати походкой моряка, рухнул на великолепное постельное белье. Сзади слышались шорохи — это мой новоиспеченный любовник скидывал портки. Я почувствовал, как ко мне прижимается горячее тело, вздохнул, смиряясь с неизбежным. Араб перевернул меня на спину и аккуратно развел ноги, сгибая их в коленях. Не открывая глаз, дал я ему волю командовать и сквозь укачивания почувствовал, как что-то влажное коснулось половых губ: любопытство пересилило неприязнь, голова араба покоилась между ног, и он старательно ласкал меня языком. Как мне показалось, довольно умело, потому что я мгновенно почувствовал, как напряглись соски и грудь заныла в ожидании. Приятное тепло разлилось внизу живота, я непроизвольно начал ерзать тазом, стараясь уловить момент наивысшего наслаждения. Дважды руки поднимались, чтобы скорректировать местоположение головы Зияда, и оба раза усилием воли я себя сдерживал. Ощущения нарастали. Я впервые получал удовольствие в женском теле, трудно было их описать или понять, но было классно. Через пару минут я уже непроизвольно начал издавать несвязные звуки, каждая клетка моего тела вибрировала от ожидания вспышки удовольствия и наслаждения. Не знаю, сколько продолжалось это безумство, но в один момент я почувствовал, как неведомая сила начинает поднимать меня с кровати. Свет в комнате померк, и тысячи ярких звезд одновременно взорвались в голове: время застыло, звуки исчезли. Выгнувшись дугой, я перестал дышать, звон в ушах вернул меня к реальности, и с громким стоном я упал на кровать, возвращаясь к жизни. Мелкая дрожь в ногах продолжалась еще секунд десять, постепенно я обретал зрение и слух: это был невероятный оргазм! Слова Зияда доносились до меня, словно в ушах была вода. Кажется, он спрашивал, понравилось ли мне. Вот идиот, моя реакция и блаженная улыбка ответили ему лучше слов. На меня нахлынула дикая слабость. Не в силах поднять руку или пошевелиться, я лежал, тупо улыбаясь. Между моих ног началась возня. Неужели он еще раз хочет поласкать меня? Но мысль исчезла, когда я почувствовал, что это не язык. В этот момент мне было все равно, что и кто там возится, еще не отойдя от оргазма я плавал в волнах блаженства. Тем временем движение детородного органа Зияда становилось все настойчивее и неприятнее. Вроде я кончил и возбужден сверх меры, даже часть простыни подо мной мокрая. В чем проблема у этого парня? Пусть по-быстрому делает свое дело, я очень хочу спать. Зияд тем временем пыхтел. Я чувствовал, что он не входит и уже хотел спросить в чем дело, когда Зияд сам воскликнул: — Так ты девственница?! Какой же врун этот Абдель-Азиз, так красочно описывал секс с тобой. Стоп, я девственница? Сон слетел с меня в мгновение ока. Ну конечно, теперь понятно, почему меня не возбуждали мужчины, у тела просто не было генетической памяти, связанной с мужским сексом. А вот ласкать это тело, видимо, ласкали, вон как бурно отреагировало и какой оргазм выдало. Надо воспользоваться ситуацией с невинностью, может, удастся отсрочить или вообще избежать секса. — Теперь ты понимаешь, почему мне трудно было и почему я пила? — Приподнявшись на локте, я посмотрел на Зияда. К моему удивлению, араб кивнул. — В первый раз все девушки боятся, но ты не бойся, я буду нежен. С этими словами он начал повторный заход, но все мое возбуждение уже ушло, высохло даже во рту. Незаметно для него я напрягал мышцы влагалища. Выпитое спиртное по-разному влияет на мужчин и на женщин. Если женщин оно раскрепощает, то мужчины реагируют по-разному: вот и Зияд, вижу, безуспешно пытается привести в боевую готовность дружка, между прочим, солидного по размеру с моей точки зрения. Пытаюсь притвориться спящей, ничто так не отталкивает мужчину, как женщина, заснувшая посреди любовных утех. Аллилуйя, сработало! Повозившись еще пару минут, Зияд с недовольным сопением устраивается рядом, по-хозяйски положив руку мне на грудь. Рука меня несколько напрягала. Касаясь соска, она провоцировала тактильные ощущения. Усилием воли загасив зарождающее внизу живота порхание бабочек, я попытался уснуть. Случившееся сегодня не поддавалось логическому объяснению: меня ласкали как женщину, и мое тело отозвалось моментальной и гипертрофированной реакцией. Вино было причиной того, или в моем теле скопилось столько сексуально энергии, я не мог понять, но меня это насторожило. А если такая же реакция будет на классический секс? Зная свое пагубное влечение к удовольствиям, могу лишь предположить, что я стану игрушкой в руках у мужчин. Зияд начал похрапывать, рука сползла с груди. Обрадовавшись, я быстро повернулся на правый бок, сворачиваясь калачиком. Простынёй я обмотался, словно куколка. Не хватало еще с утра спровоцировать араба на секс, призывно демонстрируя ягодицы. Сон не шел, хотя еще двадцать минут назад я умирал от желания заснуть. Тело жило отдельно от мозга, оно напоминало о неудовлетворённости, периодически заставляя сигнализировать о своих потребностях отдельными частями. От понимания того, что в полуметре от меня лежит голый мужчина, мурашки пробегали по позвоночнику и начиналась пульсация внизу живота. Я повернулся на спину — и сразу перед глазами стала картина головы Зияда, усердно трудящаяся в области лобка. Так даже хуже, теперь возбуждение усилилось, соски приобрели твердость и нацелились в потолок, грозя пробить его резким стартом. Осторожно, стараясь не потревожить араба, я вытащил себя из кровати. Ванная комната была роскошна, как и все во дворце. Стоя под холодным душем, я пришел в себя: вода была ледяная, любое желание секса пропало моментально. Дрожа от холода, я насухо вытерся полотенцем, нашел свое разорванное платье. На груди красовалась широкая прореха, но это лучше, чем лежать голой. Я вытащил две подушки, забрал простыню. В таком жарком климате одеяла просто не предусматривались. Нашел себе укромный уголок у камина в дальнем углу и устроился там. Ночью мне снилось, что я сижу на работе и не могу свести баланс: красный как рак директор орал на меня, требуя закончить и разобраться с налоговой, а все никак не мог привести баланс по нулям. Проснулся я позже Зияда. Высвобождаясь из объятий Морфея, я слышал, как он с кем-то говорит по телефону: оправдываясь и нервно повышая голос. Увидев, что я проснулся, араб закончил разговор и, положив телефон на стол, пристально посмотрел на меня. — Кто ты на самом деле? Его слова насторожили меня и застали врасплох. В голосе Зияда звучали металлические нотки, пытаться игнорировать вопрос опасно. Я присел, одной рукой сводя разорванное платье на груди. — Александра Иванова, студентка из России. Нас пригласили на стажировку по гостиничному бизнесу в Иорданию, но это была уловка. На самом деле нас готовились продать в бордели Южной Кореи. По дороге в Аккабу мне удалось сбежать и, так как у меня не было документов, с группой беженцев попала в лагерь «Заатари», где я ждала приезда российской делегации, с которой планировала вернуться домой. Но меня из лагеря похитили люди Абдель-Азиза, все остальное вы знаете. Закончив рассказ, я посмотрел на араба: в его голове шли мыслительные процессы. Мой рассказ он сопоставлял с фактами, которые мне были неизвестны. На его лице изображалось недоумение, а я терпеливо ждал. — В день твоего побега, точнее, ночью, под утро, во дворце Абдель-Азиза было вооруженное ограбление: украли все деньги, серебро, драгоценности и золото. Но вот что удивительно, таких случаев в королевстве не было лет тридцать. За воровство у нас отрубают руку, а грабители заканчивают жизнь в петле. Вначале мой брат решил, что это ограбление, но сегодня, проанализировав данные с камер наблюдения, он и полиция пришли к выводу, что ограбление предприняли для отвода глаз. Это были не грабители, это были профессионалы: ни единого отпечатка пальцев, ни окурка, ни волоса не оставили на месте преступления. На камерах видно, что все они экипированы как элитное армейское подразделение. Мой брат и представители полиции пришли к выводу, что эти бандиты не пришли грабить, они пришли за тобой, потому что они устроили тщательный обыск всех комнат, включая конюшни. Они искали что-то или кого-то, и единственное, что отсутствовало в ту ночь во дворце, была ты. Я повторяю свой вопрос: КТО ТЫ НА САМОМ ДЕЛЕ? Почему тебя ищет группа профессионалов, рискуя жизнью? На территории Саудовской Аравии нет таких профессиональных банд. Кто проводит такую операцию в чужой стране? Кто ты, Александра? Зияд встал и подошел ко мне, вперив в меня тяжелый взгляд. Что я мог ответить? Я не знал, кто был во дворце, кем были эти люди и цель их появления. Заикаясь от волнения, я повторил свою историю, робко предположив: — Может, это та преступная банда, что обманом вывезла нас в Иорданию? Араб задумался, потом решительно махнул головой, отметая мои предположения. — Не думаю, что у них силы и средства проворачивать такие операции под боком у Службы Общей Разведки. Риск слишком велик, чтобы из-за одной женщины так стараться, пусть даже и очень красивой. Здесь что-то другое, и я докопаюсь до сути. Сейчас тебя отведут в комнату, переоденься и будь готова, сюда едет Абдель-Азиз, у него есть к тебе вопросы. Подумай, что врать бесполезно. Если мы с ним не узнаем правды, передадим тебя в службу общей разведки, а это билет в один конец. Зияд позвонил в колокольчик и дверь моментально открылась: в дверном проеме стоял вчерашний охранник, за его спиной виднелись женские фигуры. — Отведите ее в комнату. Накормите и оденьте. Зияд ушел в дальний конец, и через минуту мы небольшой процессий шли по коридорам дворца. Известие о нападении на дворец Абдель-Азиза меня удивило и встревожило: в этом было что-то непонятное мне, оттого более пугающее. Я не мог зацепиться ни за какую версию, и версия Зияда мне казалось неправдоподобной: кто мог организовать отряд профессионалов, чтобы искать меня в чужой стране? Наверное, это какие-то внутриарабские разборки, а всех собак решили повесить на меня. Легче не становилось и от такого варианта, каждый час моего существования на этой земле нес мне новые проблемы. Теперь на горизонте замаячило общение с контрразведчиками местного ФСБ. Вначале мне дали завтрак, спустя полчаса вчерашняя процедура с мойкой и скоблением всего тела повторилась, правда, в облегченном варианте. Ну конечно, вчера меня готовили для господина, а сегодня, по мнению женщин, лишь смывали следы ночной страсти. Мне самому очень хотелось отмыть вчерашние воспоминания о страсти, охватившей меня и финале, но воспоминания так легко не отмываются. Снова и снова мысли возвращались к ночи: неужели я окончательно превращаюсь в женщину, неужели мое эго не готово устоять перед низменными позывами тела? Оставив меня в комнате, женщины удалились, закрыв дверь на замок. Вероятность повторного побега нулевая, жить мне оставалось несколько дней, судя по той информации, что у меня имелась. А тут еще и приезд Абдель-Азиза намечается, что ничем хорошим мне не грозит, кроме неприятностей. До сих пор удивляюсь, почему он не пристрелил меня там в пустыне, ограничившись одним ударом. Интересно, умирать больно? Или это свет как выключается: кто-то щелкнет выключателем — и тебя нет, нет твоих воспоминаний, нет радости и горя, просто ничего нет. Может, именно поэтому доведенные до отчаяния люди заканчивают жизнь самоубийством? Но я-то хотел жить, жить и получать удовольствие от жизни. Слово «удовольствие» вызвало возврат к ночи, когда я улетел в космос от ласк Зияда. А если бы это был мужчина, желанный этим телом, что тогда? Насколько острее и полнее будут ощущения? Я просто представил Бадра, стройного и мускулистого, на месте старого извращенца: запорхали бабочки в животе, по позвоночнику пробежали легкие мурашки. Нет, стоп! Я встряхнул головой, отгоняя наваждение. Так недолго и нимфоманкой стать, мать твою. Звук ключа в замке вернул меня к реальности. Охранник, ранее не встречавшийся мне, поманил меня рукой. Да задолбали, уроды, что вы мне все жестами, я вам что скотина тупая и бессловесная? Но хорошее знание арабского языка не хотелось обнаруживать раньше времени в этом дворце, и я молча пошел вслед за арабом, только сейчас обратив внимание, как легко в этом теле мне давались языки. Глава 11 Белые начинают и проигрывают Мой дедушка любил играть в шахматы. В каждой игре он выбирал черные фигуры. На мои вопросы всегда отвечал уклончиво: «Белые начинают и проигрывают». В детстве я не понимал и не придавал значения этой фразе. Становясь старше, я замечал, что выражение деда можно использовать повсеместно. Так на соревнованиях по лыжному спорту или биатлону всегда проигрывал тот, кто начал спуртовать раньше соперника. В отношениях между девушкой и парнем в уязвимой позиции оказывался тот, кто сделал первый шаг. В драках, на моей памяти, в конечном итоге проигравшим оказывался задира, агрессивно начавший драку.