Тогда не стало слышно бешеного мычанья, ржания и рева; все принялись пить, пить без конца. Глава IV «Глаз воды» На следующий день, как только на голубом небе заблистала заря, дикие животные, обитавшие на Затерявшейся горе, увидели сверху зрелище, подобного которому они еще никогда не видели в этом пустынном месте. Впервые повозка появлялась вблизи этих скал, удаленных от городов и постоянных лагерных стоянок и даже от всех торговых путей. Единственные белые, заглядывавшие сюда иногда, были охотники или одинокие золотоискатели, которые заходили на короткое время. Краснокожие, в особенности апачи, гораздо охотнее останавливались здесь, так как озеро, расположенное у Затерявшейся горы, лежало на пути их набегов на поселения белых, расположенные вдоль берегов Оркаситас. Мексиканцы, высланные накануне на рекогносцировку, действительно обнаружили множество следов, указывавших на то, что индейцы бывали здесь, но не смогли открыть чего-либо нового и подозрительного, что внушало бы серьезные опасения. Никаких свежих следов не было видно ни на траве прерии, ни на песке, который образовывал вокруг озера как бы серебряный пояс, кроме следов красного зверя[40], приходившего сюда на водопой. Таким образом, рудокопы расположились лагерем в полной безопасности; однако они не пренебрегли малейшими предосторожностями, необходимыми в пустыне. Дон Эстеван участвовал слишком во многих походах, чтобы допустить какую-нибудь оплошность. Шесть повозок, поставленные одна за другой со связанными оглоблями, образовали овальный корраль, то есть ограду, настолько просторную, что за ней могли поместиться все путешественники. В случае нападения эту ограду можно было укрепить, присоединив сюда тюки и ящики с багажом. Что же касается лошадей и других животных, то их просто-напросто привязали к кольям за корралем. После страданий, испытанных ими в течение предшествовавших дней, у них не могло возникнуть желания убежать с этих обильных пастбищ. Костры, разложенные с вечера, ночью погасли, так как их не поддерживали. Зачем? Летом не боятся прохлады. Но жены рудокопов с наступлением утра опять развели огонь, чтобы приготовить завтрак. Педро Висенте встал раньше всех, но не для того, чтобы принять участие в этих кулинарных приготовлениях, которые он глубоко презирал. Если он поднялся в такой ранний час, то по иным причинам, о которых полагал до поры до времени никому не сообщать. Он с вечера предупредил своего обычного спутника по охоте, Генри Тресиллиана, что с появлением зари думает взобраться на гору, чтобы поискать там дичь – зверей или птиц. Гамбусино, заслуженный охотник, взял на себя обязанность снабжать дорогою караван свежим мясом; но до сих пор ему еще не представлялось случая сдержать свое обещание, так как даже то малое количество дичи, на которое он рассчитывал в дороге, вследствие засухи перекочевало в другие места. Надо было наверстать потерянное время. Педро по опыту знал, что на этой покрытой деревьями вершине горы, откуда стекал ручей, снабжавший озеро водою, водились птицы и четвероногие животные. Он сообщил молодому англичанину, что им могут встретиться там бараны и антилопы, может быть, даже медведи, но что они наверняка найдут там диких индейских петухов, перекликающихся между собою тем звонким криком, от которого произошло их мексиканское название guajalote. Надо ли было ему объявлять о своем желании раньше других овладеть горой? Генри Тресиллиан не имел никакого повода подозревать что-либо. Он ничуть не догадывался, что у гамбусино была другая, более важная, причина, чтобы предпринять это восхождение на гору. Сам Генри был большой любитель охоты и естественной истории, поэтому он с радостью ухватился за мысль сопровождать Педро. Затерявшаяся гора, без сомнений, приберегла для него много диковинок, которые станут и щедрой наградой за трудность восхождения. Если же говорить все начистоту и если бы не было слишком нескромным открыть нашим читателям сокровеннейшие мысли молодого англичанина, то мы должны были бы добавить, что он предпринял это восхождение с тайным намерением принести сеньорите Гертруде, если удастся, какой-нибудь редкий цветок для ее коллекции, или птицу с блестящими перьями, или другой какой трофей, за который он был бы награжден очаровательной улыбкой прекрасной дамы сердца. Вследствие всех этих причин в ту самую минуту, когда Педро вылез из-под повозки, под которой он провел ночь, закутавшись в одеяло, Генри Тресиллиан откинул угол палатки и явился совсем уже одетый. На нем был английский охотничий костюм, который очень шел ему. Можно было подумать, что он со своей сумкой через плечо и двуствольным ружьем в руках собирается пострелять фазанов где-нибудь в своем поместье или куропаток где-то на полях Европы, а не идет в чащобы, в которых вряд ли до него бродили благородные охотники. Что касается гамбусино, то на нем был тот же живописный костюм, что и вчера; вооружен он был штуцером самой лучшей системы и той небольшой короткой шпагой, которую в этой местности называют «мачете», а иногда также кортантой. Так как обо всем у них было условлено еще с вечера, то они наскоро поздоровались и отправились на поиски завтрака. Вскоре одна из жен рудокопов любезно предложила им по чашке шоколада и по маисовой лепешке, называемой по-мексикански tortilla enchilada. Они наскоро выпили предложенный им шоколад, проглотили несколько кусков сухих и твердых, словно сделанных из кожи, маисовых лепешек, составляющих необходимую принадлежность мексиканского обеда, и потихоньку выскользнули из корраля. Педро горел нетерпением отправиться в путь. Причиной его нетерпения было, без сомнения, желание увидеть то место на Затерявшейся горе, место золотоносной залежи, открытое им во время прежних скитаний. Но его явно что-то тревожило и угнетало; он был мрачен и рассеян; обыкновенно довольно разговорчивый, он угрюмо молчал. Генри безмолвно следовал за ним. Восхождение на Затерявшуюся гору началось тотчас же после того, как они вышли из лагеря. Восхождение это можно было совершить, не иначе как только карабкаясь по крутому подъему ущелья, обычно промытого водами находившегося на вершине горы источника, который бури и зимние дожди часто превращали в поток. Во время нынешней засухи это было каменистое крутое место, почти вертикально подымавшееся от равнины к вершине между двумя высокими скалистыми стенами. Посередине протекал ручей, в котором теперь было очень мало воды. – Уф! – произнес Генри. – Я предпочел бы взобраться по веревочной лестнице. – Подъем действительно довольно крут, – ответил Педро, – но это единственное место, откуда можно подняться прямо на вершину. – Разве нет другого пути? – спросил Генри. – Ни малейшего. С других сторон Затерявшаяся гора представляет собою не что иное, как нагроможденные друг на друга скалы. Это как бы естественная крепость, созданная по капризу природы и защищенная со всех сторон целым рядом пропастей, доступных только для птиц. Даже антилопы не могут взобраться туда, и если мы встречаем их там наверху, то они или родились там, или добрались тем же путем, что и мы. – Да это настоящая козья тропа, – сказал Генри, который забавлялся, наблюдая, как камни катились из-под его ног. Надо было идти зигзагами, чтобы не упасть. – Будьте осторожны, сеньор! – закричал Педро, заметив, как смело его спутник шагает по скользким камням. – Будьте осторожны: малейшее сотрясение может повлечь за собою большой обвал, и если обломки покатятся из-под ваших ног, то они могут обрушиться на лагерь и там кого-нибудь задавить. Молодой человек побледнел при мысли о последствиях, которые могло иметь его безрассудство. Генри тут же представилось, что их друзья уже подверглись по его вине величайшей опасности. – Успокойтесь! – сказал ему гамбусино. – Если бы случилось какое-нибудь несчастье, то мы бы наверняка услышали. – Ах! Вы меня испугали, – произнес Генри, – но вы правы, надо за собой следить. Восхождение продолжалось. Через некоторое время охотники поднялись почти на высоту пятисот футов и очутились на ровном лесистом месте. Пройдя по нагорной равнине расстояние в триста или четыреста метров, они очутились на лужайке. Взойдя на нее, мексиканец воскликнул: – El ojo de agua! Выражение el ojo de agua (глаз воды) мексиканцы употребляют для обозначения какого-нибудь источника или, по крайней мере, места, откуда источник выходит из-под земли. Генри Тресиллиан знал уже это выражение и тотчас понял, что хотел этим сказать его спутник. Почти посреди лужайки, журча, из расщелины скалы вытекал родник, чистый, как хрусталь, и образовывал небольшой круглый водоем, откуда брал начало впадавший в озеро ручей, по течению которого охотники шли до сих пор. Гамбусино взял бизоний рог, висевший у него на ремне через плечо, и наклонился к источнику. – Я не могу противостоять искушению, – сказал он. – Несмотря на огромное количество воды, которое я выпил вчера после продолжительной жажды, мне кажется, что я никогда не напьюсь досыта. Рог был наполнен и в ту же секунду опорожнен. – Восхитительно! – произнес Педро, снова наполнив рог. Рог был наполнен и в ту же секунду опорожнен Генри последовал его примеру; чаша, вынутая им из сумки, была из серебра. Золотая и серебряная посуда – вообще не редкость у владельцев россыпей в Соноре. В ту минуту, когда они хотели снова пуститься в путь, они услыхали хлопанье крыльев и увидели на краю лужайки несколько больших птиц, важно расхаживавших одна за другой; птицы эти время от времени наклонялись, чтобы проглотить насекомое или поклевать травяных семян. Это были индейские петухи, о которых говорил Педро. Они были так похожи на своих родичей, которых мы часто встречаем на птичьем дворе, что Генри без труда узнал их, находя, однако, что они гораздо красивее своих домашних родственников. Старый петух открывал шествие; он выступал с достоинством, чрезвычайно гордясь своим высоким ростом и блестящими перьями, которые под лучами восходящего солнца отливали всеми цветами радуги. Окруженный индюшками и индюшатами, он имел вид султана в серале. Вдруг петух поднял голову и тревожно вскрикнул. Слишком поздно! Почти одновременно грянуло четыре выстрела, и старый петух, а вместе с ним три его подруги растянулись на земле. Остальные птицы улетели с дикими криками и с громким хлопаньем крыльев. По-видимому, им впервые приходилось иметь дело с такими хитрыми убийцами. – Для начала это довольно недурно, – произнес гамбусино. – Что вы скажете на это, дон Генрико? – Я не желаю ничего другого, как только продолжать в том же духе, – ответил Генри, отлично знавший, что прекрасные перья индейских петухов будут достойно оценены Гертрудою. – Но что мы станем с ними делать? – добавил он. – Не можем же мы таскать их с собою? – Зачем? – возразил мексиканец. – Оставим их тут, на земле; мы подберем их на обратном пути. Ах да! – с живостью добавил он. – Здесь должны быть волки и шакалы, и мы по возвращении можем найти одни только перья. Спрячем-ка их в безопасное место. На это потребовалось немного времени. В мгновение ока ножки птиц были связаны вместе, охотники повесили птиц на самую высокую ветвь какой-то питагайи. Хитер был бы тот шакал, который достал бы индюшек! Какое животное могло бы взобраться по длинному колючему стволу этой породы кактуса? – Наши птицы в безопасности, – произнес гамбусино, снова заряжая ружье. – В путь! Надо надеяться, что нам, кроме того, попадется хороший представитель семейства четвероногих. Но придется долго ходить, так как наши выстрелы должны были напугать всю дичь в окрестности. – Поверхность вершины не так велика, – сказал Генри. – Далеко ходить не придется. – Она больше, чем вы думаете, сеньор, потому что представляет собою непрерывный ряд холмов и долин в миниатюре. Поспешим, голубчик, так как у меня есть основательные причины желать как можно скорее достигнуть противоположной стороны вершины. – Что за причины? – спросил молодой англичанин, пораженный беспокойством, отразившимся на лице Педро, а также тем, что таинственный тон гамбусино не был притворным. – Могу я узнать их? – добавил он. – Разумеется, можете. Я бы уже сказал о них как вам, так и другим, если бы был уверен в своих предположениях, но я не желал без достаточного основания распространять тревогу среди рудокопов. Кроме того, – проговорил он как бы про себя, – может быть, это был вовсе и не дым… – Дым! – повторил Генри. – Что это вы хотите сказать? – Я говорю о том, что я видел вчера в то время, когда мы прибыли к берегам озера. – Где вы видели? – На северо-востоке, довольно-таки далеко от нас. – Но допустим даже, что это был дым. Какое нам до этого дело? – Вы ошибаетесь, сеньор. В этой части света дым имеет громадное значение. Он может указывать на присутствие опасности. – Опасности? Вы смеетесь надо мной, сеньор Висенте! – Нисколько, голубчик. Ведь не бывает же дыма без огня, не правда ли? Генри сделал головой ироническое движение, обозначавшее, что эта истина всем известна. – Далее, – продолжал Педро, – огонь в льяносах могли разложить только индейцы. Теперь, я надеюсь, вы меня поняли?