Перед сном я вновь проверила телефон: звонков не было. Следующий день был полностью посвящен культурной программе, как я и планировала. Лувр, музей Родена, прогулка вдоль Сены. На этот раз с утра погода была ясная, но во второй половине дня опять пошел дождик, а я все-таки решила до наступления темноты побывать в Люксембургском саду. Народу было мало, стульчики мокли под дождем между голыми деревьями. Какой-то чудак в легкой серой куртке совершал пробежку. Паша не звонил, не звонил и Андре. Я вдруг подумала, что накрутила саму себя на пустом месте, размечталась непонятно о чем. А он просто взял мой телефон. На всякий случай. Просто так. Из вежливости. Или поддался минутному порыву. Это было мимолетное знакомство в самолете. Он больше не позвонит мне, и я его никогда не увижу. Никогда. Это гранитно-монументальное, чугунное слово так испугало меня, что я села на ближайший стульчик и заплакала. Было прохладно; слабый дождик тихо шуршал по земле и в голых, словно отполированных, ветвях деревьев. Уже наступали сумерки, а я сидела и плакала, вспоминая его улыбку, густые вьющиеся волосы и глаза-омуты, в которые мне было страшно смотреть. Это была… такая мимолетность. Вполне в духе Парижа. А я-то… размечталась-разбежалась! Но все равно, несмотря на слабый голос здравого смысла, мне было как-то пусто-скучно и еще – грустно. Такое ощущение, что все хорошее происходит не со мной, а с кем-то другим. А в моей жизни уже ничего никогда не будет. Только Паша… И я так и состарюсь рядом с Пашей. Становилось холодно. Вдруг к моим ногам упала перчатка – у меня разжались пальцы. Чья-то рука подняла ее. Как завороженная, медленно-медленно я подняла глаза. Передо мной стоял он – тот, о ком я только что думала! В черном коротком пальто. Стоял и смотрел на меня. Это было так невероятно, что я попыталась вскочить со стула, но неловко подалась назад и упала бы вместе с ним прямо на землю, если бы он не поддержал меня. Вместе со стулом. Андре обхватил руками и стул, и меня, и я увидела его лицо – в каких-то нескольких сантиметрах от моих губ. Они были так ясно очерчены, даже в этом быстро темнеющем воздухе, и мне ужасно захотелось дотронуться пальцем до этих губ, а еще больше – попробовать их на вкус. Вздох застрял в глубине груди. – Я… – Вы чуть не упали, – бесстрастно констатировал мой спаситель. – Это было так… неожиданно! – Мое появление? – и улыбка чуть тронула эти надменные, восхитительные, капризные, знающие себе цену губы. – Да. Ваше. Появление, – слова вылетали из моего рта с запинками, и у губ образовывались маленькие облачка легкого пара. – Сожалею. Простите, – его облачко-дыхание долетело до меня, и сердце мое застучало глуше, медленнее. Он так и стоял, чуть наклонив меня вместе со стулом. Через секунду он отпустил меня и выпрямился. – Что вы здесь делаете? В дождь? Это не лучшее время для прогулок. – Я знаю. – Я изо всех сил пыталась прийти в себя, унять волнение, утихомирить свои мысли, брызнувшие в разные стороны, как бенгальские огни. Кажется, в моей голове вспыхнул целый фейерверк мыслей, чувств, желаний. Я застыла на стуле, как изваяние. – Вы так и будете здесь сидеть? – в голосе слышалась явная насмешка. Я поспешно вскочила: – Нет, я уже ухожу. – Ваши перчатки. Он наклонился и подал мне перчатки, вновь упавшие на землю, когда я вскочила. – Спасибо. А вы что здесь делаете? – Проходил мимо и увидел, как вы входите в сад. Он видел, как я плакала! Кровь ударила мне в голову, тяжело застучала в висках. – У вас… неприятности? – вкрадчиво спросил он. – Так, маленькие пустяки. Ничего особенного. Пустяки. – Тогда я предлагаю вам забыть эти маленькие пустяки за чашкой кофе или вина. Не возражаете? – Вы приглашаете меня в кафе? – выпалила я. Он улыбнулся: – Да. Вы все правильно поняли, Кристина. Я шла рядом с ним, как в тумане: все расплывалось перед моими глазами, и я страшно боялась потерять сознание – прямо здесь, на тротуаре. Тогда он точно сочтет меня слезливой припадочной идиоткой. Я старалась держаться изо всех сил. Я шла рядом с ним, но все равно оказывалась чуть позади, потому что он шел быстро, размашистыми шагами, засунув руки в карманы. – Вы в какое кафе хотите пойти? – На ваш выбор. – А… ну… тогда – за мной! Мы шли быстро и молча. Мне даже показалось, что Андре раздосадован оттого, что встретил меня и теперь вынужден строить из себя галантного кавалера и вести даму в кафе. А может быть, у него на вечер были совсем другие планы? И по правилам этикета мне следовало отказаться от его приглашения? Наверняка он сделал его в расчете, что я откажусь. Я остановилась. – Может быть, не надо в кафе… я поеду в отель. – Это что за шутки! Идти так идти. Он замедлил шаг, и теперь мы действительно шли рядом, шагая в ногу. Снова закрапал мелкий дождик, капли таяли на губах, и меня внезапно охватило беспричинное веселье. Я скосила глаза на Андре, он посмотрел на меня, и я сразу отвела глаза в сторону. – Ну, вот мы и пришли. Кафе было уютным и очень маленьким. Я почему-то думала, что он поведет меня в роскошный ресторан. В кафе, как мне показалось, не было ни одного свободного столика. Посетители оживленно разговаривали, на столах стояли огромные тарелки с разными вкусностями. Как я уже убедилась, парижане любят вкусно поесть и знают в этом толк. Для них трапеза – это священнодействие, ритуал, растянутый во времени. Есть быстро считается неприличным, а сидеть в кафе или ресторане за неспешной беседой, потягивая винцо, – самое оно. Адре, ловко лавируя между столиками, повел меня в другой зал, и там обнаружился свободный столик у окна. Мы сели. Я сняла пальто, и Андре повесил его на вешалку в углу. – Что закажем? – Что-нибудь… легкое, – нашлась я. – Салат, например. – А тяжелое не хотите? – Можно, – брякнула я и тут же устыдилась. Подумает еще, что я собираюсь «разгуляться по-русски». Официантка принесла меню. Мы выбрали утиное филе в вишневом соусе, салат из шпината с ореховым маслом и сыром рокфор. Андре заказал бутылку красного вина. Есть мне действительно хотелось, я озябла и проголодалась, но вместе с тем почему-то не могла проглотить ни кусочка. – Вы ничего не едите. – Сейчас начну. Мы оба рассмеялись, но мой смех сразу оборвался. Не выставляю ли я себя шутом гороховым перед ним? В женщине всегда должна быть некая тайна, загадка, как говорила Геня. Правда, она же потом призналась мне, что переборщила с моим воспитанием и начала бояться, что я «оторвусь от жизни». Он налил вино в бокал на тонкой ножке, похожий на балерину, застывшую в классической позе, и протянул его мне. Я сделала глоток. – И как вам Париж? – Была в Лувре и в музее Родена. На Эйфелевой башне. Понравилось. – Но вы же говорили, что уже бывали в Париже. Черт! Черт! Черт! Я отодвинула тарелку. – Я бывала здесь по делам и так никуда и не успела сходить. – Вы занимаетесь искусством? Я прочитал это на вашей визитке. – Консультирую. Выступаю экспертом при покупке картин или оценке коллекций. – И давно вы этим занимаетесь?