Джейн вдруг испытывает острое чувство благодарности к госпоже Ю, которая так занята, но помнит имя Амалии. Бедняжка переводит взгляд на стену, чтобы госпожа Ю не могла видеть ее глаз, в которых стоят слезы. – Все прошло хорошо. Амалии уже почти семь месяцев, она большая девочка. И у нее есть моя двоюродная сестра. – Значит, она в надежных руках, – произносит госпожа Ю добрым голосом. Джейн все еще не доверяет себе и боится повернуться к госпоже Ю лицом. Она слышит, как пальцы Карлы стучат по клавиатуре. – Я знаю, вам известна наша политика, Джейн, которая заключается в том, что мы не разрешаем принимать посетителей и не позволяем хостам выходить за пределы фермы иначе как по просьбе клиента. – Госпожа Ю наклоняется, чтобы прошептать: – Но, я думаю, мы сможем убедить вашего клиента позволить Амалии к вам приехать. – Правда? – вырывается у Джейн. Госпожа Ю прикладывает палец к губам и улыбается. Она спрашивает Джейн, готова ли та к обеду, и, когда Джейн признается, что слишком нервничала утром, чтобы поесть, ведет ее в столовую. Джейн плетется в нескольких шагах позади, пошевеливая пальцами ног в новых мокасинах с меховой подкладкой. Госпожа Ю поддерживает беседу, болтая о том о сем, рассказывая, какие горные виды ее любимые, и сообщая Джейн всякие пустяки о близлежащих городках. Пока они идут, Джейн представляет себе Амалию здесь – прячущуюся под мягкими одеялами на диванах, завороженную огнем, потрескивающим в мраморных каминах. – Как вам кажется, вы сможете чувствовать себя здесь как дома? – спрашивает госпожа Ю и толкает плечом дверь столовой. – О да, – отвечает Джейн и не лукавит. У раздаточного стола девушки выстроились в небольшую очередь. Госпожа Ю знакомит Джейн с двумя белыми женщинами – Тасей, высокой и тощей, с плохой осанкой, и более низкой полногрудой беременной по имени Аня, – а затем убегает готовиться к очередной встрече. В ее отсутствие Джейн снова начинает нервничать. Когда – довольно быстро – подходит ее очередь, Джейн не может выбрать между мясом и лососем, между водой и гранатовым напитком, и ей приходится ждать несколько минут, когда мультивитамины снова будут насыпаны из дозатора. К тому времени, когда она ставит тарелки на поднос, Тася с Аней уже едят за столом в другом конце столовой. Джейн берет поднос и идет к ним. Резиновые подошвы ее мокасин, кажется, прилипают к полу. Столовая переполнена. Слева от нее стол с чернокожими хостами, справа стол с четырьмя мулатками. Возле пожарного выхода она замечает группу женщин, которые выглядят филиппинками. – Джейн, иди есть, – зовет Тася и машет ей рукой. – Ты знаешь, чьего ребенка носишь? – спрашивает Аня еще до того, как Джейн садится. Она говорит с акцентом. У нее такие же глубоко посаженные голубые глаза, как у Таси, но лицо более худое. Возможно, потому, что она не на столь большом сроке. Аня запихивает вилкой в рот большой кусок лосося, и вид рыбы, розовой и влажной, вызывает у Джейн приступ тошноты. – Тебе плохо? – спрашивает Тася. – Я в порядке. Просто… Джейн чувствует во рту привкус желчи и хватается за живот, молясь, чтобы ее не стошнило на глазах у всех этих людей. – Ах, и мне тоже плохо, – жалуется Аня, рот которой все еще полон рыбы. – Меня тошнит каждый день и никогда утром. Но весь остальной день просто жуть! Тася выхватывает бумажный пакет из полированной стальной коробки в конце стола и протягивает его Джейн. – Рвотный мешок, – поясняет она и успокаивающе добавляет: – Не волнуйся, Джейн. Первый триместр самый тяжелый. Джейн отодвигает поднос и прижимается лбом к прохладной поверхности стола. С Амалией ее тоже тошнило по утрам, но тогда все было иначе, не так страшно. Может быть, дело в том, что ребенок, которого она сейчас носит, чужой. Ребенок кого-то, кто изобретает лекарства от рака, или кого-то, кто отдаст за него больше денег, чем Джейн когда-либо видела в жизни. Аня и Тася молчат, только их ножи скребут по тарелкам. Разговоры сливаются в бессловесный гул. – Лайза, она толстеет, – прорывается голос Ани сквозь болтовню окружающих. Она и Тася глядят на один из соседних столиков, за которым сидят две американки. Одна из них, на позднем сроке беременности, поразительно красива, как актриса с обложки журнала. – Это потому, что она пропускает занятия в тренажерном зале, – отвечает Тася холодным тоном. – Она не приходила туда уже две недели. Госпожа Ханна не докладывает, потому что Лайза ее любимица. – Говорю тебе, ты должна сообщить госпоже Ю, – настаивает Аня, качая головой. Потом она поворачивается к Джейн: – Значит, ты еще не встречалась со своими клиентами? – Нет, – отвечает Джейн, все еще согнувшаяся над столом. Она видит, как Тася бросает взгляд на Аню. – Это плохо? – Нет-нет. Иногда клиенты заняты, вот и все. А иногда они хотят подождать до второго триместра, когда опасность выкидыша минует. При упоминании о выкидыше у Джейн сжимается сердце. Она старается быть позитивной, потому что материалы, которые она изучила, говорят, что так лучше для ребенка. Но она не может не волноваться. Предоплата за детский сад Амалии не возвращается. И насчет платы за квартиру она не уверена. – Что произойдет, если у меня будет выкидыш? – спрашивает она. – Я знаю, мне придется покинуть «Золотые дубы»… Но что происходит с деньгами? – Ты не читала договор? Только подписала? – усмехается Аня. В течение полутора месяцев с тех пор, как Джейн взяли на работу в «Золотые дубы», она была занята переездом на новую квартиру, поиском подходящего детского сада для Амалии и беременностью. Ата предложила сама прочитать документы, присланные из «Золотых дубов» в большом ящике «Федэкса»[39] с пометкой «конфиденциально», и Джейн с благодарностью согласилась. Она просто подписала там, где Ата указала. – Тебе платят понемногу каждый месяц, – объясняет Тася. – Но бонус, большие деньги, которые тебе обещала госпожа Ю, он только в самом конце. Понимаешь? Джейн вспоминает, что Ата говорила об этом. Они сидели за стойкой в новой кухне Джейн. В комнате пахло свежей краской, и окна были открыты, хотя на улице похолодало. Ата рассказывала Джейн о правилах в «Золотых дубах» относительно мобильных телефонов и электронной почты, о соглашениях конфиденциальности, графиках платежей и прямых депозитах. Джейн была настолько ошеломлена потоком информации, что даже не задумалась над вопросами, которые сейчас теснятся у нее в голове. Что, если выкидыш произошел не по ее вине? Получит ли она шанс попытаться выносить другого ребенка? Что, если ребенок родится, но вскоре умрет? Она сможет оставить деньги себе? Джейн открывает рот, но слова застревают у нее в горле. – Посмотри, вон идет Рейган, – шепчет Аня. Одна из американок, худенькая, приближается к ним. У нее большие глаза, серые, как дождливый день, и длинные волосы, заплетенные в свободную косу. – Привет, Джейн, я Рейган, соседка по комнате. Совсем забыла, что ты приедешь сегодня. От беременности мой мозг стал хуже работать! Тася резко встает. – Садись на мой стул. Я закончила. И мне нужно повидать госпожу Ю. Аня тоже извиняется. Они желают Джейн удачи и уносят пустые подносы. Тася возвышается над подругой на полфута. Пройдя несколько ярдов, они заливаются пронзительным смехом. – Как ты, держишься? – спрашивает Рейган, усаживаясь в кресло Таси и засовывая под него ноги. Джейн сражена наповал. Она представляла себе соседку по комнате с тех пор, как три дня назад получила по почте письмо, в котором о ней говорилось. Она читала его так много раз, что выучила наизусть: Ваша соседка по комнате, Рейган, с отличием окончила университет Дьюка по специальностям «сравнительное литературоведение»[40] и «история искусств». Она выросла в Хайленд-Парке, штат Иллинойс, и живет в Нью-Йорке. Она стала хостой в первый раз. Еще до того, как Джейн нашла слова «Хайленд-Парк», «университет Дьюка» и «сравнительное литературоведение» в интернете, она догадалась, что с Рейган у нее нет ничего общего. Глядя на соседку по комнате сейчас, Джейн понимает, что была права. – Я в порядке, – бормочет Джейн после неловкой паузы, в сотый раз задаваясь вопросом, что говорилось о ней самой в письме, посланном Рейган, и какие мысли пронеслись в ее голове, когда она его прочитала. Джейн ковыряет ногтем затвердевшую горчицу, прилипшую к поверхности стола. Ата советовала Джейн быть вежливой с другими хостами, но держать дистанцию, потому что никто в «Золотых дубах» не станет ей подругой. Они ее коллеги, и вынашивание ребенка – это работа. Джейн пытается придумать вопрос для соседки по комнате, когда краем глаза замечает тонкую золотую цепочку на запястье Рейган. Джейн поражена. Разве может сказать она нечто, способное заинтересовать Рейган, учившуюся в колледже по двум специальностям сразу и способную носить такой браслет с невероятной непринужденностью? – Сначала здесь все внове, – признается Рейган, которую, похоже, ничуть не беспокоит, что Джейн сидит словно воды в рот набрав. Новая знакомая начинает давать Джейн советы, касающиеся «Золотых дубов», на основе, как она выражается, «колоссального двухнедельного опыта». Она утверждает, что лучше всего посещать медиацентр во время ужина, когда там не так людно, и советует пробираться в фитнес-залы кружным путем, чтобы не проходить мимо офиса Ханны, иначе та может подстеречь и посадить на диету. Потом она обращает внимание Джейн на существование снек-бара, где можно перекусить между приемами пищи и по вечерам. Там всегда в изобилии водятся фруктовые и энергетические батончики, овощи под вкусными и полезными соусами, травяные чаи, орехи и коктейли. Пока Джейн остается в пределах своего веса, ей позволено перекусывать сколько душе угодно, так что нет проблем, если у Джейн нет аппетита во время завтрака, обеда и ужина. Джейн слушает молча. Она в панике, ибо по-прежнему не может придумать, что сказать. – Лайза! Иди сюда! – манит к себе Рейган симпатичную американку, темноволосую и зеленоглазую. Ее подруга горячо спорит с одним из поваров, потом хватает что-то с блюда у окна раздачи и направляется к ним, сердито чертыхаясь себе под нос. – Несмотря на то что утверждает Бетси, булочка с отрубями вовсе не банановый хлеб, – выпаливает она и смотрит на Джейн, будто ожидая ответа. – Так и есть? – неуверенно соглашается Джейн. Рейган смеется. – Джейн, познакомься с Лайзой. И не стесняйся ее игнорировать. – Сплошное дерьмо, – продолжает Лайза, все еще обращаясь к Джейн. – Мы все беременны, у нас извращенный вкус, и мы должны получать еду, которая нас удовлетворяет, потому что на самом деле наша тяга к тому или иному продукту является тягой к нему еще не рожденного младенца. Не это ли пример раболепного отношения к этим детям? Джейн нервно оглядывается. Ближайший координатор стоит у пожарного выхода и пишет что-то на своем планшете. – Дух должен торжествовать над материей, – вмешивается Рейган. – Твои желания это просто твои гормоны, а вовсе не ты. – Мои гормоны это и есть я, – отрезает Лайза, тяжело опускаясь на стул. Она нехотя откусывает кусочек булочки с отрубями и жалуется себе под нос, что ненавидит изюм. – Джейн моя новая соседка. И сегодня ее первый день. – Добро пожаловать на ферму, – глухо откликается Лайза. Улыбка, которую пытается выдавить из себя Джейн, исчезает с ее губ. – Черт возьми, каждая клеточка моего тела требует бананового хлеба! – Лайза швыряет булочку с отрубями на стол. – Хотите… я испеку банановый хлеб? – робко предлагает Джейн, восхищенно и нервно глядя на хмурое лицо Лайзы. Лайза разражается смехом. – Боже, да тебя никто не подпустит к плите. Ты можешь… опалить плод! – произносит она уже смягчившимся голосом. – Итак, ты не знаешь, чьего ребенка вынашиваешь? – Джейн отрицательно качает головой, и Лайза громким шепотом обращается к Рейган: – Вот и ты тоже. Рейган вздыхает: