Открыв глаза, он спросонок не сразу понял, кто я такая, но, узнав, широко улыбнулся, будто только меня и ждал все это время. — Господи помилуй, никак доктор Скарпетта. Вот уж не думал, что вы все еще в наших краях. — Извините, что цветы не очень удачные — тут внизу выбирать особо не из чего. Поставлю вот сюда, ладно? Я отнесла невзрачные хризантемы и маргаритки в пузатой зеленой вазе к тумбочке, с грустью отметив, что единственный стоявший там букет был еще более жалким, чем мой. — Тут вот стул, присядьте на минутку, поболтаем. — Как вы себя чувствуете? — спросила я. Мот побледнел и осунулся. С какой-то беспомощностью в глазах он бросил взгляд на чудесный осенний пейзаж за окном. — Стараюсь, как говорится, плыть по течению, — ответил он. — Не знаю, как оно там дальше пойдет, но сейчас вот подумываю заняться тем, что мне по душе, — буду себе рыбачить потихоньку, столярничать. Давно мечтал соорудить какую-нибудь хибарку в глуши, поселюсь там. Еще я тросточки из липы мастерю здорово. — Детектив Мот, — нерешительно спросила я, боясь разволновать его, — а коллеги вас навещают? — Ну а как же, — ответил он, не отводя глаз от яркой синевы неба. — Забегали ребята пару раз, звонили. — И что вы думаете о том, как продвигается расследование? — Не слишком мне все это нравится. — Почему? — Ну, перво-наперво, потому что сам-то я в стороне остался. Ну и потом, как я понял, каждый в свою сторону тянет. Вот я и переживаю. — Вы занимались делом с самого начала, — напомнила я. — И Макса Фергюсона, должно быть, хорошо знали. — Видать, не так уж хорошо. — Вам известно, что он под подозрением? — Слыхал. Ребята мне все рассказали. От солнца его глаза стали водянисто-прозрачными. Он несколько раз моргнул, смахивая слезы, выступившие не то от яркого света, не то от нахлынувших эмоций, и снова заговорил: — Еще я слыхал, что Крида Линдси чуть не с собаками ищут. По мне, как-то не по-людски получается что с тем, что с другим. — Что вы имеете в виду? — спросила я. — Ну подумайте сами, доктор Скарпетта, — Макс умер, и в свою защиту сказать ничего не может. — Не может, — согласилась я. — А Криду, даже будь он здесь, такая задача и вовсе не под силу. — Где же он? — Слыхал, пустился в бега, и это уж не в первый раз. То же было, когда тот парнишка попал под машину и погиб. Все тогда решили, что это дело рук Линдси. Он пропал, потом вдруг снова объявился — да и куда ему еще деваться. После того случая он не вылезает из местного «Гарлема», как у нас его когда-то называли, напивается там вусмерть. — А где он живет? — В сторону от дороги на Монтрит, на Радужной горе. — Боюсь, мне это ни о чем не говорит. — Как к воротам в Монтрит подъезжать, повернете направо, где дорога в гору идет. Раньше там вообще дыра была, жили одни — ну, деревенщина, как вы бы их назвали. Но за последние двадцать лет кто поуезжал, кто помер, так что теперь вот поселились такие, как Крид. — Мот на минуту замолчал — мысли его блуждали где-то далеко. — Его дом вы сразу заметите — под горкой, у дороги. У него на веранде еще стиральная машина ржавая стоит, а мусор он выбрасывает прямо в лес, с заднего крыльца. — Он вздохнул. — С соображалкой у него всегда было туго, тут и говорить нечего. — Что вы имеете в виду? — Да то и имею… Пугается он, если не понимает чего-то, а сейчас как раз такой случай. — По-вашему, он не причастен к смерти девочки? — спросила я. Мот прикрыл глаза. Монитор над кроватью показывал ровный ритм сердцебиения, шестьдесят шесть ударов в минуту. Детектив выглядел очень усталым. — Да, мэм, я и на секунду бы его не заподозрил. Но почему-то же он все-таки удрал, и вот это не выходит у меня из головы. — Вы же сказали, что он напуган, — вполне веская причина. — Чует мое сердце, здесь другое что-то. Да только что сейчас проку голову ломать — сделать-то я все одно ничего не могу. Не выстроятся же тут у меня перед дверью все, от кого можно что дельное узнать. Я не хотела спрашивать, но решила, что это необходимо. — А капитан Марино? С ним вы не общались? Мот посмотрел на меня. — Заходил как-то, принес бутыль бурбона. Я вон туда прибрал, в шкафчик. — Он выпростал руку из-под одеяла и указал пальцем. Некоторое время мы сидели молча. — Знаю, что пить мне теперь нельзя, — добавил он. — Вам следует слушать врачей, лейтенант. Теперь вам предстоит жить с этим, а значит, необходимо отказаться от всего, что довело вас до инфаркта. — И с куревом тоже придется завязать. — Вы сможете. Я тоже не думала, что у меня получится. — Тянет небось? — К тому, как я себя тогда чувствовала, не тянет точно. — Так это из-за любого дурмана паршиво себя чувствуешь, но штука-то совсем в другом. Я улыбнулась. — Да, все еще тянет. Но теперь уже меньше. — Питу я так и сказал — не дай Бог и он, как я вот, в больничке будет валяться. Но ему не втолкуешь. Я с ужасом вспомнила, как пыталась вернуть к жизни Мота, лежавшего на полу и уже посиневшего. То, что Марино ждет тот же исход, не вызывало у меня сомнений — это был лишь вопрос времени. Я подумала о сегодняшней встрече в ресторане, об отбивных, новом костюме и машине, о его странном поведении. Такое впечатление, что он решил, будто вовсе не хочет меня знать, и поэтому старается казаться кем-то другим, неузнаваемым. — Думаю, Марино просто заработался. Дело такое, что требует напряжения всех сил, — запинаясь, пробормотала я. — И миссис Стайнер ни о чем другом сейчас и думать не может, да оно и понятно. Будь я на ее месте, тоже, наверное, отдал бы все, что мог. — А что она отдала? — спросила я. — У нее ведь денег порядком, — сказал Мот. — Я догадываюсь. — Мне вспомнился ее автомобиль. — Она оказала большую помощь следствию. — Помощь? — переспросила я. — Какую именно, о чем вы? — Машины — та, на которой Пит разъезжает, например. За них же кто-то должен был заплатить. — Я думала, они куплены на пожертвования от местного бизнес-сообщества. — Ну, оно конечно, после миссис Стайнер и другие подтянулись. Все в округе за нее переживают, да и само убийство у людей из головы не идет — никому не хочется, чтобы еще чей-нибудь ребенок пострадал. Я такого за все двадцать два года, что в полиции проработал, не упомню. Ну надо сказать, конечно, и дела такого на моей памяти тоже не было. — Она действительно оплатила мой автомобиль? — сказала я, с трудом сохраняя ровный тон и не показывая своих эмоций. — Обе машины от нее, а прочие скинулись на оборудование — ну, там, мигалки, рации, сирены. — Детектив Мот, — напряженно спросила я, — какую сумму миссис Стайнер передала отделению полиции? — Тысяч пятьдесят. — Пятьдесят? — Я не верила своим ушам. — Пятьдесят тысяч долларов? — Именно так. — И что, все считают это нормальным?