— Может, я простил бы тебя, будь оскорбление нанесено приватно, но ты оскорбила меня публично дважды. Меня не поймут, моя честь не получила сатисфакции, но я признателен тебе за извинения. С этими словами, Абдель-Азиз встал из-за стола, не докончив обед, и стремительно пошел в дом, сопровождаемый Бадром. Последний кинул в меня быстрый взгляд, в котором мне почудилось одобрение. Оставалось понять: это был лайк моим словам или тому, что он видел полчаса назад. Мне ничего не оставалось, как продолжить обед: на второе подали баранину, жаренную со специями в специальной сковороде на треноге, под которой тлели угли, поддерживая блюдо горячим. Десерт был неизменен — натуральный кофе с мармеладом ручного приготовления. Насытившись, я посидел немного в тени пальмы. Молчаливые слуги быстро убрали посуду и принесли небольшой глиняный кувшин с пиалой. — Щербет, — одним словом ответил мужчина на мой немой вопрос. Я всегда думал, что щербет — это типа халвы, а у них щербет — это напиток. Я поблагодарил и отказался, чувства жажды не было и, кроме того, живот был набит, как рюкзак туриста многодневщика. Абдель-Азиз колебался после моих слов, это я видел отчетливо. Если в оставшиеся два дня продолжить гнуть эту линию с раскаянием и извинениями, может, и сработает. Он меня выкрал, в его глазах я напугана и схожу с ума, что ему еще надо для удовлетворения? Секса? Да у людей с таким положением дефицита секса не бывает: стоит щелкнуть пальцами — и профессионалки оближут с ног до головы. В любом случае, надо продолжать свою линию поведения и параллельно думать о побеге. Не надо настраивать принца и его слуг против себя, не смелость города берет, а хитрость. Двор был пустынен, наступало время самого сильного зноя, от которого даже арабы прятались в домах. Стоило мне только встать, как из дома показалась Сафия: видимо, она там и стояла все время моего обеда. Значит, без внимания меня не оставляли ни на минуту, несмотря на видимость свободы. Во дворце было заметно прохладнее, но сколько я ни вертел головой, кондиционеров не заметил. Значит, здесь централизованная система кондиционирования, спрятанная либо на крыше, либо в подвале. У двери Сафия остановилась и, не входя в комнату, обратилась ко мне: — Хозяин просил передать, чтобы после Магриба вы были готовы. За вами пришлют Бадра, вам предстоит выехать с хозяином. Хозяин требовал надеть арабскую одежду, он дважды повторил это. — Сафия, куда мы едем, не знаешь? Магриб — это предпоследняя молитва или ночная? — Предпоследняя, после захода солнца. Нет, госпожа Зеноби, я не знаю. Никто не знает, кроме Фуада и Бадра, планы хозяина, только им он доверяет. Девушка была расстроена, что не смогла дать мне больше информации. Интересно, куда это мы намылились на ночь глядя? Пока я гостья, не стоит бояться, даже такие мерзавцы, как Абдель-Азиз, не нарушат законы гостеприимства. Сейчас меня терзало любопытство: может, решил свозить на шоппинг? Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а путь в недра женщины — через покупки. Но я-то не женщина, и мне глубоко плевать на все эти безделушки. Хотя даже мне стало любопытно, что же такого он мне хочет купить? До указанной молитвы было еще несколько часов, которые я решил посвятить отдыху и приведению себя в порядок. В комнате было прохладно. Отпустив Сафию, я развалился на кровати. Требовалось проанализировать последние события и выработать примерный план поведения. Отношение Абдель-Азиза несколько смягчилось, в глазах его не полыхала ненависть и разговор был более вежливым. А не влюбляется ли в меня, часом, этот старый козел? Мне стало не по себе от этой мысли: если от врага можно избавиться хотя бы по причине его ненависти к тебе, то назойливый влюбленный — это геморрой похуже. Мне ясно дали понять, что одежда должна соответствовать местным традициям. Гардероб у меня был небогатый, выбирать особо не из чего. Призыв муллы к молитве застал меня перед зеркалом, отчаянно пытающимся навести более-менее приличный макияж. Арабки хоть и одеваются с ног до головы, в части наведения стрелок на веках и контуров на губах дадут фору европейкам, что с их выразительными глазами и густыми ресницами делает их невероятно привлекательными. То ли мои ресницы не подходили под местную тушь, то ли моя рука не была набита, у меня это получалось плохо. Открылась дверь и Сафия бесшумно проскользнула в комнату. — Госпожа Зеноби, что вы делаете? Вы же испортили свои прекрасные ресницы! Девушка всплеснула руками, отобрала у меня кисточку и решительно начала наводить макияж. «Прекрасные ресницы, вы слышали? Это обо мне», — непонятное теплое чувство разлилось в груди. Даже будучи мужчиной, мне нравились комплименты моему телу. Буквально за пару минут Сафия превратила мои ресницы в произведение искусства: я даже невольно ощупал их, натуральные или нет. Окинув меня критическим взглядом, девушка осталась довольна. — Нам надо выйти раньше хозяина, если опоздаем — будет гневаться. Сафия открыла мне дверь, поправила платок на моей голове, и мы быстрым шагом двинулись к выходу. Принца еще не было, но была куча охранников и два ленд крузера: серебристый и черный. Все охранники были похожи друг на друга, как сиамские близнецы. Не сводя с меня взглядов, они стояли у машин и негромко переговаривались. Интересно, это те, что были в лагере Заатари, или другие? Их нежелание смотреть мне в глаза мне показалось странным, о чем я не преминул спросить Сафию. — Вы — женщина хозяина, им не следует смотреть вам в глаза, это неуважение, — пояснила девушка шепотом. Так, стоп: во-первых, никакая я на хрен не женщина и, тем более, не этого козла. Во-вторых, Бадр смотрел мне в глаза довольно пристально и спокойно, порой даже насмешливо. Это Сафии знать не следует, но для себя я делаю зарубку: Бадр не пес, ждущий подачки от хозяина. Кусок мяса он, пожалуй, добывает себе сам. Мурашки пробежали по телу, впервые за все время нахождения в женском теле. Что это было? Понимание того, что для этого крепкого парня ты интересна как женщина или… скрытая симпатия к нему с моей стороны? Видимо, приближались критические дни: за пару дней у меня повышалась чувствительность, я видел эротические сны, а обоняние обострялось до невозможного. Вот и сейчас, даже на расстоянии, я почувствовал аромат «Амуаж» за секунды до появления Абдель-Азиза и Бадра, который сегодня надел легкий хлопковый костюм молочного цвета. Абдель-Азиз был в хорошем настроении. Посмотрел на меня, причмокнув языком, выражая восхищение или удовлетворение, и коротко скомандовал: — Поехали. По знаку Бадра я сел в черный внедорожник. Рядом, с левой стороны, примостился принц. Сам Бадр уселся на пассажирское сиденье. Водитель, все время сидевший в машине, тронул с места по его кивку. Второй джип с пятью охранниками последовал за нами. Проехав будку охраны, мы свернули вправо и выехали на хорошо асфальтированную дорогу. Скорость движения сразу возросла в разы. Однако, вопреки моим ожиданиям, мы, не сворачивая миновали трафарет, указывающий на центр города, и через десять минуть выехали в сторону пустыни. Сгущающиеся сумерки давали мало информации. Попадались встречные машины, мы обогнали несколько фур. Движение в абсолютной тишине продолжалось около получаса. Меня терзало любопытство, но заводить разговор, на что, несомненно, рассчитывал принц, не хотелось. Так, в тишине, водитель, ориентируясь по только ему ведомым знакам, свернул в пустыню, и дальше мы катили по песчаной колее между барханами. Надеюсь, меня не везут закапывать в песок, мною даже не попользовались. Глупо хоронить, не попробовав! Пошловатым юмором я пытался скрыть волнение, которое грозило перейти в панику и даже истерику. Свернув куда-то между очередными, поднадоевшими барханами, мы фарами выхватили из темноты огромное количество таких же внедорожников с выключенным светом. В стороне стояла пара легких палаток-тентов, под которыми горели светодиодные лампы. Все, пиздец, это саудовский ку-клукс-клан, теперь точно отымеют во все щели и здесь же прикопают. Мои мысли чуть не сорвались в крик, когда принц, гаденько улыбнувшись, сказал: — Три дня не истекли, не бойся. Только после этого я заметил, как тяжело дышал: грудь вздымалась, воздух шумно выходил, бисеринки пота усеяли все мое лицо. Сердце колотилось так сильно, что, вероятно, его слышали даже сидевшие под тентами арабы. Сглотнул с усилием — во рту была самая настоящая пустыня — я одарил этого мерзкого старика ненавидящим взглядом, что привело его в настоящее веселье. Бадр открыл мне дверь, подал руку: мою дрожь он ощутил отчетливо, потому что незаметно сжал мои пальцы, словно говоря: «все будет хорошо, не бойся». Я с признательностью посмотрел ему в глаза. В темноте было трудно понять, но кажется, в них было сочувствие и жалость. Выдернув руку, я сделал два шага и остановился. Абдель-Азиз обошел машину и пошел в сторону палаток, мы молча последовали за ним. — Ассаляму алейкум! — традиционно поздоровался он. — Алейкум салям, — нестройными голосами отозвались арабы и принялись обниматься с подошедшим. — Это моя новая наложница, она из России. Ее зовут Саша. Ладонь левой руки указывает на меня. Мой выход, не буду дергать смерть за усы. Находясь в пустыне, мне пока надо играть роль хорошей-плохой девочки. — Ассаляму алейкум, уважаемые, — я почтительно наклонил голову. — Ва алейкум, — последовал мне укороченный ответ, полагаемый при общении с иноверцами. Взгляды арабов ощупали меня как сканеры, правда, без комментариев и ухмылок. Просто знакомство с новой пассией принца. Так же они смотрели бы на новую машину или коня, хотя нет, там реакция была бы более эмоциональной. Абдель-Азиз и арабы начали громко разговаривать, жестикулируя и вздымая глаза к небу. — Что здесь происходит? — адресовал я вопрос Бадру, молча стоявшему рядом со мной. — Будут попытки покорить новый бархан на внедорожнике. Это все члены королевского двора. С каждой семьи по три попытки, на своих машинах. Машины одинаковые, без технических доработок. Победитель получает пятьдесят миллионов риалов, из которых оплачиваются травмы или смерть пострадавших, — разъяснил мне охранник. Нехилые здесь ставки! Это же примерно пятнадцать миллионов долларов, куда там нашим рублевским до таких забав. Тем временем охранники, приехавшие вместе с нами, совместно с коллегами поднимались на бархан, устанавливая слева и справа светильники, как на посадочной полосе для самолета. Бархан, скрытый в темноте, начал понемногу вырисовываться после такого освещения. Через полчаса все они были установлены: я насчитал сорок две штуки. На глаз этот бархан был высотой не меньше трехсот метров. Ширина колеи получалась метров двадцать-двадцать пять. Все эти действия сопровождались гомоном, крикливыми указаниями по рации, броуновским движением у палаток. Сесть мне никто не предложил, самому взять стул и усесться поудобнее — стремно, адреналина сегодня мне хватило с избытком. Когда все приготовления были закончены, невысокий и полный араб, видимо, исполнявший роль конферансье, объявил очередность заездов. Семье Абдель-Азиза по иронии судьбы досталось последнее место, что испортило настроение мне, так как становилось ясно, что уедем мы отсюда нескоро. Пережитый страх, выброс адреналина привел к неизбежному и крайне неприятному для меня: нестерпимо хотелось в туалет. Такими темпами мочеиспускания при свидетелях я скоро успею справить нужду при доброй половине мужского пола Саудовской Аравии. — Бадр, мне надо отойти, ты понимаешь… — Я чувствовал, что краснею под взглядом араба. Бадр не сказал ни слова, поманил меня за собой в сторону одиноко стоящей палатки: — Там туалет, мыло, вода, антисептики. Зайдя в палатку, я чуть не описался от удивления: шикарный биотуалет, кувшинчики для воды с позолотой, несколько десятков столовых полотенец, столик, сплошь уставленный предметами гигиены. Палатка закрывалась на молнию изнутри, к петельке замка была приделана цепочка, смысл и предназначение которой мне было непонятно. Быстро закончив свои дела, я помыл руки, пшикнул антисептиками, и вышел наружу. Первый заезд уже начался и сразу окончился провальной попыткой, даже не достигнув третьего светильника. Повторные две попытки были чуть лучше, но тоже не дали результата. Один за другим выходили представители семей принцев и терпели неудачу. Лишь один счастливчик дошел почти до самого верха, ему оставалось лишь два светильника, когда свет его фар взметнулся в сторону и, кувыркаясь, машина начала обратный путь, по дороге разбив два светильника. Заминка, связанная с вытаскиванием пострадавшего и восстановлением световой дорожки, заняла минут двадцать. Все это время арабы галдели, как гуси на сельском дворе, суть разговоров сводилась к тому, что этот бархан не одолеть. Абдель-Азиз подошел к нам, стоявшим чуть в стороне. — Как тебе нравятся арабские заезды? Есть такое у тебя дома? — У нас нет барханов, но мы ездим по грязи и оврагам, это даже труднее будет, — парировал я, заступаясь за российских оффроудшиков. — По грязи проехать много ума не надо, это даже ребенок сможет, — не полез принц за ответом в карман. «Ах ты гнида, да ты обосрешься, увидев, как по зимнику наши ездят, как ежегодно гибнут, уходя под лед». Я чуть не задохнулся от возмущения и, даже не успев понять, что несет мой проклятый язык, выдал: — Эту кучку песка проедет любой мужчина из моей страны, а вы как в песочнице копошитесь. Не знаю, знал ли принц, что такое песочница, но все остальное прекрасно понял. — Любой мужчина, говоришь? А удивительная женщина-воительница Зеноби проедет? Или Зеноби только гадости может говорить своим лживым ртом? Это был удар ниже пояса, который я честно сам себе и нанес. Я ведь не женщина, просто нахожусь в женском теле. И это был прямой вызов, вызов от которого зависело, буду я просто неуравновешенной женщиной или заслужу хоть какое-то уважение, пусть и рискнув жизнью. Странный азарт охватил меня, ведь если я смогу подняться, утру всем нос, если не смогу — нет в этом позора, никто не смог. — Сколько у меня попыток? Могу я пешком вначале подняться и посмотреть на этот маршрут? — задавая вопрос, я заметил, как отвисли челюсти у принца и Бадра. — Ты серьезно хочешь попробовать? — Нескрываемое удивление звучало в вопросе Абдель-Азиза. — Будь здесь мужчина из моей страны, мне не пришлось бы вам доказывать, что мои слова правда. Но так как здесь нет никого из России, кроме меня, я попробую вам доказать, что мы, русские, не лыком шиты. Принц переспросил, что такое «не лыком шиты», я ответил, упростив, что это типа яйца железные. Несколько минут Бадр о чем-то оживленно шептался с Абдель-Азизом. До меня долетали слова «женщина не имеет права», «принцы будут против», «оскорбление всем мужчинам». Наконец принц жестко пресек попытки охранника спасти мою жизнь и, снова уточнив у меня о готовности рискнуть, направился к своим собратьям по крови. — Ты сумасшедшая дура, у тебя вместо мозгов песок. Умереть захотела? Так я могу тебя убить одним ударом, если ты так этого желаешь. — Бадр кипел, как чайник, забытый на плите. Не найдя больше слов, он сплюнул себе под ноги и с силой пнул раскладной стул, исчезнувший в темноте от такого удара. Абдель-Азиз совещался минут пять, когда он вернулся, было видно, что разговор был напряженным. — Они согласны, но с одним условием… — Паузе принца мог бы позавидовать театрал драматург. — Если она не покорит бархан и останется жива, будет устроен аукцион, в котором я не имею права участвовать.