По моим щекам потекли слезы. – Генриэтта! Он убил Генриэтту! – прошептала я. – Да. Он признался в этом. Он проник в вашу квартиру под видом сантехника и сильно толкнул ее. Сделал это специально, чтобы ее смерть выглядела как несчастный случай. – Я еще удивлялась: какой сантехник? Мы никого вроде не вызывали… Он чуть не убил меня в Москве. Напал накануне моего отъезда во Францию. – Он ничего об этом не сказал! – Андре смотрел на меня удивленно. – Он не мог на тебя напасть. Он был в это время в Мюнхене, в деловой командировке. – Он мог быстро слетать туда-обратно? – Нет. Не мог. Дело в том, что в Мюнхене я был с ним. Наступила пауза; я вытерла ладонью слезы. – Я… хочу одеться. Андре демонстративно отвернулся. Я быстро оделась и сказала: – Можешь поворачиваться! – Фью-ю… – раздался заливчато-веселый свист. В комнату не вошла, а влетела молодая женщина с волосами пшеничного оттенка. У нее были полные губы и веселые карие глаза. – Андре… – Клэр! – Он поспешно встал со стула. – Разреши представить тебе нашу родственницу, о которой я тебе говорил: мадемуазель Кристину Браускните-Добржевскую. Она с недоумением посмотрела на меня. От удивления я замерла на месте. Это была та самая «фея из сказки», обладательница игрушечного замка, любительница ралли и гоночных автомобилей, страстная лошадница и светская дама, о которой Светка Чиж как-то сказала «лошадь в бриллиантах», как всегда презрительно фыркнув, потому что Светка всегда отчаянно завидовала гламурным богатым барышням. И эта фея оказалась моей родственницей! Это уже слишком. Она смотрела на меня с веселым изумлением, как будто перед ней стояло существо какой-то очень редкой породы. Потом она оглушительно рассмеялась и протянула ко мне руки: – О, простите! Я не ожидала… Андре о вас говорил. Но все равно, это так… неожиданно! Вы уж нас простите за то, что мы не принимали в вас никакого участия. – Я? «Простить»?! – ошеломленно выдавила я. Но тут заветы Гени аукнулись в моей голове. Я выпрямила «спинку», хотя, наверное, стала похожа на изумленного истукана… – Ну, конечно… мы были невнимательны к вам. Правда, Андре? Нужно было сразу поехать за вами в Москву, как только дедушка умер, но тут тяжело заболела моя мать, а потом и умерла. Возникли и кое-какие финансовые неприятности, и Андре пришлось надолго здесь засесть, чтобы разобраться с этими проблемами. Следовало выйти на вас раньше. Андре! – Я старался. – Ты всегда много говоришь и еще больше – сочиняешь. Я не знаю, какое мне выбрать платье на сегодняшнюю вечеринку… Я слушала ее, открыв рот. – Кристина! Ты непременно должна помочь мне выбрать наряд. Если ты, конечно, не против. Я как-то странно мотнула головой и издала сдавленный звук, похожий на писк полузадушенного мышонка. – Я рада, что ты не против. – И Клэр Башанье потащила меня куда-то сквозь анфиладу комнат. Я растерянно обернулась, но Андре куда-то исчез. – Андре иногда бывает просто невыносим. Но мы не будем потакать плохим мальчикам. Правда? У нее была очаровательная манера разговора: чуть капризная и как бы несерьезная. Еще очаровательнее она смеялась, и вообще, моя новая родственница-миллионерша была бесшабашно весела и настроена, как резвый щенок, который в приливе чувств скачет по траве, разбрасывая в стороны свои неуклюжие лапки. Мы влетели в какую-то комнату, где на вешалках серебрились, колыхались и переливались всеми цветами радуги сотни платьев, костюмов, блузок… – Вот. – Клэр остановилась, и ее гладкий белый лоб прорезала вертикальная морщинка. – Это все надо просмотреть и выбрать… Поможешь? – Конечно… Но я… – Как тебе это? – Она выхватила темно-синее тяжелое платье из глубины гардероба и приложила его к себе. – Мне идет? Ты так хорошо знаешь французский… – Моя бабушка… – Ах да! Она не слушала меня, а вытаскивала один наряд за другим и рассматривала их. – Ну как? – темно-синий шелк сменился ярко-изумрудным. Потом на мой суд представили серебристый топик и такие же брюки-дудочки. Наконец она остановилась на ярко-желтом платье и простонала: – Все! Я больше не могу. Давай выпьем кофе. А потом подберем наряд тебе. – Не надо! – запротестовала я, мне стало неловко и стыдно. Как будто я украла выигрышный лотерейный билет и теперь мучаюсь угрызениями совести. – Надо! Только сделаем маленькую паузу. Она опять схватила меня за руку и потащила куда-то. Она была шумная, сильная и не терпела никаких возражений. Мы вышли на террасу – бело-мраморную, уставленную плетеными креслами. Вышколенный официант согнулся в легком поклоне. Аппетитно-зеленая лужайка радовала глаз, по ее краям вздымались, пенились и кипели цветущие розы. Я на миг зажмурилась: все это было так неправдоподобно и так красиво… – Нам два кофе со взбитыми сливками. Прощай, фигура! – театрально вздохнула Клэр. – Но надо же когда-нибудь и оттянуться. Судя по ее крепко сбитой фигуре, оттягивалась она частенько. Две чашки кофе, увенчанного густой шапкой сливок, выросли перед нами на столе. – А вот и Андре! – обратилась она к кому-то позади себя. Я похолодела. Встречаться с ним мне не хотелось. Напротив, хотелось убежать, и я даже сделала движение, словно собиралась приподняться и встать из кресла, но Андре положил свою руку на мою: – Сиди. Не волнуйся. Я вжалась в кресло. Клэр не заметила моего маневра, она оживленно говорила с кем-то по телефону и вертела головой в разные стороны. – Ну как ты? – понизив голос, спросил Андре. – Хорошо. Даже отлично, – сказала я. – Клэр – славная. – Не сомневаюсь. Она мне понравилась. – Я рад. Этот диалог напоминал игру в пинг-понг. Клэр сунула сотовый в крошечную сумочку. – Андре! Ты что будешь? Вино? – Нет. Кофе. Черный и без сахара. А впрочем, и от вина не откажусь. – Я выбрала себе платье. У Кристины – отличный вкус! Без нее я – никуда. Позже выберем для нее. Какой цвет твой самый любимый? – Моя бабушка говорила, что мне идет белый. И алый. Она была прирожденной аристократкой и отлично разбиралась в таких вещах – в платьях и разнообразных нарядах. Клэр звонко расхохоталась. Андре криво улыбнулся и посмотрел на меня так, словно я сморозила величайшую чушь. – Не могу! – Клэр вытерла рукой слезы, выступившие на ее глазах от смеха. – Правда, не могу! Кристина! Дело в том, что Генриэтта Карловна… авантюристка, удачно подцепившая нашего деда. Он просто потерял от нее голову, сошел с ума, хотел бросить все и жениться на ней, развестись с нашей бабкой, с которой он прожил почти тридцать лет. Я молчала, медленно переваривая эту информацию. Но все равно до конца поверить в услышанное не могла! – А как же древний польско-литовский род?.. – пролепетала я. Клэр подалась вперед и придвинула чашку со сливками. Подцепила ложечкой густые сливки и отправила в рот. – Она была такая… кого хошь вокруг пальца обведет. Яркая, красивая до жути… настоящая фам фаталь! И чистой полькой-то она не была. Столько кровей в ней было намешано… Польской, еврейской, цыганской, ирландской… Порох, а не кровь! И биографию Генриэтты уже никто толком не сумеет восстановить. Она старательно скрывала свое прошлое. Наша бабка наняла сыщика, чтобы он установил, кто она и что, так вот, даже он узнал немного. Но и эти данные пропали, а сам сыщик бесследно исчез. Дед чуть не ушел от бабки. И вообще, она устроила такой переполох в нашем семействе! Моя мать рассказывала, что ее бабка всерьез думала застрелить эту проклятую польку. Как она говорила… чтобы ее духу даже близко не было! – Да? Но… – Я посмотрела на свои руки. Они мелко дрожали. – И вообще, Кристина. Ты только не пугайся! Мы с Андре не хотели тебе говорить, но потом подумали, что нечестно скрывать от тебя эту информацию и ты имеешь полное право знать правду. Генриэтта Карловна – твоя мать!!! Она родила тебя в сорок четыре года.