— Вот только давай сейчас без юридических вывертов. — Ну, я же все-таки юрист, — заметила я. — Ах да. Как я мог забыть, что у тебя еще и такое образование есть. Все время у меня из головы вылетает, что ты у нас мастер на все руки — и швец, и жнец, и на дуде игрец. — Ты не знаешь, Фергюсон не звонил миссис Стайнер после отъезда из Квонтико? — Нет, не знаю. — На совещании он говорил, что собирается задать ей несколько вопросов медицинского характера. Судя по ее словам, он, похоже, так и сделал. Получается, он разговаривал с ней незадолго до своей смерти. — Может, он позвонил ей сразу как приехал из аэропорта? — А потом пошел наверх и полез в петлю? — Все не так, док. Наверх он пошел передернуть. Может, они завелся от разговора с ней. Вполне возможно, Марино был прав. — А как фамилия того мальчика, в которого была влюблена Эмили? Звали его Рен, это я помню. — Зачем тебе? — Хочу с ним поговорить. — Ты, может, не в курсе, но детишкам завтра в школу, а сейчас уже почти девять. — Марино, — спокойно сказала я, — ты ответишь на мой вопрос или нет? — Он живет где-то неподалеку. — Марино свернул на обочину и включил свет в салоне. — Фамилия его Максвелл. — Нужно съездить к нему. Марино полистал свой блокнот, затем бросил на меня короткий взгляд. В усталых глазах я увидела не просто гнев и возмущение — нет, в них сквозило невыносимое страдание. Максвеллы жили в бревенчатом сборном доме современного вида, стоявшем на лесистом участке, откуда открывался вид на озеро. Мы съехали на гравийную дорожку, залитую ярким желтым светом. Позвонив в дверь, мы стояли на крыльце, ожидая, пока кто-нибудь выйдет. От холода у рододендронов свернулись листья, а при дыхании изо рта выходил пар. Нам открыл молодой мужчина сухощавого телосложения. На узком лице выделялись очки в черной оправе. Он был в темном шерстяном халате и тапочках — по-видимому, после десяти мало кто в городе еще не спал. — Я капитан Марино, а это доктор Скарпетта, — произнес Марино официальным «полицейским» голосом, способным любого привести в трепет. — Мы совместно с городскими властями работаем над делом Эмили Стайнер. — А, вы из ФБР, — догадался мужчина. — Вы мистер Максвелл? — спросил Марино. — Ли Максвелл. Заходите, пожалуйста. Думаю, вы хотите расспросить нас о Рене. Мы вошли внутрь. По лестнице навстречу нам спускалась грузная женщина в розовом спортивном костюме. Она смотрела на нас, по-видимому, уже зная, зачем мы здесь. — Он у себя в комнате. Я читала ему на ночь, — сказала она. — Можно с ним побеседовать? — произнесла я как можно более осторожно, стараясь не встревожить родителей. — Я могу привести его сюда, — предложил отец. — Если вы не против, я предпочла бы сама подняться к нему, — возразила я. Миссис Максвелл рассеянно теребила расходящийся шов на манжете. Я заметила у нее небольшие серебряные серьги в форме крестиков и такое же колье на шее. — Может, пока док занимается мальчиком, — вмешался Марино, — мы с вами тоже поговорим? — Тот полицейский, который умер, уже расспрашивал Рена, — заметил отец. — Я в курсе, — ответил Марино тоном, говорившим о том, что ему на это наплевать. — Мы не отнимем у вас много времени, обещаю, — добавил он. — Что ж, пойдемте, — обратилась ко мне миссис Максвелл. С трудом поднимаясь по ступенькам, она провела меня по ничем не застеленной лестнице на второй этаж. Комнаты наверху были залиты таким ярким светом, что у меня заболели глаза. Кажется, ни внутри, ни снаружи дома Максвеллов не осталось ни одного темного уголка. Мы вошли в спальню Рена. Мальчик стоял в пижаме посреди комнаты и смотрел на нас так, будто мы застали его за чем-то, не предназначавшимся для наших глаз. — Ты почему не в постели, сыночек? — Голос матери прозвучал нестрого и устало. — Пить захотелось. — Принести тебе еще воды? — Не, не надо. Мне стало понятно, почему Эмили считала Рена Максвелла привлекательным. Долговязый, худой — он, видимо, так сильно вытянулся в последнее время, что мускулы не поспевали за ростом костей, — с непослушными лохмами золотистых волос, спадавшими на васильковые глаза. Свежее лицо, четкая линия губ… Обкусанные до мяса ногти и на руках несколько браслетов из сплетенных полосок сыромятной кожи, которые не снимешь не разрезав. Почему-то именно браслеты подсказали мне, что он пользуется в школе большим успехом, особенно у девочек, к которым относится скорее всего с пренебрежением. — Рен, это доктор… — Миссис Максвелл взглянула на меня. — Простите, не могли бы вы еще раз назваться? — Меня зовут доктор Скарпетта, — улыбнулась я смутившемуся Рену. — Я не болен, — выпалил он. — Она не такой доктор, — успокоила его мать. — А какой? — спросил он меня. Любопытство, видимо, пересилило застенчивость. — Ну, она вроде Люциаса Рэя. — Он же не доктор, — нахмурился Рен, — а гробовщик. — Сынок, ляг в кровать, а то простудишься. Доктор Скарлетти, вот вам стул. Я буду внизу. — Не Скарлетти, а Скарпетта, — буркнул ей в спину Рен. Он забрался в постель и натянул на себя светло-розовое, цвета жевательной резинки, шерстяное одеяло. За задернутыми шторами с изображением бейсбольной атрибутики угадывались очертания наградных кубков. На сосновых стенах красовались постеры со звездами спорта. Мне был известен только Майкл Джордан: он, как обычно, возносился в прыжке с видом небожителя. Я пододвинула стул к кровати и вдруг почувствовала, какая же я старая. — А сам ты каким спортом занимаешься? — спросила я. — Я играю за «Ос», — гордо ответил он, видимо, довольный тем, что из-за моего присутствия сможет лечь попозже. — За «Ос»? — Это наша бейсбольная команда младшей лиги. Мы тут всех в округе побили. Как это вы не слыхали про нас? — Живи я здесь, я обязательно знала бы о вашей команде, Рен. Но я живу в другом месте. Он разглядывал меня, как будто я была каким-то экзотическим животным в зоопарке. — Я еще и в баскетбол играю. Могу даже между ногами мяч провести. Спорим, вы так не умеете? — Ты совершенно прав, не умею. Расскажи мне об Эмили Стайнер, пожалуйста. Вы ведь дружили? Он уставился на руки, нервно теребившие край одеяла. — Давно вы друг друга знаете? — продолжала я. — Ну, виделись иногда. Мы ведь в одной группе молодежного клуба. — Он взглянул на меня. — И еще мы оба в шестом учимся, только в параллельных классах. Я в классе миссис Винтерс. — Вы с Эмили познакомились сразу, как ее семья сюда переехала? — Наверно. Они из Калифорнии. Мама говорит, у них бывают землетрясения, потому что люди там не верят в Иисуса. — Кажется, ты очень нравился Эмили, — сказала я. — Я бы даже сказала, она была здорово в тебя влюблена. Ты знал об этом? Он кивнул, не поднимая глаз. — Рен, скажи мне, когда ты видел ее в последний раз? — В церкви, на собрании. Она пришла с гитарой — была ее очередь. — Какая очередь? — Ну, выступать. Обычно Оуэн или Фил играют на пианино, но иногда вместо них выходила Эмили. Играла она вообще-то не очень. — Ты ведь должен был встретиться с ней в церкви до прихода остальных?