От одного взгляда на титульный лист презентации у Мэй учащается пульс. Она в строжайшей секретности работала над этим бизнес-планом в течение полугода. Мэй намеревается представить его Леону в следующем месяце. Она уже договорилась с ним о встрече, якобы для того, чтобы обсудить работу «Золотых дубов» и представить прогнозы доходности, давая ему достаточно времени, чтобы оценить всю проделанную дополнительную работу, прежде чем принять решение относительно ее бонуса в конце года. Мэй знает, что проект «Макдональд» – это риск. Леон и совет директоров беспокоятся, что «Золотые дубы» слишком опережают свое время – дойная корова, да, но слишком большой скачок для мира, особенно учитывая весь шум вокруг неравенства богатых и бедных и враждебность к «элите». Леон и совет директоров опасаются, что пресса вымажет их дегтем и изваляет в перьях, превратно истолковав проводимую работу, а потому всячески ограничивают деятельность Мэй. Но они ошибаются! Люди негодуют на «один процент»[53], когда нет другого инфоповода, за который можно ухватиться, когда богатых карикатурно изображают безликими толстосумами, плавающими в ваннах с шампанским. Но покажите миллиардера в нужном свете – и американцы попадают в обморок. Вспомните Опру с ее детскими травмами и диетами, или членов семейства Кеннеди с их невезением и трагической красотой, или Уоррена Баффета с его обаянием. Подумайте о кинозвездах, светских львицах, профессиональных спортсменах и титанах технической мысли. Американцы любят успех, когда они видят его результаты. И они любят семью. Именно поэтому проект «Макдональд» – верное дело. Ему гарантирован успех. По замыслу Мэй, «Золотые дубы» должны с гордостью и беззастенчивостью признать свое назначение: стать высококлассной и универсальной мастерской для размножения людей – лидеров, двигателей прогресса – мужчин и женщин, которые меняют мир! Почему бы, например, «Золотым дубам» не создать банк яйцеклеток и спермы для клиентов, испытывающих трудности по части собственного потомства? Почему бы ему не обеспечить хранение эмбрионов, чтобы женщины могли осуществлять свои мечты, не беспокоясь о биологических часах? А как насчет послеродовых услуг, таких как свежее грудное молоко без антибиотиков и аллергенов или даже кормление грудью? И зачем оставлять уход за ребенком любителям? Конечно, «Золотые дубы» должны расширяться. Форпост на Западном побережье не станет проблемой… Может, стоит создать еще один в Южной Америке. Рынок суррогатного материнства там будет огромным… Мэй раздувается от гордости, просматривая свою презентацию, каждое предложение которой подкреплено часами исследований, множеством данных. Все в высшей степени убедительно. Мэй начинает думать, что им с Итаном тоже следует обратиться в «Золотые дубы», когда они захотят завести детей. Она уже не молода, и, если реализация проекта «Макдональд» начнется, можно будет не тратить время на беременность. Она замедлит карьеру. И почему бы не дать их первенцу фору, обеспечив возможность развиваться в среде, специально откалиброванной, чтобы максимизировать его эмбриональный потенциал? Придя в себя, Мэй достает из портфеля журнал. Проект «Макдональд» скоро поможет оказаться на обложке, а не просто в каком-то дурацком списке. Она листает журнал и открывает его на пресловутом перечне лидеров. Номер один в нем – выгнанный из колледжа технический гений, основатель действующего в виртуальной реальности приложения для знакомств в социальных сетях, которое теперь оценивается в миллиарды долларов. Мэй его одобряет. Она мысленно ставит лайки номерам с первого по седьмой и задерживается на снимке номера восемь. На нем виден мужчина без рубашки (бывший «морской котик», основавший успешную сеть фитнес-бутиков на базе тренировочных лагерей). Мэй нехотя одобряет номера с девятого по двенадцатый и недоуменно останавливается на номере тринадцатом. Это что, шутка? Мэй смотрит на фотографию афроамериканки, а затем читает ее резюме: заурядный трейдер в заурядном инвестиционном банке, каких сотни, может быть, тысячи. Такие служащие незаметно трудятся в сфере финансов и торговли по всей стране. Конечно, ее предыстория потрясающая: черная девушка, обманутая белым, воспитанная бабушкой в трущобном пригороде Балтимора. Но делает ли жизненный путь, каким бы трудным он ни был, эту женщину лучшим «бизнес-лидером», чем, скажем, Итан, который делает ту же работу, но вырос в белой семье в Уэстчестере?[54] Мэй насмешливо фыркает. У нее никогда не хватало терпения, чтобы использовать в корыстных целях свою идентичность, играть, как сейчас говорят, в инаковость. В колледже, когда азиатско-американские объединения пытались затащить ее на свои тусовки, собрания и митинги, она любила объявлять, что у нее больше общего с Кэти, ее неазиатской, случайно подселенной соседкой по комнате, – общие интересы, один и тот же размер одежды, – чем с пестрой группой людей, с которыми ее роднит разве что разрез глаз. Закончив читать список и не найдя в нем ни одного упоминания о «Холлоуэе» или Габби, Мэй хлопает в ладоши и взмахивает руками, шутливо празднуя победу. Раздается стук в дверь, и в кабинет заглядывает Ив. – Вас хочет видеть Рейган Маккарти. Ей можно войти? Мэй просит подождать пять минут и открывает на своем компьютере журнал хост. Согласно последнему обновлению Джери, директора координаторов, Рейган до недавнего времени была образцовой хостой. Но за последние несколько недель координаторы сообщили о незначительных изменениях в ее поведении: несколько случаев опоздания, лишние вопросы (о том, кто ее клиенты, о причинах, по которым в «Золотых дубах» введены те или иные порядки). Джери спрашивает себя, не влияет ли на Рейган дурно общение с Лайзой Рейнс. Эти двое, если верить отчету, «близкие подруги, буквально неразлейвода». Мэй чувствует, как у нее начинает болеть голова. Обычно такое воздействие на нее оказывают мысли о Лайзе. Лайза, вечно сующая нос не в свое дело и делающая из мухи слона, – не только источник почти всех неприятностей Мэй, но и самая прибыльная хоста, какую Мэй когда-либо нанимала. Тем не менее Мэй рассталась бы с ней после того, как Лайза родила первого ребенка во время пробного периода работы «Золотых дубов», если бы это было в ее власти. Но клиенты Лайзы живут на Манхэттене, богатые, однако пытаются «не отрываться от реальности», садясь иногда в метро и надевая рваные джинсы, – они из числа тех, кто чувствует необходимость компенсировать свою удачу, поддерживая менее везучих. Они проглотили наживку Лайзы в виде истории о бедной белой девчонке, выбившейся в люди, а с нею крючок, леску и грузило, да так глубоко, что создали стипендиальный фонд в ее честь (хотя и названный именами их мальчиков) в Виргинском университете, альма-матер Лайзы, куда она ездила в бесплатную поездку, которая, по ее словам, ей не понравилась. Весьма характерная неблагодарность. Мэй пишет Джери сообщение, в котором спрашивает, не считает ли та, что в случае Рейган может быть полезным психиатрический скрининг, а затем сообщает Ив о готовности принять гостью. Через несколько секунд дверь распахивается. – Как вы могли отменить встречу Джейн с дочерью? Рейган явно ищет ссоры. Она набрала несколько фунтов, что ей к лицу, но Мэй чувствует: сейчас не самое подходящее время, чтобы делать комплимент. – Присаживайтесь, Рейган. – Та остается стоять, ее обвиняющий взгляд устремлен на Мэй. – Прошу вас. Так мы сможем поговорить. Я сама в замешательстве и хотела бы знать ваши мысли. Рейган удивлена. Она оглядывает кабинет, словно пытаясь сориентироваться, и медленно опускается на один из двух стульев с гнутыми спинками перед столом Мэй. – Джейн не видела дочь несколько месяцев. Она этого не заслуживает. Мэй подумывает, не пойти ли в наступление и указать, что Джейн должна была держать приезд дочери в секрете, но в конечном итоге решает: это лишь подольет масла в огонь. Лучше сразить Рейган добротой и пониманием. Мэй отвечает просто: – Да, не заслуживает. – Так зачем вы это сделали? Она раздавлена, – произносит Рейган ледяным тоном. Мэй осторожно продолжает: – Все это конфиденциально. Надеюсь, я могу доверять вам, Рейган. Рейган распрямляет сложенные на груди руки и слегка наклоняется вперед. – Как вы понимаете, мы следуем протоколу, учитывая реальный риск болезни Лайма как для хосты, так и для ребенка. – Мэй смотрит на Рейган, та коротко кивает. – Ваши «Уэллбэнды» снабжены GPS-трекерами. – Лицо Рейган остается непроницаемым. – Клещ, найденный у Джейн, оказался переносчиком болезни Лайма. Это первый случай, и мы относимся к нему серьезно. Мы проанализировали данные GPS, чтобы понять, где Лайза и Джейн шли и где нам, возможно, потребуется распылить инсектициды. Оказалось, они сошли с дорожек. По причинам, которые никто из них не может объяснить, они проигнорировали правила и зашли довольно далеко в лес, где в изобилии водятся клещи. Рейган выглядит так, будто собирается что-то сказать, но потом передумывает. – Джейн придется поставить капельницу с антибиотиком, – продолжает Мэй. – Возможно, болезнь Лайма может передаваться ребенку в утробе матери. Я знаю, случившееся совершенно не в характере Джейн. Но поскольку она не хочет объяснять, что произошло, мне пришлось применить дисциплинарные меры. Я старалась быть с ней как можно мягче. Я не стала урезать ее выплаты, как того требует протокол. Отмена встречи с дочерью… – Мэй беспомощно разводит руками. – Я подумала, это самое меньшее наказание. Мэй делает глоток чая, наблюдая, как Рейган ерзает на стуле. Координаторы обнаружили царапины на груди и спине Лайзы и небольшие синяки на коленях, но спермы во влагалище не было. Они не догадались проверить анальную полость до следующего дня. Бойфренд Лайзы посетил ее в то утро, о котором идет речь, но записи на камерах показывают, что они не оставались наедине значительное время и что он покинул «Золотые дубы» сразу после обеда. Одна из координаторов предположила, что он пробрался обратно, но как он мог это сделать, избежав камер и миновав находящуюся под напряжением ограду, которая окружает территорию фермы? – Я уверена, должно быть какое-то объяснение, какое-то смягчающее обстоятельство… Но Джейн не хочет сотрудничать. Голосом таким тихим, что Мэй приходится напрягать слух, Рейган спрашивает: – Вы говорили с Лайзой? – С Лайзой? – спрашивает Мэй так, словно Лайза не была ее главной подозреваемой. – Да, говорила. И она подтверждает рассказ Джейн. Той приспичило в туалет, и она постеснялась сделать это на дорожке. Впрочем, они были не так уж далеко от дормитория. И пользоваться уборной, конечно, удобнее, чем присаживаться под кустиком. В любом случае клиент не удовлетворен этим объяснением и потому на данный момент не может позволить Джейн покидать ферму. Случившееся – позор для всех нас. Мэй поворачивается к компьютеру, якобы чтобы заполнить некую таблицу. Снаружи кричит птица. Мэй выжидает. – Лайза тоже наказана? – спрашивает наконец Рейган. – Вы знаете, я не могу этого разглашать. – Она говорит, что нет, хотя это несправедливо. Потому что она… потому что она тоже ходила в лес. – У нас есть протокол… но мы должны согласовывать его с требованиями клиентов. А клиенты Лайзы очень… либеральны с ней. Правила просто не распространяются на Лайзу таким же образом, как на других. – Значит, у нее не было неприятностей? – не верит своим ушам Рейган. – Я правда не могу говорить с вами о Лайзе. Это было бы несправедливо по отношению к ней. – А это справедливо по отношению к Джейн? – Я не так много могу сделать, – мягко отвечает Мэй. – Джейн или Лайза должны объяснить, что произошло в лесу. Рейган вскакивает на ноги. – Это чушь собачья. Мэй ждет, пока Рейган выйдет из кабинета, а затем звонит дежурному координатору центра наблюдения и запрашивает специальный канал для 82-й хосты. Мэй входит в дистанционное приложение на компьютере и видит в режиме реального времени Рейган, быстро идущую по коридору. Изображение на секунду исчезает, когда происходит переключение на другую камеру. Вот она стоит у двери комнаты Лайзы. По жестикуляции Рейган видно, что она говорит оживленно. На Лайзе только футболка, она чистит зубы, и ее лицо непроницаемо. Мэй в сотый раз жалеет, что Леон не разрешил снабдить «Уэллбэнды» микрофонами. Его постоянная забота об «этичности» («Как выглядел бы заголовок на первой странице «Нью-Йорк таймс», если бы выяснилось, что мы подслушиваем разговоры хост?») кажется Мэй чистой паранойей. Она пишет сообщение одной из координаторов и поручает ей сделать тайную вылазку в надежде выяснить что-нибудь интересное. Снова раздается стук в дверь, входит Ив. – Пришла доктор Уайльд. Впустить? Похоже, весь этот день Мэй придется тушить пожары. Прогресса в работе над проектом «Макдональд» не предвидится, тем более что они с Итаном в шесть идут в «Рэкет-энд-теннис-клаб»[55] дегустировать варианты закусок для свадебного ужина. – Красивые цветы, – говорит доктор Уайльд, входя в комнату. На ней расстегнутый белый медицинский халат поверх твидового платья «Шанель» прошлого сезона. Она внимательно изучает стол Мэй. – Однако запах не очень. – Их прислала моя мать. Она собирается взять на себя ответственность за свадебные цветы, но ее вкус немного… наивный. Доктор Уайльд становится серьезной. – Пришли анализы хосты номер восемьдесят. – И? – У плода трисомия по двадцать первой хромосоме. Мэй делает вдох, чтобы в голове прояснилось. – Продолжайте. К счастью, в ее голосе не слышно разочарования, которое сейчас копится у нее в груди. – У плода так называемый мозаичный синдром Дауна. Не все его клетки несут дополнительную хромосому. Хорошая новость в том, что плод имеет низкий процент аберрантных клеток. Плохая новость в том, что пренатальный скрининг не может определить мозаичный синдром Дауна с достаточной точностью. – Что это значит для ребенка? – Поскольку часть его клеток будет соответствовать норме, он может иметь менее выраженные характеристики синдрома Дауна…