– Я-а-а-а? – удивилась Лиля. – Я да-а-а! Я очень красивая! Она стремительно подошла к нему, обняла и прижалась вся, с головы до ног. Надежно пристегнутая упряжка дрогнула и рванула. Все фалы, постромки, алыки и вертлюги натянулись и зазвенели. Лиля Молчанова потерлась щекой о его скулу, сначала с одной стороны, потом с другой. Он весь подрагивал, смуглое лицо залилось темным румянцем. – Почему у тебя щетина светлая, а волосы такие черные? – Да. – Ты волосы феном сушишь? У тебя там фен! – Да. Упряжка вот-вот сорвется. Каюр ее не удержит. – Я тебе сначала понравилась, а потом разонравилась. – Да. – Скажи что-нибудь на своем языке. Он сказал. – Что это значит? Он не стал переводить. Лиля взяла его за шею и притянула к себе. Он дал себя притянуть. – Ты все знаешь, – сказала она ему в ухо. – Ты все знал с первой минуты. – Да. – Как я рада тебя видеть, Олег. Он прижал ее к себе так, чтобы ни в чем не оставалось никаких сомнений – впрочем, их и не осталось. Звездолет улетит, но до него еще есть время. Да и это короткое время не принадлежит им, но, может быть, достанется какая-то его часть. До тех пор, пока «зима не погонит нас в другие места», так говорил кит в древней легенде. – Там люди ждут. – Какие люди, я не хочу никаких людей! Я хочу… тебя. – Ты меня получишь. – Олежка!!! – заревели из глубины дома. – Где ты застрял-то, айфон мне в руку! Чего там пострадавшая наша?! А?! В кадушке твоей знаменитой утопла?! – Люди, – сказал Олег Преображенцев и поцеловал Лилю Молчанову в губы. – Там люди. И их много. – А потом добавил непонятное: – Звездолет пришел. И отстранился. Лиля потянулась за ним, чтобы еще раз поцеловал, ну, нельзя же на этом останавливаться, черт возьми, это нечестно!.. Он не дался, взял ее за руку, и следом за ним она выскочила в ту самую огромную комнату, где давеча пила чай, сидя на шкуре белого медведя с человеком из тундры. В комнате было полно народу, и все разговаривали. Она с разгону влетела и остановилась. Что тут началось!.. – Лилек! Как ты нас всех напугала! И похудела! Лева, смотри, она похудела! Это от переживаний! А шея? Да что это такое делается, а?! Бедная девочка, нужно срочно помазать ее китовым жиром! – Таня, ну что ты кудахчешь на манер той самой индейки? Нормальный ребенок, в целости и сохранности. А фельдшер Щупакин еще в семьдесят восьмом году говорил… – Ну тебя с твоим фельдшером, Лева! – Здравия желаю, Лилия Алексеевна! С благополучным возвращением! Задали вы нам всем работы! – Мы же ничего не знали! Мы же ничего не поняли! Лев Михайлович приехал и сказал, что ты пропала, что ты дома не ночевала, а метель! А потом стали по радио объявлять на всю Чукотку, и пограничники даже… – Ален, подожди, не тарахти! Лиль, ты совсем ничего не помнишь, что ли? Ну, как тебя… того… Со всех сторон ее обнимали, целовали, прижимали и громко говорили, почти кричали, перебивая друг друга, и растерявшаяся Лиля поворачивалась в разные стороны, и тут ее опять целовали, обнимали, всматривались встревоженно, и столько радости было на лицах, и столько восторга от того, что она спаслась, жива, вернулась! …Мама и коммунальный сосед Лев Мусаилович любили ее изо всех сил, баловали, ругали, беспокоились. Они тряслись над ней, переживали за нее, гордились ею, считали «необыкновенной девочкой», редкой умницей и писаной красавицей. Когда она выросла, их приставания и замечания – правильно ли живет, все ли благополучно, оценены ли все необыкновенные девочкины достоинства как следует – стали забавлять и раздражать ее. Из крохотного мирка, в котором она была центром, альфой и омегой, радостью и надеждой – «мама, я проснулась!» – она переселилась в большой мир, где всем было на нее наплевать – в большей или меньшей степени. Она никогда об этом не задумывалась и не печалилась о несовершенстве этого большого мира, и именно сейчас, в эту самую секунду, в комнате приземистого полярного дома со шкурой белого медведя на полу, когда малознакомые люди радовались ей, как самому родному и важному человеку, она вдруг все поняла. Несовершенство и равнодушие той планеты, где она жила раньше, не казались ей ни странными, ни опасными – ей ведь тоже было на всех наплевать. В большей или меньшей степени. Очень удобно жить, когда все друг к другу равнодушны. И очень неудобно, болезненно, страшно, когда – нет. Эти люди не равнодушны к ней? Кто-то когда-то давным-давно рассказывал Лиле Молчановой о северном братстве и о том, что здесь, на побережье Арктики, все по-другому, а она не верила, и ей казалось, что это сентиментальные сказки, которыми люди утешают себя, потому что заняться им особенно нечем, на краю земли не может быть никаких важных и нужных дел, вот и они и придумывают всякое доброе, слезовыжимательное. – Лилька, ну, ты даешь! – сказали басом откуда-то из-за спин всех этих людей, оказавшихся родными. – Нет, а можно мне подойти-то? Припасть? Я тоже хочу припасть. Лиля сначала не поверила своим ушам, а потом не поверила своим глазам. Полковник Багратионов лихо повернулся, за локоток подхватил особу в очках и с необыкновенным бюстом, и она очутилась прямо перед Лилей. Похлопала глазами на полковника, сообщила ему интимно: – Да вы прям кавалер! – высвободила локоток и бросилась Лиле на шею. – Юлька, это ты?.. – Да нет же, не я! Ты же видишь, что это не я! И опять кинулась обниматься. Под напором ее бюста Лиля пошатнулась. – Юлька, откуда ты взялась?! – Из Москвы, откуда еще!.. Я же столичная девушка, а не какой-то там северный олень или морской тюлень! Она говорила, растягивая слова, томным голосом, как глупышка из телевизора, и почти все попадались, верили!.. Еще Юлька любила слово «вау!», стреляла глазами, поводила плечиком, с капучино первым делом съедала пенку, утверждала, что жизнь без кружевного белья и шоколадного мороженого невозможна, амбициозных молодых сотрудников у себя на работе называла «отрок». Отрок, сходи за кофе! Она была журналистом самого высокого уровня – палец в рот не клади, отхватит не то что по локоть, по шею отхватит, прожует и будет дальше мило улыбаться, пить свой капучино и поводить плутовскими глазами, – работала в холдинге «Московское время» политическим обозревателем, писала под немыслимыми псевдонимами убойные статьи, над которыми то хохотали, то плакали читатели. Юлька утверждала, что ей нравится водить людей за нос и проделывает она это из чистого любопытства, как исследователь-энтомолог. – Юлька, как ты сюда попала? – Ах, боже мой! – Олег! Это Юля Костина, моя подруга. Она… из Москвы. – Да мы уже познакомились. – А это Алена, Ромка, они с радио «Пурга»! Таня, это моя подруга из Москвы! Лев Михайлович! – Я на месте. – Юлька, но ты же в Москве! А я в Анадыре! – У тебя совсе-ем поехала крыша, – протянула Юлька томно, – я сейчас как раз тоже в Анадыре! – Мои ребята ее на контроле повязали, – сообщил горделиво полковник Багратионов и подмигнул. – Разрешительных документов на въезд нет, а у нас тут погранзона! – А вы та-акой бди-и-ительный, товарищ полковник! – Приходится бдить! Потому, если за вами не бдить, вы вон в тундре пропадаете, а мы потом ищи! – Но я уверена, – тут Юлька взяла руку полковника в свои ладони и поднесла к груди с молитвенным выражением, полковник вытаращил глаза, – в случае чего вы же нас спасете! Да-а-а?.. Полковник дрогнул, побагровел и кивнул. Юлька какое-то время поупивалась его растерянностью, а потом полковничью длань выпустила, вздохнула так, что Багратионову пришлось быстро и воровато отвести глаза от ее необыкновенного бюста, а после спросила деловым тоном: – Ну, что тут у вас происходит? Почему-то всех поразил этот простой вопрос.