– И я. – Я тоже. – Ага. Понятно, никто ничего не видел, никто ничего не слышал, и вообще смотреть надо было. Симпатии окружающих на стороне Инки, новеньких здесь не любят, а таких новеньких, которые получают все и сразу, и подавно. Девочки с трудом переносили существование Айши, а тут еще одна «красавица» появляется. – Значит, никто не знает, каким волшебным образом в туфли попало стекло? В ответ раздалось нестройное «ага», только Алекс не упустил случая выпендриться. – А может это этот, который актер? – Зачем? – Даже Инка сообразила, насколько нелепо данное предположение. – Ну, чтоб выделиться. Эк он ее на руках, типа романтика. А все сразу повелись. Нет, ну это ж свинство так сценарий ломать, правда? Аронов в очередной раз с неким непонятным удовлетворением констатировал тупость и косноязычие красавчика-Алекса. – Или сама. Чтоб поссорить. Я вчера киношку зырил, так там одна фифа сама себе жизнь портила, а все типа ее жалели и между собой срались, так она потом типа королевой стала. Похоже, типа, правда? – Помолчал бы, гений ты наш, – попросил Инка. – Никуш, ну мы взаправду не в курсах, кто пакость устроил. Ну ты что, всерьез своих подозреваешь? Да тут всякий знает, что за испорченную вещь ты на британский флаг порвешь и не извинишься. Оно нам надо, такие проблемы? А чужих сегодня было до хренища, и лазили везде без спросу. – А им-то зачем, чужим? – Ник-Ник уже сдался. Права, Инка, права, стерва черноволосая, ни одна девка из «л’Этуали» не рискнет с хозяевами отношения портить, каждая за место горло перегрызет, оно и понятно, только «л’Этуаль» держит штат из моделей, другие дома привлекают девушек время от времени, по мере необходимости, и платят соответственно. А в «л’Этуали» хорошо, Лехин заботится, чтобы постоянные контракты были, он в этом плане настоящий профессионал. Значит, не свои. Тогда кто? Айша? На нее это похоже, сделать гадость чужими руками. Сама она сегодня не появлялась, а вот подкупить кого вполне могла. Да, надо хорошенько потрясти Айшу. Нет, ну что за дрянь такая! Ведь разобрались же, никто никому ничего не должен, уезжает, контракт хороший, денег заработает, на мир посмотрит, а она все никак с потерей призрачного трона смириться не желает. – Так это… того… мы пойдем, что ли? – Инга переминалась с ноги на ногу. – Идите. – А… сильно пострадали? – Кто? – Ну туфли, естественно. Если что, так я возьму? Размер подходящий и… – Вали отсюда! – Обида за не сложившуюся судьбу туфелек, таких замечательных, неповторимых, удивительных туфелек, созданных специально для того, чтобы ими восхищались, любили и обували исключительно в торжественных случаях, всколыхнулась с новой силой. – Все вон! Вон пошли! Свободны! К чертям собачьим! За месяц до… Адетт укатила в Англию. Странно, более чем странно, ранее она не проявляла интереса к путешествиям, более того, Адетт не единожды заявляла, что Париж – ее мир, и другого ей не надо. А тут Англия, знаменитые лондонские туманы, сумрачное Аббатство и вялые, точно снулая рыба, англичане. Серж злился. В целом он не имел ничего против Королевства, Лондона и англичан, но Адетт уехала! Уехала в Лондон! Без него! Последний факт заставлял скрипеть зубами и вымещать раздражение на слугах. Сначала Швейцария, вояж в закрытую клинику красоты – Сержу пришлось жить в убогой деревушке, коротая время среди тупых иностранцев и толстых, вальяжных местных жителей, более озабоченных толщиной кармана приезжего, чем его происхождением. А теперь вот Лондон, и он снова за бортом. Адетт даже предлогом не озаботилась, поставила его перед фактом за день до отбытия. За этими ее поездками что-то стоит. Или кто-то? Любовник, новый любовник, и на сей раз это не мимолетное увлечение, а нечто серьезное, иначе Адетт не пряталась бы. Из-за него, из-за любовника она в Швейцарию отправилась. Клиника красоты, как же… Адетт с ее самомнением в жизни не опустилась бы до посещения клиники красоты. Заведения подобного толка она не жаловала. Конечно, любовник. Наверное, живет он в Лондоне, если Адетт изменила горячей Франции с сумрачным Альбионом. Влюблена… Как он раньше не догадался? Влюблена настолько, что забыла о гордости и достоинстве. Адетт Адетти бегает за мужчиной! Сенсация из сенсаций. Серж налил себе коньяка и, усевшись перед Зеркалом, спросил. – Знаешь, как он выглядит? Конечно, знаешь, она разговаривает с тобой, доверяет свои секреты, маленькие, гадкие секреты Ады Адоевой, значит, и про него рассказала. Наверное, со стороны подобное поведение казалось сущим безумием. Но она вернется. Адетт способна бросить Францию, Париж с его величавыми соборами, демократичными кафе и ароматом кофе. Адетт способна бросить дом вместе с коврами, картинами и статуэтками из мейсенского фарфора. Адетт способна бросить платья, шляпки, духи и его, Сержа Холованского, но она никогда и ни при каких обстоятельствах не бросит Зеркало. – Мы будем ждать. – Пообещал Серж. – Мы дождемся. Зеркало Химеры молчало. Химера Не так я представляла себе этот вечер. Войлочные тапочки, раздобытые Ароновым вместо туфель, в сочетании с вечерним платьем смотрелись модерново. Ноги саднило, а в голове вертелась дурацкая мысль: за что? Ну кому я что плохое сделала? Никому. Тогда откуда такая злоба? Стекла в туфли… – Больно. – Зато бесплатно, – откликнулся Иван. Юмор у него солдатский. – Держись, подруга, и все будет хорошо. Я держалась, вцепилась обеими руками в Ивана и держалась, утешая себя мыслью, что все не так плохо. Больно? Ну да, больно, а могло быть еще больнее. Вон когда лицо заживало, я выла от боли, и таблетки не помогали, а теперь, теперь ерунда, врач приедет, сделает укол и вылечит ноги. – Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит, приходи к нему лечится и корова, и волчица, и жучок и паучок и медведица, всех излечит, исцелит… – Бредишь? – Брежу. А что, нельзя? – Да наради бога, – Иван зевнул. – Объективная реальность есть бред, вызванная острым недостатком алкоголя в крови. – Это ты к чему? – Пить будешь? – Нет. И ты не пей. – Тоже, подруга, сказала. Не пей. А жить-то как в этом бреду? Кстати, Ник-Ник, помнится, домой ехать велел, а мы тут сидим… ждем чего-то, не знаешь, случайно, чего? – Врача. – Врача захотела. Лехин у нас вместо врача, Лехин, он, знаешь ли, всех вылечит. Так что подъем и вперед, с песней. – Какой? – на свой глупый вопрос я получила глупый ответ. – Какой хочешь, можно с грустной. Вперед, – сказал Иван. – Двигаем к выходу. Сказать было проще, чем сделать. Двигались мы медленно-медленно, Иван одной рукой поддерживал меня за талию, в другой сжимал недопитую бутылку с какой-то гадостью. Нести меня на руках он отказался наотрез, заявил, будто я слишком тяжелая. В принципе, если приспособиться и ставить ногу на носок – они пострадали меньше всего – то почти не больно. А дома есть лифт, и вообще через два – три дня буду вспоминать о происшествии со смехом… Лехин ждал на в квартире – надо же, и у него, оказывается, ключи есть. Выглядел он более раздраженным, нежели обеспокоенным происшествием. Взглянув на ноги – к этому времени ступни покрылись темно-бурой корочкой и выглядели на редкость отвратительно – выругался и велел подать воды, водки и чистые полотенца. Ненавижу хирургов. Было больно, совсем как в детстве, когда падаешь с велосипеда и раздираешь колени об асфальт, ссадины, прижженные зеленкой – чтоб зараза не прицепилась – ноют, и ты чувствуешь себя полным инвалидом. Лехин обещал, что через день-другой встану на ноги. Эх, найти бы эту сволочь, которая… – Да не переживай ты, – Иван в виде исключения решил не напиваться, – с кем не бывает. – Со мной. – У меня случай был, когда одной девице в стельки лезвия засунули, так ступни словно через мясорубку пустили, потом шили-зашивали, они еще загноились, инфекция… – Иван, иди к черту. – подобные разговоры действовали на нервы. Гноится. Лезвия… Нет, я конечно слышала, что модельный бизнес не для слабаков, но истории со стеклом, лезвиями или слабительным в минеральной воде соперницы считала сказками, этакими специальными страшилками для отпугивания конкурентов. – Ты осторожнее там. Сегодня стекло в туфли, завтра мышьяк в кофе. События имеют обыкновение развиваться. Кстати, совсем из головы вылетело, тебе письмо передали. – Кто?