Я схватил светляка, и почувствовал, как будто бы в один глоток выпил солнце. Плюсом было то, что я вообще не ощущал гравитации. Никакой тяжести. Я был светом, не имеющим массы. Мы рухнули вниз. Кричали вдвоем, как еретики, сжигаемые на костре инквизиции. Яркая световая сфера стала меркнуть, затем превратилась в кольцо. Затем стала как-то странно изгибаться. Мы завертелись вокруг, как на сдуревшей детской карусели. Мы зашли в кротовую нору. Мимо нас летела история вселенной. Я видел, как за секунды образуются, сгорают и взрываются звезды, перемешиваются скопления, вращаются туманности. Снова сверхновая. Огненное облако. Планеты. Планеты носит вокруг как сумасшедшие волчки. Столкновения, взрывы, вулканы. Скорость вращения стала замедляться. Мы приближались к Земле. Я зажмурил глаза. Когда открыл, то обнаружил две вещи. Первая. Перед мной перематывалась история человечества, подбираясь к моменту моей высадки. Вторая вещь. Алисы со мной не было, ремень был расстегнут. Я потерял ее где-то по дороге. Надо надеяться во время нормальной человеческой цивилизованной истории. Возможно, что она высадится отдельно от меня в другом месте. Возможно, что она погибнет. На тот момент, я ничего не мог изменить. 16. Афроаместигон Адское жжение в руках прошло, я осознал, что огненный шар пропал, испарился. Оглядываясь вокруг, я понял, что с бешеной скоростью проношусь по огромному древу человеческой истории. Я летел сквозь города, поля, битвы, собрания, вытупления. А они проносились мимо меня, ничего не замечая и не обращая на меня никакого внимания. При этом летел я как будто бы вверх, с небольшим уклоном, так как по мере продвижения в этом направлении тяжесть в теле постоянно нарастала. Я мог немного менять направления, задерживаться и вновь ускоряться. Какой-то мужик в греческой накидке. Это же Сократ. Задумчиво подносит к губам последний напиток в своей жизни, чашу с ядом. Озеро. Около десятого часа. Мужчина в простой серой накидке, разговаривает с каким-то рыбаком, говорит, что видел его, сидящим под деревом. Говорит, что уже видел его, сидящим под деревом. К ним идут другие рыбаки. Какое дерево, непонятно. Ускоряю ход, пролетая тысячелетие. Здесь полет замедлился. Картинки сменялись постепенно. Что-то выходило совсем близко. Я мог понимать голоса. Что-то интересное. Я пригляделся. Какой-то юноша встречается со светящейся обнаженной женщиной, выходящей из озера, как в фильме Беовульф. Она передает ему непонятное блестящее устройство, работающее по принципу двоичного кода. Объясняет, что это говорящая голова, которая может думать только перебирая "да" или "нет", 1 или 0. Я узнаю великого алхимика и по совместительству Папу Римского Герберта Аврилакского, известного чернокнижника. Хотел рассмотреть переданное ему устройство поближе, но не смог. Прохожу через страшную грозу. Галилей. Замученный старик разговаривает с кем-то в тесной комнате. Нужно набирать темпы. Великий инквизитор вместе со своей свитой, сжигающий еретиков на нескольких кострищах. Красное пламя костров играет во тьме на их лицах. Дико кричит какая-то женщина, сжигаемая на костре. Великий инквизитор в мучениях на смертном одре. Его жертвы ждут его. Они уже предвкушают встречу. Я еще вернусь, – выдыхает он и умирает. Ускоряю ход. Граф Каллиостро, вводящий в транс свою любовницу. Затем он стоит перед тайным собранием с какой-то чашей с красной жидкостью. Затем предрекает королеве, что ей отрежут голову. Она падает в обморок. Огромная толпа перед гильотиной в Париже. Наш новый бог – Разум! – кричат они, – Ему поклонимся. Он сметет темное средневековье религии. Наполеон на крыше какого-то высокого здания. Задумчиво смотрит на дым сгорающего города. Это же Москва… Пушкин консультируется с каким-то странным человеком, одетым в черное, не по моде. Пишет предсказание про волшебное зеркальце черной колдуньи, надкушенное яблоко и вечный сон в хрустальном гробу. В какой-то огромной пещере, похожей на ту, где я только что побывал. Опять этот же странный человек в черном, теперь беседует с Достоевским. Достоевский пишет своего Великого инквизитора, про программу сатаны, в темной засаленной каморке. Ницше решает дословно выполнить программу со сверхчеловеком Раскольникова, включая его сон с лошадкой и сумасшествием. Россия же приступает к детальной реализации дьявольского плана Великого инквизитора. Какой-то великан с агнчьими рогами обрывает цепи, оставляет скалу и идет в город. Он приносит людям электричество, украденное с небес. Люди приняли этот подарок. Как будто бы третья часть звезд пала на Землю и зажгла ее поверхность миллионами огоньков. Города! Города зажглись! Прометей кричит громовым голосом: "Время великих чудес близко. Поклонитесь вашему истинному богу – Разуму и науке. Их могущество беспредельно. Потому что других богов у вас нет". А толпа отвечает ему, – Да здравствует научно-технический прогресс! Затем на площадь огромного города гордо прогарцевал всадник на белом коне медицины. Победа! – воскликнул он. Мы нашли антибиотики, мы победили болезни, мы победили тьму религиозного мракобесия. Мы познали все силы вселенной. Мы получили власть над силой огня и пороха. Глупцы, – отвечал ему какой-то священник, – вы еще обожжетесь от того огня, который, думаете, что приручили. Он заберет ваш мир, и тогда раскаетесь вы в вашей победе! Всадник выпустил стрелу, и священник пал замертво. Медицина отключила естественный отбор, человечество стало бешено размножаться. Этому никто не препятствовал. Появляются двое бесноватых с обросшими бородами. Они обладают огромной силой, они рвут цепи на части. Из их рта выходят легионы бесов, вселяются в толпы, прячутся по углам, расходятся по городам и странам. Я следую за ними в Россию, Дальше скорость перемотки резко падает. Тяжесть в теле продолжает нарастать. Антигравитации больше нет. Появляются знакомые лица. Максим Горький. Его гражданская жена Мария Андреева, которая ушла из семьи, чтобы отдать себя революции. Они что-то оживленно обсуждают, Горький что-то записывает. Его глаза горят. Бесы находят в нем пристанище. Савва Морозов, влюбленный в Андрееву до безумия, оставляет ей страховой полис на сумму в 100 тысяч рублей. Его находят застреленным в Каннах, рядом записка "В смерти моей прошу никого не винить". Неожиданно вокруг Горького происходит какой-то оживление. Одессит Александр Парвус, он же Гельфанд. Ставит пьесы Горького за рубежом. Помогает с финансированием революционному делу. Какой-то тощий шутник Радек, жрица свободной любви Коллонтай. Число лиц начинает плодиться, как цепная реакция. Николай Второй в задумчивости сидит в своем кабинете. Степа Лиходеев куда-то исчез. Перед ним письма с каракулями Распутина. Эти письма предрекают неминуемую катастрофу. Это уже слишком, – думает он. Граф Влад Дракула вселяется в Ленина и тайно въезжает в Россию. Чтобы управлять им, постепенно пожирает его мозг изнутри. Вскоре он покинет эту ненужную куклу, оставив о себе вечную память стране, поклонившейся ему. Памятник великому Темному князю. Но до этого ему предстоит порушить храмы, разграбить могилы и кладбища, расстреливать священников и устроить кровавый террор. Небо рвут на части молнии. Золотые купола храмов жалобно взывают о помощи. Аврора. В маленькой лодочке скрипят весла. Пассажир возмущается, почему такой скрип, неужели нельзя было смазать маслом? Тот улыбается и объясняет ему про какую-то Аннушку, которая разлила масло где-то по дороге. Революция. Собирается какая-то странная шайка одержимых. Помощник Троцкого, Яков Блюмкин, постоянно меняющий лица, организующий кровавые акции и расправы, собирающий древние рукописи по всей России. Что он там ищет? От него отходит Глеб Бокий, похожий на вампира, руководитель какой-то тайной кровавой коммунистической секты, дачи, где проходят ритуальные оргии с участием крупных большевиков. Он также создает лаборатории, где производят яды, необходимые спецслужбам. Они собирают данные про какую-то Шамбалу, скрытый в горах центр древних технологий. Отправляют туда экспедицию. Что там такого интересного, непонятно. Вскоре они все гибнут. Расстрел царской семьи. По темной комнате с квадратными от ужаса глазами мечется огромный черный кот, пытаясь убежать от лавины пуль, скачущим по стенам. Пули не берут женщин, казнимых спешно докалывают. Афраний возвращается к Пилату. Тот взвешивает заскорузлый от крови кошель и требует срочно организовать погребение, чтобы трупы казнимых в будущем случайно не обнаружили. – Это все? – Все, что нашли. – Мало, – говорит он. Летний сад. Горький сидит с Блоком на скамейке. Они обсуждают поэму "12" с Иисусом во главе революционных апостолов, затем концепцию вечного возвращения. Горький говорит, что вселенная переваривает материю в информацию, чтобы закончить ход истории и перезапустить мир по новому кругу. Когда-нибудь, через бесконечное число лет, – говорит он, – все атомы и молекулы снова соберутся в том же порядке. И мы снова будем сидеть на этой же скамейке, под теми же фонарями, и опять обсуждать вопросы бессмертия. Что-то шокировало Блока, он спорит, рисует что-то прутиком на земле, затем стирает это ногой. Затем вскакивает со скамейки и уходит к трамваю. Ночью он зачем-то перечитывает Дракулу. Вскоре умирает от тоски, перед чем пытается сжечь все экземпляры своей поэмы. Горький же и дальше размышляет о проблеме бессмертия. Какой-то профессор создает Институт крови, проводит эксперименты с переливанием. Но неудачно. Горький захватывает богатейшие особняки российских миллиардеров, заселяет в них свою семью, после чего начинает делиться, как бешеный. Горечь растекается по все стране. Вот у него уже свой город Горький, свои парки во всех крупных городах. Свой автозавод. Свои машины. Взлетает самолет-гигант "Максим Горький". Вот его сын Максим Пешков женится на Надежде Пешковой – Тимоше, неунывающей вдове. Вокруг нее начинают околачиваться Сталин, Ягода, Алексей Толстой, куча какого-то народа. Вот Сталин в приватной обстановке просит Горького написать роман о новом мессии. Это должен быть апофеоз, вершина творчества Горького. Он должен стать новым Иоанном Крестителем. Горький соглашается, но медлит. А сам пишет роман о дьяволе и тщательно его прячет. Неожиданно все начинает схлопываться. Вот Максим Пешков, направляясь домой пьяным, просит остановиться своего шофера – чекиста. В рубашке выходит и падает в сугроб. "Как же душно мне с вами". Потом простужается и умирает. Горкому сообщают о смерти, но он продолжает думать о бессмертии. Падает и взрывается самолет-гигант "Максим Горький". Вскоре сам Горький умирает от какой-то непонятной горкой болезни, похожей на бериллиоз. Он не может дышать. После смерти Горького дача оцеплена чекистами. В спешке делают вскрытие, мозг забирают. Тело спешно кремируют. Вскоре на железнодорожный вокзал Ада отправляется все его окружение. На Третьем московском процессе бывший глава НКВД Генрих Ягода, его подручные и несколько врачей признаются в намеренном отравлении Горького и неправильном лечении его сына. Конечно же, все так и было, никто и не сомневался. Под конец Ягода раскаялся и зачем-то сообщил, что уверовал в существование Бога и неизбежность возмездия. Их всех расстреляли. Еще один апостол революции. Поэт Сергей Есенин. Рядом с ним опять тот самый человек в черной одежде. Отрезвев от эйфории, Есенин пишет какую-то оппозиционную поэму. Затем про черного человека. Напивается, устраивает дебош с мордобитием в каком-то ресторане. Его забирает полиция и отправляет в психушку. Там проводят экспертизу. Вскоре знакомится с Кировым, тот его кому-то сдает и выманивает в Москву. Дальше снова психушка, побег в Ленинград и казнь. Повешен на какой-то трубе в гостинице. Совершенно неузнаваемое его лицо. – Убили, – кричит какая-то женщина. – Кто убил? – Вульф. – Дура! Вульф ни в чем не виноват. Но все знали, что кто срезал веревки, тот и подвесил. Знали, но говорить об этом было некому. За ним же последовали другие апостолы революции. Маяковский. Опять эта фосфорическая женщина! Он пишет какую-то поэму про время, которую никто не понял. Последнее, что увидел Маяковский перед смертью, был черный силуэт на пороге и какой-то сверток. Взрыв храма Христа Спасителя сносит последние защитные бастионы света. Город лишился последней защиты. Жильцы Дома на набережной спокойно наблюдают эту картину из своих окон, не осознавая, что вскоре они пополнят страшный перечень будущего музея этого дома. На сцену выходит Великий инквизитор собственной персоной. Камера переключается на его лучшего друга, которого командируют в Ленинград, чтобы восстановить контроль над финансовыми потоками и договориться с Синедрионом. Сергей Киров случайно во время дождя встречает какую-то девушку с танцующей походкой, помогает ей добраться до дома. Она не узнает его, хотя каждый в городе знал его в лицо. Они начинают встречаться. Сталин разговаривает с Яковом Аграновым и просит принять меры по усилению охраны Кирова. Киров идет на какое-то мероприятие, но неожиданно меняет маршрут и бежит на свидание с Мильдой Драуле в Смольный. Совершенно неожиданно коридор опустел. Прямо во время встречи любовников двое сообщников убивают его выстрелами спереди и в затылок. Кто-то выходит из коридора, присаживается и долго смотрит на его лицо. На похоронах Каменев в глубокой депрессии. Расследование ни к чему не приводит. Сталин объявляет войну Синедриону и всей банде, засевшей в северной столице. Начинается террор. Пилат выполнил свое обещание Каиафе. Каменев и Зиновьев отправляются в застенки к Стравинскому. Заодно сдают и Бухарина. Потом их долго пытают, просят сдавать валюту на зарубежных счетах. Нужны пароли, счета. Появляется какой-то актер, худой, с усиками и с ухмыльной физиономией. Он доступно объясняет, что будет с их вдовами и детьми. Какой смысл умереть на сундуке, как Свердлов со своим сейфом? А так, может быть несколько лет в Сибири – и домой. Обещание сработало. Потом расстрел. Перед расстрелом Зиновьев сходит с ума и поет какую-то песенку. Каменев пытается держаться достойно. На годовщине создания ГПУ Паукер на бис разыгрывает постановку казни Зиновьева. Зал вместе со Сталиным в диком восхищении. Затем расстреливают и самого актера. Вскоре за ними последуют другие пассажиры советского Титаника – Дома на набережной. Тьма, накрыла Москву. Легионы Фульмината с римскими орланами в полном составе подошли к стенам города. Опять небесным огнем рвется покрывало неба. Ураган сминает деревья. В небо тянутся длинные руки прожекторов, обшаривают небо, что-то ищут. Пилат сидит в ночи, рядом с кровавой лужей и курит трубку. Невдалеке Голгофа северного города, оцепленная вместе с народом, двумя кольцами солдат. Маргарита рыдает где-то в подвальчике, сидя над письмом своего любовника. Такое чувство, что я уже это где-то видел. Всадник золотое копье, принимающий парад. Огромная толпа на площади. Осужденные на мавзолее. Га-а-а-а. Всадник на вороном коне, рубящий воздух саблей. Часы, на которых около 10 часов дня. Да, да, около 10 часов, как на фотографиях часов по всему миру. Ур-ра-а. Воздух взрывается музыкой, криками, выстрелами, салютами. Всадник на огненном коне вернул свой меч в ножны и ушел, забрав с собой миллионы жизней. Пять мировых империй пали. На мировой арене на месте возрожденного Рима воцарилась Афина – Великая Вавилонская блудница Апокалипсиса, сидящая на звере Нового мирового порядка. Мировая экономика. Вскоре она захватит весь мир. Дальше я снова вижу что-то странное. В здание заходит тот самый человек в черной одежде, после чего исчезает. Вместо него выходит черный маг Вольф Мессинг. Никто так и не узнает, откуда он взялся, где его родня и кто он. Все поверят в легенду, что он, подобно Агасферу пришел с Голгофы. Но он четко выполняет свою миссию. Я вижу Мессинга, разговаривающего с директором Мосгосета Соломоном Михоэлсом. Мессинг предупреждает Михоэлса о возможном убийстве, видит, как его убитого кидают рядом с трамвайными путями. Михоэлс в это не верит. Рядом нет никаких трамвайных путей. Через некоторое время он едет в Минск. Он прощается с близкими, его мучают предчувствия. Сталин приказывает ликвидировать Михоэлса, инсценировав автокатастрофу в Минске. Около 10 часов его убивают. Выбрасывают на окраине города, рядом с трамвайными путями. На похоронах за ним идет огромная процессия скорбящих. Сталин решил повторить дело Пилата, устроившего гонения на еврейский народ. Мессинг, спокойно разговаривает с ним. У Сталина ужасно болит голова. Он думает, что его отравили, переживает, что будет с сыном после его смерти. Потом неожиданно вспоминает, что Мессинг с легкостью избавлял от головной боли. А значит… А вот и казнь. Сталин лежит со своим замкнувшим радио, без одежды, тяжело дышит, вроде, спит. Неподалеку сидит его лучший ученик, бывший налоговик Лаврентий Берия, сильно нервничает. Пишет в своем тайном дневнике: "Смерти нет, столько времени прошло, а смерти все нет". Он ждет сигнала, который должен подать начальник охраны. Какая-то бутылка с водой. Наконец маленький укольчик в сердце, все кончено. И снова. – Убили, убили! – Кто убил? – Вульф! – Дура! Вульф не в чем не виноват. И снова кто срезал веревки, тот и подвесил.