Секунды две у меня ушло на осознание смысла этих слов, затем с протяжным стоном, закатив глаза, я начал дергаться, тем более что делать это пришлось почти против своей воли: прижав меня к груди, Бадр практически перекрыл мне кислород и мои попытки вздохнуть и освободиться выглядели крайне натурально. Постепенно дышать стало легче, и я слабыми подергиваниями рук и ног еще минуту разыгрывал эпилептоидный приступ. Пот покрыл все лицо, только он начал смывать мой тональный крем. Трудно будет объяснить такие внезапные просветления участков кожи! — Слушай, ты, идиот! — Это уже один из парней в черном обратился к Бадру. — У твоего брата эпилепсия, вместо того чтобы его возить, надеясь на чудо, обратись к хорошему врачу. Как в средневековье живете, никак поумнеть не желаете. Если ему стало лучше, вали отсюда, пока я тебя не приласкал, идиота тупоголового. Черный костюм презрительно сплюнул под ноги Бадру и ушел к внедорожникам, окончательно потеряв ко мне интерес. Подобрав свой паспорт, Бадр заискивающе извинился перед полицейским, который молча смотрел, как пристегнув меня, все еще сидящего с закрытыми глазами, ремнем, он сел за руль. Про мое удостоверение личности никто не вспомнил. Едва мобильный патруль скрылся из виду, я, отстегнув ремень и наполовину высунулся из окна, выплевывая вчерашний ужин и остатки мыла. Араб остановился и протянул мне бутылку с водой: меня вырвало еще раз. Мыльные пузыри лезли из меня долго, вся бутылка ушла на промывание рта, но вкус мыла я ощущал до самой ночи. — Саша, какая ты умная, — восхищенно произнес Бадр, когда мы снова двинулись в путь, въезжая в Джидду. — Я уже хотел открыть огонь. Полицейского и тех двоих, что были ближе к нам, я бы успел убить, но двое остальных защищали внедорожники, нам бы не дали уйти. Я еще удивился, когда видел, что ты суешь эти маленькие кусочки мыла в карман. Ты заранее придумала такой план, на случай проверки документов? Мне очень хотелось ответить, что для меня такие планы как два пальца об асфальт, но восхищенное лицо араба пристыдило. — Я нервничала и по ошибке сунула в рот мыло вместо жевательной резинки. Вытащив руку из кармана, я продемонстрировал арабу кусочки одноразового мыла вперемешку с такого же размера жевательной резинкой. Бадр остановился, выскочил из машины и присел, заходясь от дикого хохота, хлопая себя по бедрам. Сквозь смех и всхлипыванье можно было различить: «жвачка, мыло, по ошибке, Зеноби!» Вот и говори правду мужчинам после этого! Вместо того, чтобы поинтересоваться, как я себя чувствую, наглотавшись мыльных пузырей, этот скотина ржет, словно в цирке. «Хрен я еще раз перед тобой так проколюсь», — пообещал я себе, но, посмотрев на этого великовозрастного ребенка, сам захохотал, прерываемый икотой. Мыльный пузырь, родившийся на моих губах во время очередной икоты, окончательно доконал араба. Его смех был близок к истерическому, несколько раз он рубанул рукой по стойке автомобиля, не в силах сдержать эмоции. Наконец он успокоился, вытирая слезы носовым платком. Но стоило ему взглянуть на меня, как новый приступ хохота начинал его душить. Когда это случилось в третий раз, я не выдержал, вышел из машины, громко хлопнув дверью со словами: — Да пошел ты к черту, тупой араб! — зашагал к видневшемуся неподалеку городу. Я успел отойти метров на двести, когда меня догнала машина, Бадр обращался ко мне через спущенное водительское окно: — Саша, садись, хватит сердиться. — Ты иди, посмейся дальше, коричневая обезьяна, мудак недоделанный. Я твою жопу спасла, а ты ржешь, как конь перевозбужденный. Зло душило меня, не знаю почему, но этот смех меня достал. Бадр сделал еще несколько попыток и, убедившись, что я не уступлю, перегородил мне дорогу машиной. Выйдя, он вытащил пистолет из-за спины. Передернул его и протянул мне, рукоятью вперед: — Убей меня, Саша, только не сердись. Я не хотел тебя обидеть, но пузырь на твоих губах, это было очень смешно. Он из-за всех сил пытался сдержаться, говоря о пузыре, но не смог и снова захохотал, быстро осекшись под моим гневным взглядом. Я проигнорировал его пистолет и, обойдя его, двинулся дальше. Сильная мужская рука схватила меня и развернула к себе лицом. Сила инерции была такова, что секунду спустя я оказался в плотном объятии араба. — Отпусти меня, подонок. Свободной рукой я залепил ему пощечину, потом еще и еще. Бадр не шелохнулся. Я старался ударить больнее, даже укусил руку. Араб стоически вынес все это. Когда, устав его колотить, я опустил руки, он внезапно отпустил меня и нежно схватив обеими руками за лицо, закрыл мне рот поцелуем. Инстинктивно я попытался освободиться, но легче было бы вырвать дерево с корнем из земли — и к своему ужасу я почувствовал, как разливается тепло по телу, слабеют ноги и не хватает дыхания. — Отпусти, — успел промычать сквозь целующие губы, стараясь оттолкнуть араба от себя, но легче было сдвинуть скалу с места. Рванувшись освободился, тяжело дыша стараюсь прийти в себя. Демонстративно сплевываю на асфальт, вытираю губы тыльной стороной ладони, вижу как это неприятно Бадру и радость за маленькую месть греет сердце. — Если наигрался герой-любовник, поехали дальше, пока не попались на глаза кому не следуют, — сажусь в машину, наблюдая как потухший араб следует за мной. Глава 23 Мишааль Джидда расположена на Красном море, в узкой прибрежной пустыне Тихама. С запада город ограничен морем, а к востоку горной цепью Хиджаз, поэтому строительство новых районов ведётся вдоль моря, на север и на юг от исторического центра. Джидда второй по численности город Саудовской Аравии после Эр-Рияда. По данным 2009 года здесь проживало 3,6 млн человек, в агломерации — около пяти миллионов. Лишь 45 % горожан являются саудовскими подданными, остальные — временные иностранные рабочие, в основном из Египта, Сомали, Пакистана, Судана, Эфиопии, Индии и Бангладеш. В городе проживают несколько тысяч выходцев из государств постсоветского пространства, преимущественно с Северного Кавказа. Около 90 % горожан-саудитов — сунниты, 10 % — шииты. Среди иностранцев 3/4 мусульмане, остальные — индуисты и христиане. Для немусульман отправление религиозных обрядов, ношение религиозных символов и хранение религиозных символов является немного затруднительным. Почти 65 % населения города — мужчины. Это связано с тем, что свыше 90 % иностранных рабочих — мужского пола. Я оторвался от телефона и вернул его Бадру. Разговаривать не хотелось. Мы въехали в этот крупнейший порт с четырехмиллионным населением. После случившего мы оба сидели молча: Бадр, устыдившись своей смелости, я же злился на себя, что изначально плохо обозначил границу между нам, дав надежду этому славному парню. Я молча смотрел на Бадра. Заикнись он про поцелуй — пистолет в моей руке, который он мне сам отдал, отправит его к праотцам. Лицо горело от стыда. Но тело жило своей жизнью, оно впитывало в себя все воспоминания, легкими мурашками обозначая главные эрогенные зоны. Сам порт раскинулся длинной полоской по берегу моря, жилье мы решили искать поближе к нему. Мое предложение остановиться в отеле было отклонено: если при въезде есть агенты службы внешней разведки, то отели — первое, что они взяли под наблюдение. Купив в киоске местную газету, Бадр долго пролистывал ее, читая объявления. Наконец маркером он обвел несколько объявлений и начал звонить. Из четырех объявлений на звонки откликнулись лишь в двух. Первый вариант отмели сразу: душа нет, туалет на улице. Второе объявление нам понравилось, и мы направились по адресу. Располагался он недалеко от набережной и чуть подальше от порта. Это была трехкомнатная квартира, имеющая все необходимые удобства. Хозяйка, женщина ближе к пятидесяти, оказалась ассирийкой. Ее черные пронзительные глаза внимательно смотрели на меня и Бадра. Когда наконец мы сторговались по цене, хозяйка уступала нам две комнаты, сама оставаясь в наименьшей. Она неожиданно спросила Бадра, показывая на меня: — Жена? — Ее глаза оценивающе пробежались по мне, словно сканер в аэропорту, раздевая и просвечивая. — Это мой брат, — нисколько не смутившись, ответил араб, пересчитывая купюры. — Мужчин вы сможете обмануть, но не женский глаз. То, что она женщина, я поняла с одного взгляда. Но это не мое дело, вы платите, я закрываю глаза. С тех пор как у нас побывала принцесса Мишааль, этот город стал своего рода Меккой для несчастных влюбленных. Бедная принцесса! Казнили дитя за любовь. — Женщина вздохнула и стала повторно пересчитывать деньги. Так я впервые услышал про принцессу Мишааль, ее любовь и ее смерть. — Скрываетесь? И снова глаза буравили нас обоих. Бадр не стал отнекиваться, доверившись женщине. — Она не арабка, — снова безапелляционное заявление. — Она еврейка, — ответил Бадр, сделав гениальный ход. — Мы сбежали против воли родителей. Глаза женщины потеплели, она подошла и прижала меня к своей необъятной груди. — Тогда все понятно. Ты знаешь, что вам грозит, если вас поймают? — Взгляд теперь выражал сочувствие. — Нас убьют. — Мне надоело играть в молчанку, не вечно же притворяться глухонемой. — Ты права. Ты похожа на нее, только глаза другие. — На кого? Кажется, я туплю, она вроде говорила про казненную принцессу. — На принцессу Мишааль. Я буду звать тебя Мишааль, да убережет тебя Всевышний от ее участи. — Женщина, открыла дверь в свою комнату. — На берегу моря, где нашли ее одежду, люди сделали небольшой памятник. Все влюбленные, приезжающие в Джидду, обязательно его посещают. Дверь закрылась. — Сходим? — Араб вопросительно смотрит на меня. — Бадр, тот поцелуй… В общем, не делай так больше, когда-нибудь я тебе все объясню, просто сейчас не время. — Я был неправ, — отвечает Бадр, нежно смотря на меня и не давая опомниться. — Мы должны туда сходить, чтобы не рушить легенду в глазах у этой женщины. — Хорошо, но не сегодня, — соглашаюсь я, довольный, что опасная тема поцелуя забыта. Мы разместились в квартире быстро, вещей практически не было. Завтрак был поздний и скупой, на обед араб пообещал отвести меня в самый лучший ресторан, на что я возразил, что лучше пообедать в неприметном месте, с учетом нашего розыска. Обедали мы неподалеку, в рыбном ресторанчике. Рыба оказалась вкусная, специй в самый раз. Наевшись, я попросил телефон у Бадра и полез искать информацию про принцессу Мишааль, пока еда удобно размещалась в желудке. В 1958 году у саудовского короля Мохаммеда ибн Абдель Азиз Аль Сауда появилась внучка, которую назвали Мишааль. Принцесса Мишааль бинт Фахд бен Мухаммед Аль Сауд была настоящей восточной красавицей и любимицей семьи. Ее обожал и дядя, король Халид. Росла принцесса, не зная ни в чем отказа. Но распоряжаться своим будущим она не могла, поскольку у венценосных особо оно предрешено. Родители собирались выдать ее замуж за одного из великого множества кузенов-принцев. И, когда Мишааль заявила, что хочет получить высшее образование, перечить ей не стали. Поскольку такого образования для женщин в Саудовской Аравии в 1970-х годах не существовало, принцессу отправили учиться в Ливан. Разумеется, под строгим надзором, с многочисленным штатом прислуги и охраны. Ливан — страна многоконфессиональная и, по сравнению с Саудовской Аравией, куда более свободная от различных ограничений. От вольного воздуха у Мишааль закружилась голова, и с ней произошло то, что обычно происходит с девушками в девятнадцать лет: принцесса влюбилась. Восточного красавца звали Халед аль-Шаер Мулхаллал, и он был сыном посла Саудовской Аравии в Ливане. Собственно, из-за отца-дипломата Халед и оказался в числе тех, кто мог находиться рядом с принцессой. Этот роман изначально не имел шансов на счастье. Это в России «сын посла» является почти синонимом слова «мажор». А в реалиях Саудовской Аравии Халед оставался простолюдином, который не мог даже мечтать о том, чтобы взять в жены девушку из королевской семьи. По законам Саудовской Аравии, основанным на шариате, внебрачные половые связи могут караться смертной казнью. Однако есть серьезные основания сомневаться в том, что Мишааль и Халед зашли так далеко. Возможно, дело ограничилась объятиями и робкими поцелуями. Впрочем, одно то, что принцесса оставалась наедине с мужчиной, который не является ее родственником, уже было поступком, полным безрассудства. Как уже говорилось, в Ливан Мишааль приехала с многочисленной свитой. Разумеется, кое-кто из слуг знал о том, что происходит. Большинство держало язык за зубами, но все-таки нашелся человек, который после возвращения в Саудовскую Аравию донес на принцессу и ее возлюбленного. Когда девушку обвинили в прелюбодеянии, она поняла, что ее жизнь рушится, и решилась на отчаянный поступок. Она отправилась в Джидду, город, расположенный на Красном море, где, согласно мусульманским преданиям, находится могила Евы. На берегу моря Мишааль оставила свою одежду, надеясь на то, что ее сочтут утонувшей. Переодевшись в мужской костюм, принцесса отправилась в аэропорт, рассчитывая по подложным документам навсегда покинуть страну. Но в аэропорту Джидды ее опознали и задержали. Согласно законам, обвинение в прелюбодеянии должны подтвердить не менее четырех свидетелей. В деле принцессы Мишааль таковых не могло найтись даже теоретически. Но доказательством также считается признание вины самим обвиняемым. Мишааль призналась, что прелюбодеяние было. Почему она так поступила, неизвестно. Возможно, девушку принудили к этому, а может быть, это стало для нее своеобразным жестом протеста против правил и норм, с которыми она не хотела мириться. Смертный приговор Халеду аль-Шаеру Мулхаллалу утвердили без колебаний, а вот насчет принцессы единства мнений не было. Даже король Халид полагал, что можно обойтись без крайностей. Но дедушка Мохаммед ибн Абдель Азиз Аль Сауд настоял на смертной казни внучки. 15 июля 1977 года Мишааль и Халеда вывели на центральную площадь после полуденной молитвы. Как член королевской семьи, принцесса избежала побивания камнями. Ее поставили на колени и выстрелили в голову. Халеда заставили наблюдать за тем, как умирает его любовь. Затем пришла его очередь. Простолюдина ждала самая распространенная в Саудовской Аравии казнь: отсечение головы. Но и у этой расправы есть нюансы. Обычно приговор в исполнение приводит профессиональный палач, избавляющий преступника от лишних мучений. Но, если осужденный уж очень сильно насолил власть имущим, поручить исполнение приговора могут любителю. Дед принцессы именно так и поступил с Халедом. Саблю вручили в руки одного из членов семьи Мохаммеда, который никогда до этого момента не убивал людей подобным образом. В результате голову несчастному юноше отрубили только с пятого раза, причинив ему страшные страдания. После казни принцессы Мишааль ограничения для женщин в Саудовской Аравии были ужесточены. Говорили, что Мохаммед ибн Абдель Азиз Аль Сауд никогда не сожалел о том, как поступил с внучкой. Он заявлял, что в доказательствах прелюбодеяния не нуждался, достаточно того, что Мишааль находилась в одной комнате с чужим мужчиной. — Жесть! Я оторвался от чтения, невольно сказав это по-русски. Если уж внучку и племянницу короля не пощадили, то что ждет обычную согрешившую арабку? После прочтения захотелось пойти посмотреть местный памятник казненной принцессе, но в википедии не было ссылок на его местоположение. Официант выпучил глаза на двоих молодых людей, услышав про памятник Мишааль. Наверное, решил, что перед ним влюбленные геи, решившие отдать дань памяти принцессе, павшей жертвой любви. Тем не менее он отправился уточнить и вернулся через пару минут. Как такового памятника не было, была небольшая стела, у подножья которой влюбленные складывали ракушки. Время от времени стелу убирали власти города, а ракушки высыпали в море, но новая стела появлялась вновь, и ракушки снова набирались у ее подножия. Бадр читал местную газету, пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он обратил на меня внимание. — Я хочу посмотреть на место, где нашли одежду Мишааль, где памятник. Может, сходим сегодня? — Конечно, Саша! — Он подозвал официанта и расплатился. Пляж, на котором Мишааль оставила одежду и переоделась в мужской костюм, чтобы поехать в аэропорт, находился на другом конце города. Мы взяли такси, а когда назвали конечную цель поездки, таксист посмотрел на Бадра и уточнил: — Пляж, на котором принцесса оставила одежду? Получив ответ, он хмыкнул, включил таксиметр, и мы тронулись. Ехали довольно долго, я заподозрил, что, наматывая километраж, водитель везет нас кружным путем, когда мы остановились недалеко от грязных портовых кранов. — Город расширился, вон тот участок песка с каменным столбом и есть то самое место. Таксист указал на небольшой участок пляжа, где метра на два вверх высилась небольшая каменная стела. Мы попросили его подождать, и он согласился, довольный, как кот, объевшийся сметаны.