— Ты припёр меня к стенке, — невесело усмехнулась Сага, — причём в прямом смысле. Она устало прислонилась к стене, и Хидден придвинулся ещё ближе: — Расскажи мне… Я же чувствую: что-то не так. Сага помолчала, потупившись. А потом вскинула взгляд, и Хидден впервые увидел в нём столько отчаяния. — Мне не даёт покоя одна мысль… Всё вертится и вертится, неотвязно, словно дрозофила… — Что за мысль? — спросил Хидден, предчувствуя дурное. — Хидден… — Сага вздохнула, словно набираясь храбрости. — Мы встретились благодаря Творецку. Здесь паршиво, чертовски паршиво, но… мы вместе. Мы живы, и мы есть друг у друга. А большего мне, пожалуй, и не нужно. А тебе? — К чему ты ведёшь, Сага? — ещё больше напрягся Хидден. — К тому, что это дорогого стоит. И так ли велика цена, которую он требует? Что-то больное, тревожное заскребло острыми коготками с внутренней стороны его рёбер. — Цена — служить ему, — предостерегающе произнёс Хидден. — Да… Кажется, я нашла выход, Хидден. Он не слишком хорош. Но другого я не вижу. Сага вытащила из болтающейся на плече сумки блокнот и, что-то быстро в нём написав, показала Хиддену. «Если рассказать Городу о планах ГБ, он успеет отрастить бомбоубежище для тех, кто ему нужен и верен. Мы ему нужны. Осталось лишь перейти на его сторону». Хидден отшатнулся, сделал маленький круг по узкому коридору, отёр лицо ладонями. Замер, запрокинув голову и запустив пальцы в волосы, подбирая слова. — Ты же понимаешь,чегоон от нас потребует? Глубокие сканы и насильственные допрошивки — лишь верхушка айсберга. И если мы присягнём ему на верность, назад пути уже не будет. То, что нам придётся для него делать, не исправить и назад не отыграть. Ты предлагаешь следовать злу! — На другой чаше весов — мы, — тихо ответила Сага. — И это для меня стало так дорого, что… Я хочу рассказать ему, Хидден. — Чёрт, ты говоришь, как Гейт! — в сердцах воскликнул Хидден, но сразу сбавил тон. — В том-то и дело, что на одной чаше — будущее всего мира, а на другой — только наше. Мы, — с расстановкой произнёс он, левой ладонью изображая одну чашу весов, — и весь мир — не только его настоящее, но и будущее. — Правой ладонью он изобразил вторую чашу. — Сможешь спокойно спать, выбрав себя? Я — нет. Сага молча опустила взгляд: — Я не боялась смерти, а теперь мне есть что терять и… Другого выхода у нас нет. — Но у нас есть выбор! — Так выбери меня, — прошептала Сага, вцепившись в его футболку, — меня, а не смерть! Её в своё время уже выбрал Варвар… — И сделал это зря, если мы сейчас сдадимся!Всёокажется зря, понимаешь? — Хидден взял её за плечи и легонько встряхнул. — Я не верю, что ты просто опустишь руки, Сага! Ведь ты лезла на рожон и рисковала собственной шкурой, чтобы помешать планам Города, а теперь говоришь… — Он вдруг осёкся и отстранился. — Чёрт… Это не твои мысли, тебе их внушили! Ты видела его сегодня, да? Говорила с ним? — С кем? — одними губами спросила Сага, хоть и догадалась, кого имел в виду Хидден. — С Варваром. — Варвар мёртв. — Мой дед — тоже. Но я видел его сегодня, и он убеждал меня перейти на сторону Творецка. Хотя мой дед никогда бы так не сделал, я в этом уверен. Город искушает нас, используя наши же чувства, но мы должны быть сильнее. Сага побледнела. — Это отчаянные меры, Сага, — сказал Хидден, зловеще ухмыльнувшись, — а их требуют только отчаянные времена. Чёртова Плесень боится нас, понимаешь? — Он ещё раз встряхнул её за плечи. — А это значит, что мы побеждаем! Сага криво усмехнулась. — Ведь наша первостепенная задача — не выжить, а уничтожить её, — продолжал Хидден. — И мы, считай, уже победили. Потому что чёртова Плесень ничего не сможет сделать, ни-че-го! — Хидден почти смеялся. — Если ты, конечно, не дашь слабину и не сольёшь ей план, — шёпотом добавил он. — На эту слабину и расчёт. Только она может спасти Плесень. Толькотыможешь её спасти. — Он сделал глубокий медленный вдох и так же медленно выдохнул. — А теперь скажи мне, Сага: ты хочешь этого? Ты хочешь спасти Плесень? К концу его речи Сага смотрела уже твёрдо и зло. — Нет уж, пусть подавится! — выплюнула она. — Слышал, проклятый космический гриб? — глянул вверх Хидден. — Подавись! Даже если убьёшь нас, ты всё равно проиграл! Мы не станем тебе помогать, а зло без человеческой помощи бессильно! Он привлёк Сагу к себе, крепко обнял и прошептал на ухо: — Я люблю тебя. — Хидден! — Я не прощаюсь. Просто хочу, чтобы ты знала. Сейчас, а не когда-нибудь потом. — Я знаю. И… тоже люблю тебя, Хидден. — Это лучшая из трёх моих жизней, — помолчав, усмехнулся он. — И самая страшная, — улыбнулась Сага, уткнувшись ему в шею. — Безусловно! Когда они вернулись с обеда, Сталь была уже на своём рабочем месте и что-то быстро писала на листе бумаги. Не отрываясь от этого занятия, она кивком пригласила их сесть. Судя по сосредоточенному и какому-то просветлённому лицу Стали, ей в голову пришла идея. Хидден с Сагой в надежде переглянулись. — Коллеги! — воскликнула Сталь, закончив писать. — Помните миф об Одиссее и циклопе? — Как Одиссей выколол циклопу его единственный глаз? — уточнил Хидден. — Как Одиссей прицепился под овечье брюхо, чтобы выбраться из пещеры циклопа, — ответила Сталь и развернула к ним лист, исписанный тонким и острым почерком с сильным наклоном вправо. Сага с Хидденом склонились над записями, соприкоснувшись головами. «Силовое поле вокруг города нельзя ни нарушить, ни ослабить — это мы знаем. Но оно пропускало грифонов, когда те улетали, и я уверена, что Город не станет губить их — слишком уж непросто они выращиваются. Безусловно, если сесть на грифона верхом, силовое поле убьёт всадника, не повредив грифона. Но если закрепиться ремнями под грифоньим брюхом, получится, что в полёте грифон своим телом и поджатыми лапами создаст аналог клетки Фарадея. Это позволит компенсировать внешнее поле, и человек останется жив. Да, Город может придумать что-то ещё, не прибегая к силовому полю, но ему понадобится время — его реакция на незнакомые обстоятельства не слишком быстра. Риск есть, но он оправдан. Больше одного человека грифон не унесёт, но несколькими рейсами, если всё получится, мы сможем спасти хотя бы кого-то, кто ещё не на стороне Плесени (а их всего-то раз-два и обчёлся). Что думаете? Теперь о технической стороне вопроса: у нас три грифона. Те, что для глубоких сканов, не рассматриваются по понятным причинам. Остаётся Оберон. Он сейчас в цокольном загоне, всё так же без модуля памяти. Мы довольно долго пытались синхронизировать его с Бересклетом, поэтому есть высокая вероятность, что с другим сканом возникнут ещё бо́льшие сложности. Хидден, сможете ли Вы, учитывая эти особенности, написать для него полностью искусственный разум? Разумеется, нам не нужна личность — можно обойтись лишь программой, которая заставит грифона вывозить из Творецка людей, оставлять их в безопасном месте и возвращаться за следующим пассажиром. Но эта программа должна быть настолько сильной, чтобы живущая в грифоне Плесень не смогла сбить его с цели. Чтобы написанное Вами стремление руководило грифоном от и до, и чтобы оно корректно с ним синхронизировалось, не провоцируя того избавиться от стороннего алгоритма или причинить себе вред. Я понимаю, это почти невозможно. Но Вы же гений, Хидден. Сможете?» Дочитав, Хидден поднял взгляд на Сталь. Та сидела настолько неподвижно, будто даже не дышала, пока они читали. Сага посмотрела на Хиддена, и он кожей почувствовал, как его жжёт вспыхнувшая в её взгляде надежда. В его голове взметнулся рой формул и строчек кода: мозг, получив задачу, сразу же принялся её решать, и теперь, вглядываясь мысленным взором в мельтешащие перед ним цифры, вспыхивающие то зелёным, то красным, Хидден пытался понять, есть ли у него шанс справиться. — Я попробую, — наконец сказал он. — Но времени очень мало. Мне нужны помощники. — Тогда приступим, — скупо улыбнулась Сталь — радоваться пока было рано. — Руководите, Хидден. *** Большая круглая комната напоминала операционную и белоснежными глянцевыми стенами, и слепящим белым светом, и отсутствием окон, и железной каталкой, предназначенной для сканируемого или допрошиваемого, и пугающего вида аппаратами, стоящими вокруг неё. Гейт сверилась с показаниями приборов, неряшливым почерком занесла цифры в бланк и удовлетворённо кивнула. — Всё путём, батя! — вполголоса сказала она лежащему на каталке Профессору. — Я пойду чо-нибудь схаваю, а то брюхо с голодухи к позвоночнику присохло. За тобой пока Беркут приглядит. Да вон этот… — Гейт задумчиво окинула взглядом светловолосого голубоглазого доктора аристократической внешности, вспоминая его имя. — Шницель. — Шли́хтик, — педантично поправил её доктор. — Шляхтич, — в тон ему ответила Гейт. — Присмотрят в общем, не боись, Проф! Тот её, разумеется, не услышал: он уже несколько часов находился в глубокой коме. Жить ему оставалось меньше суток. Для использованной человеческой оболочки доноров разума Город вырастил в центре кладбища гробницу, пугающую уродливой замысловатостью своих украшений. В левой её секции уже покоилось тело Вермута, а глубокий скан его личности, записанный на модуль памяти, успешно вживили Бормм-Горгоне-Бис-Мимасу. На процедуре активации, помимо Гейт и Профессора с его командой, присутствовали Медиум и двое его ребят — Сметана и Блик. Последним предстояло неотступно быть при Горгоне, пока разум Вермута полностью не освоится в железном теле. Куратором скана личности на период синхронизации стала Беркут. Профессора, не раз уже активировавшего грифонов с функциональными сканами, активация Горгоны ввергла в катарсис. Пусть грифон ещё не совсем уверенно пользовался своими физическими возможностями и то и дело нечаянно крушил хвостом и крыльями мебель, но он был Вермутом, осознающим себя в теле железного зверя. Даже во взгляде жёлтых глаз, в которых кружили молнии, узнавался всё тот же Вермут. Несколько минут Горгоне потребовалось, чтобы «проснуться». А потом он сделал то, чего не делал ни один грифон до него: оглядел себя с ног до головы. Сначала — вертясь вокруг своей оси, а потом — в отражении в стекле. И, кажется, остался очень доволен: щёлкнул клювом и горделиво встопорщил воротник из железных перьев. Город отрастил для него высокую площадку рядом с домом Медиума, с которой удобно наблюдать за южной частью Творецка — плантациями benedicat acutifolia и жилыми кварталами. Для Пандоры же подобная площадка выросла в северной части, ближе к Каланче. «Логично, — подумал тогда Профессор, — что каждый из нас останется присматривать за теми, с кем работал». Город уже не скрывал, что новым грифонам уготована роль стражей, наблюдателей и карателей, имеющих прямой контакт с Плесенью, безупречных и неуязвимых, а потому — гораздо более опасных, чем те ребята Медиума, которые носят чёрные комбинезоны на манер лётных, с жёлтыми лампасами, и шутят пошлые шуточки. — Квинтэссенция власти и мудрости! — с набежавшими на глаза восторженными слезами выдохнул Профессор, едва не пав перед Горгоной на колени. — Совершенное создание, поистине — совершенное!