Тридцать два Мы сидели у окна в тесной чайной и ждали. Северный Фиг был единственным районом города, где булыжники мостовой были сухими, а дети не бегали босиком по улицам. Многие из его жителей были уроженцами Бастиана и базировались на Серосе лишь для того, чтобы представлять свои гильдии или интересы работодателей за пределами Безымянного моря. Они привыкли к иному образу жизни, чем тот, который мы вели в Узком проливе. Здесь не было смрада Сероса, а солнце отражалось от домов с каменными фасадами, отделанных бронзовыми украшениями, которые позеленели с течением лет. Я никогда не бывала в Северном Фиге, потому что мой отец отказывался отправляться куда-либо западнее Уотерсайда. Когда у него были встречи с городскими чиновниками или мастерами гильдий, он вынуждал их приезжать в центр города, где мог вести переговоры и заключать сделки на своей территории. Все глаза на улице были устремлены на нас, пока мы шли к чайной, и я задавалась вопросом, когда в последний раз кто-нибудь из этих людей спускался в порт. Кому-то вроде нас были не совсем рады в Северном Фиге, однако в то же время местные не брезговали нашей медью. Мы заплатили чуть больше, чтобы сесть у окна, через которое могли наблюдать за красной дверью на другой стороне улицы. – Что это, черт возьми, такое? – Остер взял одно из маленьких пирожных на многоярусном блюде, вытянув его перед собой. Слои тонкого, хрупкого теста были покрыты крошащимся порошком цвета крови. У нашего стола остановилась женщина с серебряной тележкой на колесиках и поставила на стол два расписанных вручную заварочных чайника. Она опустила глаза, как будто нас здесь не было, и я внезапно поняла, что она не хотела смотреть на нас не потому, что ей было противно. Она боялась. И на какую-то мимолетную долю секунды я почувствовала, что мне это нравится. Я повернула заварник перед собой, изучая замысловатые пурпурные цветы и позолоту, идущую по краям. Одна лишь чашка из такого набора стоила больше, чем весь мой пояс с инструментами. – Он вообще появится или как? – Уилла нетерпеливо фыркнула, наполняя свою чашку дымящимся черным чаем. – Появится, – сказал Падж, по-прежнему не сводя глаз с красной двери. – Откуда, интересно, два члена нашего экипажа, родившиеся на Бастиане, знают богатого портного в Северном Фиге? – Уилла наблюдала за Остером поверх своей чашки. – Он солонокровец, – он посмотрел на Паджа, прежде чем продолжить: – И Падж однажды оказал ему услугу. – Какого рода услугу? – спросила я. – Такую, которая оставила его в долгу, – оборвал Остера Падж, прежде чем тот открыл рот. Они уже сказали при мне больше, чем я надеялась. Я не собиралась настаивать на подробностях. Уилла взяла торт с блюда, откусила кусочек и заговорила с набитым ртом. – Что, если он откажется? Остер ухмыльнулся. – Не откажется. Он сделал бы нам паруса и за сто медяков, если бы мы предложили. – Откуда ты знаешь? – Потому что он не делал паруса много лет. Он ухватится за эту возможность. Я откинулась на спинку стула. – Тогда почему бы нам не предложить ему сто медяков вместо восьмисот? – Мы заплатим ему сотню за паруса. И семьсот за молчание, – сказал Остер. Уилла рассмеялась. – Выходит, солонокровцы все же не стоят друг за друга горой? – Вот и он, – Падж встал, наклонившись к окну, когда мужчина с седыми усами и в пестром шарфе появился на другой стороне улицы с охапкой свертков в руках. Он порылся в карманах, пока не нашел ключ, после чего отпер дверь и толкнул ее внутрь. Я допила чай, когда остальные встали, и Остер придержал для меня дверь на выходе. Когда мы выходили на солнечный свет, Падж встал рядом со мной. Он посмотрел налево и направо, прежде чем кивнул мне, и мы стали переходить улицу вместе, шагая в ногу. В Северном Фиге экипажу корабля было трудно остаться незамеченным. Наша обветренная кожа, выгоревшие на солнце волосы и поношенная одежда выдавали нас с головой. Женщина, высунувшаяся из окна соседнего здания, наблюдала за нами с хмурым видом. Прохожие на улице оборачивались на нас, когда мы остановились перед дверью портного. Падж поднял вверх задвижку, позволяя двери распахнуться, и мы поднялись по ступенькам. Внутри стены маленького магазинчика были выкрашены в бледно-лавандовый цвет, а полки завалены рулонами ткани всевозможных цветов. – Одну минуту! – раздался голос издалека. Падж сел в кресло у окна, рядом с которым стояло тройное зеркало. Рядом с ним на маленьком столике располагался поднос с хрустальными графинами, наполненными янтарными жидкостями, и Падж откупорил один из них, наполняя маленький граненый стакан, прежде чем поднести его к губам и сделать резкий глоток. Я протянула руку, касаясь потрепанного края разложенного белого шелка, усыпанного крошечными желтыми цветами, и сжала свои пальцы в кулак, когда осознала, насколько грязной выглядела моя рука рядом с ним. Послышались приближающиеся шаги, и Остер облокотился на прилавок обоими локтями в ожидании. Мужчина повернул за угол, резко остановившись, когда заметил Уиллу. Шарф на его шее был завязан аккуратным бантом, а его белые усы были подкручены с обоих концов и уложены воском. Глаза мужчины расширились, когда он заметил Паджа. – Что ты здесь делаешь? – из-за сильного акцента каждое его слово звучало смазанно на конце. – Я думал, ты будешь рад меня видеть, Лео, – улыбнулся Падж. Мужчина фыркнул. – Мои клиенты не обрадуются, когда разнесется слух, что мое ателье посетила куча оборванцев. – Если ты забыл, то один из этих оборванцев спас твою задницу в Бастиане. Если бы не я, у тебя вообще не было бы этого прекрасного ателье, – сказал Падж, запрокидывая голову, чтобы опорожнить свой стакан. Лео подошел к окну и задернул кружевные занавески, прежде чем вытащить трубку и маленькую круглую переносную пепельницу из своего передника. Мы молча наблюдали, как он набил трубку измельченными листьями коровяка и поджег их, попыхивая, пока белый дым не повалил с его губ. – Разве не опасно носить его? – Остер посмотрел на кольцо на среднем пальце Лео. Это был перстень торговца, украшенный сердоликом. Я снова оглядела магазинчик, сбитая с толку. Если он был парусным мастером, то почему он держал мастерскую по пошиву одежды? – Беспокоишься за меня? Я тронут, – Лео растопырил пальцы перед собой, разглядывая камень, и когда я присмотрелась, то заметила печать Бастиана, блестящую на серебре. Итак, он был парусным мастером, однако гильдия на Серосе не дала ему кольца торговца. – Нам нужен комплект парусов, – просто сказал Остер. Усы Лео дернулись. – Мне нельзя изготавливать паруса. Ты же знаешь. – Это не значит, что ты не возьмешься за работу. Его глаза прищурились. – Почему бы вам не сходить в одну из парусных мастерских на другом конце города? Падж снова наполнил свой стакан. – Мы уже сходили. Нам отказали. – Значит, вы попали в неприятности, – Лео усмехнулся про себя. – Какое тебе дело? Сделаешь паруса или нет? – Все зависит от того, сколько монет вы мне предложите за то, чтобы я рискнул своей шеей. – Восемьсот медяков, – сказала я решительно. Уилла посмотрела на меня с суровым упреком. Однако сейчас было не время торговаться. Мы были в отчаянии, и смысла делать вид, будто это не так, не было. – Торговаться мы не будем. Нам нужны паруса, и они нужны нам как можно скорее. Лео оглядел нас, размышляя. – Что за корабль? – Двухмачтовая лорча, – ответил Остер. – Работа не займет у тебя много времени. – Не та ли эта лорча, у которой два дня назад порезали паруса? – в глазах Лео загорелся огонек. Уилла уставилась на него. – Как быстро ты сможешь их сделать? Я наблюдала за тем, как он думает. Если его поймают за изготовлением парусов без кольца Гильдии Парусных мастеров Сероса, это будет равноценно смерти. Было очевидно, что он не нуждался в деньгах, работая в Северном Фиге. Если он возьмется за работу, то сделает он это только потому, что ему захотелось. Не потому, что ему что-то было нужно от нас. – Два дня, – Лео улыбнулся, сжимая трубку в белых зубах. – И как это ты собираешься сделать их за два дня? – Падж склонил голову набок. Свет, проникающий через окно, оттенял его лицо, окрашивая кожу в чернильно-черный. Лео пожал плечами. – У меня есть помощники. – Им лучше уметь держать язык за зубами. Я отвязала кожаные кошельки от пояса и бросила их Лео. – Там двести. Вы получите еще столько же, когда закончите с парусами, и оставшиеся четыре сотни, когда они будут натянуты.