Итак, знамя и план действий были готовы. Оставалось решить, кто возглавит оба отряда: с одной стороны – две сотни фунгусов, которые со знаменем в руках будут оборонять вход в пещеру, с другой – триста вояк, которые атакуют противника с тыла. Кто же будет знаменосцем отряда, охраняющего Пустую гору? – Кому флаг? Помните, товарищи: нет более почетной должности, чем знаменосец революции. Хик-Хик не мог объяснить фунгусам одну чисто человеческую хитрость: в первую очередь солдаты инстинктивно целятся в знамена неприятеля и в его знаменосцев. Монстры не понимали человеческих слов, но ощущали переживания, которые испытывал их повелитель, и непонятным образом догадались, что держать эту тряпку было опасно, очень опасно. Хик-Хик прошелся вдоль ряда фунгусов, словно желая выбрать наиболее подходящего кандидата. Впервые за все время чудовища его сторонились, отклоняя назад свои туловища. Наконец, он остановился перед самым маленьким фунгусом. «Да это же Коротыш, – подумал он. – Это он прижал к окну Майлис свою безобразную морду, и наша встреча закончилась так печально. Если его убьют, потеря невелика: он – самый мелкий, никчемный, шкодливый и безобразный из всех». Хик-Хик прижал знамя к его цилиндрическому торсу. Решено: во время предстоящей битвы именно Коротыш будет знаменосцем. – От тебя требуется одно, – сказал он маленькому фунгусу, – удерживать весь отряд рядом со знаменем, пока Кривой не нападет на врага с тыла. С этими словами Хик-Хик ласково потрепал знаменосца по голове, словно собачку. При выборе командира для второго отряда, состоящего из трех сотен фунгусов, к тому же более важного, поскольку ему предстояло сыграть в бою главную роль, у Хик-Хика не возникло и тени сомнения: его возглавит Кривой – самый старший и самый умный. Незадачливый стратег окликнул его, но одноглазый фунгус не отзывался. Сидя на своем великолепном и одновременно диком пне-столе, Хик-Хик заголосил: – Чертов Кривой! Иди сюда! Куда запропастился? И тут его осенило: вот уже несколько дней он не видел одноглазого фунгуса. – Где Кривой? – схватил он за шею Коротыша. И тут же ощутил вибрацию, а потом и другую: Коротыш передал ему целых две эмоции. Он разговаривал с ним по-фунгусски: его цилиндрический торс излучал тоску по товарищу и чувство потери, подобно двум звукам, издаваемым человеческим горлом. Хик-Хик почувствовал их и сложил вместе. Тоска – но по кому? Потеря – кого? И, наконец, понял: Кривой от них ушел. Хик-Хик не мог в это поверить. Кривой! Самый его первый гриб покинул хозяина! Он закрыл лицо руками. Кривой… Целую зиму они провели вдвоем в пещере, беседуя о жизни, об Идеале, о классовой борьбе. Вместе сражались с медведями и реакционерами. И вот теперь верный фунгус его оставил. Кривой! Невозможно поверить. – Это правда? Он что, ушел навсегда? – допрашивал он Коротыша, рыдая и хлюпая. Но фунгусы никогда не врали: они не умели врать. Хик-Хик встал на колени прямо на полированный стол. Кривой был существом, более остальных похожим на настоящего друга, которого у Хик-Хика никогда не было, и вдруг он его покинул. Как раз в эту минуту монстры, толпившиеся между столом и входной дверью, расступились, образовав коридор. И по этому коридору кто-то приближался. Это был Кривой. Его высокая статная фигура, его пустая глазница и четыре шрама на шляпке-голове, оставленные медвежьими когтями. Увидев старого приятеля, Хик-Хик вскочил на ноги и обнял его. Стоя на столе, он был достаточно высок, чтобы обхватить фунгуса за шею. Хик-Хик плакал от радости и целовал монстра в те места, где у людей находятся щеки. – Товарищ! Дорогой товарищ! Я знал, что ты не оставишь меня в беде! Незадолго до этого Кривой тоже видел, как многочисленное войско движется прямиком к Пустой горе. Инстинкт велел ему продолжать путь и вернуться в царство природы, из которого он некогда вышел. Но он не мог бросить собратьев, какими бы болванами они ни были. Вот Кривой и явился сюда. Наплакавшись, Хик-Хик поискал взглядом Коротыша. С небольшой высоты своего росточка, завернутый в идиотское желтое знамя, маленький фунгус не сводил с повелителя своих глаз с носорожьими веками, вздернув выпирающий подбородок. – Вечно ты что-нибудь выдумываешь! – воскликнул Хик-Хик. – Разве ты не знаешь, что слухи и наговоры – это мелкобуржуазные пережитки? Он повалил Коротыша себе на колени, как провинившегося сорванца, и стукнул его прикладом лефоше раз двадцать подряд. XI Великая битва. Кривой и Коротыш ведут себя героически. Антонио Ордоньес узнает, в чем заключается истинная Власть К полудню войско достигло своей цели – горы нибелунгов. Перед ними возвышалась не слишком высокая, чуть кособокая вершина, наводившая на невеселые мысли. Ордоньес подумал, что никто бы не выбрал подобную гору, чтобы нарисовать маслом пейзаж: деревья, стоявшие на склонах, казались старыми и безжизненными, а скалистая вершина – тусклой и непривлекательной. У подножья протекала горная речка, которую упоминал Малагенец. Антонио расположил отряд стрелков у кромки воды и приказал целиться в сторону противоположного берега. В нескольких метрах позади пехоты он установил орудия. С этой позиции было удобно обстреливать гору. За пушками расположились повозки с боеприпасами. И наконец, на заднем плане Ордоньес предосторожности ради выстроил маленький запасной отряд. Весь полк сгрудился на лугу, окруженном деревьями, каких немало в Пиренеях. Когда нибелунги вылезут из логовища, они неминуемо направятся к реке, где их встретит мощный артиллерийский огонь. Если монстрам приспичит ринуться врукопашную, сперва они должны будут преодолеть бурный поток, чего сделать не смогут. Четыреста винтовок и два орудия не позволят им перейти на другой берег. День выдался солнечный. Антонио еще раз посмотрел на гору нибелунгов. Величественной она казалась лишь потому, что они стояли вплотную к ее подножью. Необычайных свойств горы снаружи видно не было: самое главное скрывалось в недрах. Секрет нибелунгов, секрет победы и Власти. Солдаты изготовили орудия к бою, и Ордоньес приказал стрелять по горе. Артиллерия – это всегда впечатляющее зрелище. Пушечные выстрелы театральны: оглушительный грохот, снаряды, описывающие дугу, поражение дальней цели. Каждый раз, когда снаряд достигал вершины, взрывая град земли и камней, солдаты бурно ликовали. Алые вспышки выстрелов, неукротимые и непрерывные. Некоторые пехотинцы в порыве энтузиазма вешали свои фуражки на дула винтовок и размахивали ими в воздухе. Антонио любил артиллерию, самое эффективное из всех видов вооружения: она поднимала дух войска, развеивала сомнения, подбадривала трусов и вдохновляла смельчаков. Пушки были силой и сутью силы, за ними всегда оставалось последнее слово. Тот, кто располагает орудиями, сметает противника, а кто на это способен, обретает Власть. Не все солдаты интересовались этой демонстрацией разрушительной силы. Кое-кто собирал булыжники возле реки и строил из них небольшие заграждения, защищающие позицию. Товарищи потешались над ними, утверждая, что чудовища не стреляют, а потому баррикады лишены смысла. Но такова душа человеческая: пока одни приветствуют бомбежку, радуясь чужому страданию, другие предпочитают обезопасить себя от возможных увечий. Через некоторое время пушки разрушили самую вершину горы. В это время лошади и мулы занервничали. Ордоньес приказал обвязать тряпками их морды, его предупредили о том, что животные волнуются, чуя близость нибелунгов. Так оно и случилось: монстры покинули свое логовище и надвигались на солдат. Итак, вот они. Нибелунги. Пара сотен чудовищ появилась из узкого прохода между каменными стенами. Малагенец рассказывал о беспорядочной толпе, дикой и безудержной. Картина в целом соответствовала его описанию, однако на этот раз чудовища действовали более организованно. Сначала они двинулись на солдат, издавая глухой злобный рык, но не бежали и не торопились, а наступали плотной толпой. Монстры кипели гневом, но атаку не начинали и, наконец, остановились напротив солдат на другом берегу, когда до воды оставалось еще несколько метров, превратив речку в границу между людьми и нибелунгами. Солдаты глядели на демонов, пышущих злобой, которые кивали в их сторону, распыляя тысячи и тысячи спор; видели белую пену, льющуюся из их ртов, словно у быков на арене. Две сотни чудовищ с плоскими головами и крошечными злобными глазками желтого цвета, лишенными век, с ненавистью смотрели на них с противоположного берега неширокой речушки. Солдаты видели монстров, слышали их нечеловеческий вой, и у них перехватило дыхание. Страх волной прокатился по строю артиллеристов. Антонио ожидал, что нибелунги попытаются перейти через речку, и готовился отдать приказ стрелять. Едва они окажутся в воде, он встретит их градом пуль, чтобы остановить продвижение. Но в эту минуту монстры предприняли неожиданный маневр: отступили шагов на пятьдесят, не более. На этой позиции чудовища выстроились фалангой, сгруппировав свои тела, головы, руки и невероятно длинные пальцы-отростки. Они отверзали челюсти и показывали многочисленные ряды шипов, плотно прижатых друг к другу, отчего разинутые рты напоминали заросли ежевики. Из пастей высовывались языки, длинные, как шланги, которые угрожающе щелкали в воздухе; ударить они могли сильнее, чем хвост громадного тунца. Казалось, этими щелчками чудовища говорили людям: только попробуй подойди. И все же вопреки ожиданиям Антонио они не наступали, а встали поодаль, по другую сторону реки, и голосили, как варвары, готовящиеся захватить Рим. Из глоток вырывалось хриплое воронье карканье; казалось, они побуждали людей атаковать первыми. И тут появилось нечто неожиданное – знамя. Над строем нибелунгов взвился штандарт. Желтый прямоугольник развевался на длинной руке чудовища, тонкой, как веточка. Обладателя конечности, служившей знамени древком, скрывала толпа, словно ростом тот уступал остальным. В центре флага красовался приблизительно такой рисунок: () Офицеры потребовали у Ордоньеса дозволения начать стрельбу, но тот медлил. Ему захотелось обсудить странный символ на желтом флаге. – Итак, тайна раскрыта: мы столкнулись с международным масонством. Масоны всегда мечтали покорить мир. Как видите, для достижения своих преступных целей они не стесняются вербовать чудовищ и использовать мистические символы. После этого он приказал открыть огонь. Со своего берега солдаты принялись обстреливать нибелунгов. Те гибли, но, как не странно, наступления не начинали. Монстры рычали, размахивали руками, рассекали своими страшными языками воздух, но в атаку не шли. Они ограничивались тем, что замертво падали на землю один за другим, образуя штабеля тел, и все плотнее скапливались вокруг странного знамени. Когда нибелунги, защищавшие штандарт с таинственным символом, падали замертво, их место мигом занимали другие. Антонио растерялся. Почему они не нападают? Почему с такой покорностью терпят огонь противника? Выстрелы гремели беспрерывно, нибелунги валились дюжинами. «Ладно, – сказал себе Антонио, – я пришел сюда, чтобы уничтожить этих тварей, чем и занимаюсь». * * * Чуть раньше Кривой и триста фунгусов вышли из пещеры, чтобы обнаружить позицию противника, расположиться в тылу и ждать сигнала для атаки. События развивались следующим образом. Длинная цепочка повозок, всадников и пеших солдат в плащах и синих мундирах двигалась по узкой тропе по направлению к Пустой горе. Фунгусы их заметили и спрятались в лесу неподалеку от дороги. Тяжело шагая, солдаты прошли мимо. Ни один человек ничего не заметил: монстры обладали редкими способностями к маскировке и умели буквально слиться с окружающей растительностью. Когда они замирали, кожа их будто бы меняла цвет, как у морской каракатицы, и люди не видели ничего, кроме стволов и веток. К тому же отряд фунгусов расположился так, чтобы ветер не доносил их запах до ноздрей мулов и лошадей. Дальнейшая операция оказалась несложной: Кривой со своим отрядом последовали за солдатами, которым было невдомек, что целый легион чудовищ следует за ними по пятам. Фунгусы видели, как колонна направилась к Пустой горе и остановилась перед рекой. Они наблюдали за тем, как солдаты устанавливают странные и мощные устройства – пушки, а потом из них стреляют. Из сотен ружейных дул также вырывался огонь. Орудия и винтовки, бившие одновременно, создавали такой грохот, словно началась буря, сопровождаемая громом и градом. Находясь в укрытии позади неприятельской армии, Кривой видел знамя с символом «()», развевавшееся на длинной руке Коротыша. Знамя пробивали пули. Но самое ужасное заключалось в другом: он ощущал смерть дюжин своих собратьев. Они гибли один за другим, сраженные пулями людей. Кривой и его фунгусы смотрели в небо. Им предстояло начать атаку, как только Хик-Хик, остававшийся под сводами Пустой горы, запустит в небо красную ракету. Но ничто не меняло безбрежной синевы небосвода. Где же она, эта красная ракета? Где? * * * Когда Кривой, Коротыш и прочие фунгусы отправились сражаться с людьми, Хик-Хик остался один. Непривычное одиночество приятно его расслабило, и он по своему обыкновению погрузился в мечты. Ему мечталось, что вскоре он оставит эту затерянную в горах долину и нападет на Барселону. Чего бы не отдал он за то, чтобы увидеть лица буржуев, когда товарищи фунгусы захватят их фабрики и разрушат станки, порабощающие рабочий класс. Но и этого ему будет мало. Он соберет целые кипы банкнот и спалит прямо перед носом банкиров. Ха! Тут наш герой раскупорил следующую бутылку. О чем это он только что думал? Ах да, об Идеале: жечь фабрики и банки. Однако винные пары заставили его упустить из виду важный момент: чтобы атаковать капиталистический мир, придется заставить фунгусов покинуть Пустую гору и эту сумрачную долину. Подобно прочим властителям мира, Хик-Хик задумался о главной проблеме Власти и ее осуществления: что будет, если товарищи откажутся выполнять его приказ? Как бы то ни было, приятные размышления были прерваны орудийными залпами. Бр-рум, бр-рум! Бр-рум! Стреляли по горе, а значит, и по нему самому! Хик-Хик запрокинул голову и посмотрел вверх: свод был достаточно прочен и мог выдержать артиллерийский огонь. Но на всякий случай Хик-Хик залез под огромный стол-пень. Надо же, эти твари даже не потрудились отрезать корни с обратной стороны столешницы! Хик-Хику показалось, будто у него перед носом свисают деревянные сталактиты разной толщины, облепленные комьями засохшей земли. На этом примере, заметил он, сразу видно, как работают фунгусы: с одной стороны, стараются все довести до совершенства, с другой – логика неизменно хромает. Но что это, черт побери? Неожиданно под стол заглянула Лысая Гусыня: прямо перед собой он увидел ее голову на длинной шее. Она гоготала, словно желая напомнить: «Га-га-га! Красная ракета! Ракета! Красная ракета!» Слишком поздно. Хик-Хик был мертвецки пьян, и гогот Лысой Гусыни ему лишь досаждал. – Знаешь, почему ты не можешь летать, гнусная птица? Потому что у тебя слишком большие крылья! – бранил он ее, не вылезая из укрытия, словно заигравшийся мальчишка. И сам расхохотался своей шутке. Потом сделал еще один глоток из бутылки и захрапел под столом. * * * Кривой и триста его фунгусов в отчаянии смотрели в небо над горой: где же, где красная ракета? Хик-Хик приказал напасть на солдат только тогда, когда в небе разорвется ракета. А ее не было. По ту сторону реки по-прежнему гибли фунгусы. Со своего места Кривой видел, как на том берегу развевается знамя, но колыхалось оно не от ветра, а от пуль. А внизу под флагом стоял Коротыш. Древко знамени было не просто палкой, а непомерно длинной конечностью маленького фунгуса, которую он обычно прятал под мышку. Как и предполагал Хик-Хик, солдаты палили по знаменосцу, движимые древним инстинктом, обитающим в душах воинов во все времена и побуждающий их нападать на штандарт неприятеля. Пули терзали флаг и убивали монстров вокруг него. Небольшой рост очень пригодился Коротышу: поскольку он был маленьким, пули поражали собратьев, толпившихся вокруг знамени, но не его самого. Трупы погибших товарищей, чьи головы устилали землю, словно щиты гоплитов, образовывали вокруг Коротыша мрачную баррикаду, защищавшую от вражеского огня. Было очевидно: Коротыш не выйдет из этой схватки целым и невредимым. Пули пробивали ткань и иногда задевали длинную руку-корень, хотя та была очень тонка. Стрельба не прекращалась, и рано или поздно наступил момент, когда рука не выдержала и отлетела, словно срубленная ветка, а вместе с ней упала и желтая ткань с символом в центре. Но Коротыш не сдавался – вот уже вторая рука-ветка поднялась вверх. Она была тонкой, но прочной, а на конце упругого щупальца по-прежнему развевалось знамя. Кривой понимал, что Коротыш и фунгусы, толпящееся вокруг знамени, долго не протянут. Однако приказ Хик-Хика звучал однозначно: «Не начинай атаки, пока не увидишь в небе красную ракету». Кривой мечтал прийти на помощь Коротышу и прочим фунгусам. Но ракета не взлетала.