Он залился краской и прикусил нижнюю губу. — Не волнуйся, Рен. Ты ничего плохого не сделал. — Да, я просил ее прийти пораньше, — тихо произнес он. — Как она отреагировала? — Она пообещала, но только чтобы я никому не говорил. — А зачем тебе надо было, чтобы она дожидалась тебя перед собранием? — допытывалась я. — Ну, я просто хотел посмотреть, правда ли она придет. — Для чего? Рен покраснел еще гуще. — Не знаю, — едва выдавил он из себя, с трудом сдерживая слезы. — А что случилось потом? — Я приехал к церкви на велике — глянуть, там она или нет. — Во сколько? — Не знаю. До собрания, наверное, еще час оставался, не меньше, — добавил он. — Она сидела на полу, играла на гитаре — я в окно видал. — А потом? — Я уехал, а в пять вернулся с Полом и Уиллом — они вон там живут… — Он показал куда-то в сторону. — Ты разговаривал с Эмили? — спросила я. Слезы текли у него по щекам, и он с досадой утирал их рукой. — Нет, не разговаривал. Она на меня все смотрела, а я прикинулся, что ничего не замечаю. Ну, она и расстроилась. Джек ее даже спросил, что с ней такое. — Кто такой Джек? — Наш руководитель, из Андерсоновского колледжа в Монтрите. Такой толстый, с бородой. — И что она ему ответила? — Сказала, что, кажется, грипп подхватила. Ну и ушла. — Сколько еще оставалось до конца собрания? — Я как раз взял корзинку с пианино — была моя очередь собирать пожертвования. — То есть это случилось в самом конце? — Да, тогда она и убежала. Короткой дорогой. — Он прикусил нижнюю губу и так крепко вцепился в одеяло, что на руках выступили все косточки. — Откуда ты знаешь, какой дорогой она пошла? — спросила я. Он взглянул на меня исподлобья и громко потянул носом. Я подала ему бумажные салфетки. — Рен, — продолжала настаивать я, — ты сам видел, что она пошла напрямик? — Нет, мэм, — кротко ответил он. — А кто-нибудь другой видел? Он пожал плечами. — Тогда почему ты решил, что она выбрала этот путь? — Все так говорят, — простодушно ответил он. — А место, где нашли ее тело, — о нем тоже все говорят? — мягко спросила я и, когда он не ответил, добавила уже с нажимом: — Ты ведь знаешь, где это, правда, Рен? — Да, мэм, — почти прошептал он. — Расскажешь мне о нем? Не отводя взгляда от своих рук, он ответил: — На том месте рыбачат всякие черные. Там все в зарослях, в тине, лягушки-быки здоровенные, с деревьев змеи свисают. Вот там ее и нашел один черный, а на ней были одни носки, и он так испугался, что побелел не хуже вас. После этого папа и установил у нас прожекторы. — Прожекторы? — Он их повсюду понатыкал — и в деревьях, и везде. Я из-за них сплю плохо, а мама злится. — О том месте у озера тебе папа рассказал? Рен помотал головой. — А кто? — Крид. — Кто такой Крид? — Он в школе работает, уборщиком. Еще он зубочистки делает и продает нам по доллару. За доллар десять штук. Он их пропитывает мятой и корицей. Коричные мне больше нравятся, от них во рту прямо горит, как от «бомбочек». Когда у меня деньги на завтраки кончаются, я зубочистки у него на конфеты вымениваю. Только вы никому не говорите, ладно? — обеспокоенно добавил он. — Как этот Крид выглядит? — спросила я. Где-то в мозгу у меня зазвучал тревожный звоночек. — Ну, не знаю, — пожал плечами Рен. — Как в фильме «Бриолин» — всегда в ботинках и белых носках ходит. Вообще он старый уже. — Он снова прерывисто втянул воздух. — А фамилию его ты знаешь? Он потряс головой. — Он всегда в школе работал? Рен снова потряс головой. — Он вместо Альберта стал уборщиком. Альберт заболел, потому что курил много, и ему легкое вырезали. — Рен, — спросила я, — а Крид и Эмили знали друг друга? Он заговорил сбивчиво и торопливо: — Мы ее все дразнили, что Крид ее жених, потому что он один раз нарвал цветов и ей отдал. А еще он ей всегда конфеты дарил, зубочистки ей не нравились. Девчонки вообще сладкое больше любят. — Ты прав, — мрачно улыбнувшись, заметила я, — большинство девочек действительно предпочитают сладости. Напоследок я спросила у Рена, ходил ли он туда, где нашли тело Эмили. Он утверждал, что нет. — И я ему верю, — сказала я Марино, когда мы отъезжали от залитого светом дома Максвеллов. — А я нет. По-моему, маленький засранец сейчас что угодно наплетет, чтобы только папаша его не выдрал как следует. — Он убавил регулятор печки. — Ни в одной тачке, которые у меня до сих пор были, салон так быстро не прогревался. Жалко, сиденья без подогрева, а то было бы как в твоем «бенце». — Марино, судя по тому, как Рен описывал место, где нашли тело, — продолжала я, — он действительно никогда там не был. Непохоже, что это он там леденцы оставил. — А кто же тогда? — Что ты знаешь о школьном уборщике по имени Крид? — Впервые слышу. — Ну, — заметила я, — тебе, видимо, стоит его разыскать. И вот что я тебе еще скажу: я очень сомневаюсь, что Эмили возвращалась из церкви короткой дорогой вдоль озера. — Черт, — недовольно буркнул он, — ненавижу вот эти твои штучки-дрючки. Только все более-менее встанет на место, как ты приходишь и переворачиваешь все с ног на голову. — Марино, я сама прошла там сегодня. Ни за что не поверю, что одиннадцатилетняя девочка — да и вообще любой нормальный человек — решится на это даже в сумерках. А в шесть часов, когда Эмили отправлялась домой, было уже совсем темно. — Значит, матери она соврала, — сказал Марино.