— Я чувствую, Пандора зовёт меня! — сипел он, ковыляя в сторону офиса Медиума. —Ядолжен стать Пандорой! …Дверь в кабинет Медиума поддалась так легко, что налёгший на неё со всей силой Профессор кулем ввалился внутрь и растянулся на ковре. Обставленная в стиле старых гангстерских фильмов комната зашаталась, словно на корабле, и, когда по часовой стрелке, рябя и колыхаясь, двинулась вокруг поднявшегося на четвереньки Профессора, того вырвало. Медиум неодобрительно цокнул языком и поморщился от заполнившей кабинет кислой вони. Открыл рот, чтобы сказать что-то в высшей степени порицательное, но Профессор его опередил: — Я хочу, — просипел он, так и стоя на четвереньках над собственной блевотиной, — я хочу стать донором разума для Пандоры! Он зовёт меня, я чувствую, как он зовёт меня! Ведь кроме него и Города у меня ничего не осталось… Медиум удовлетворённо отложил старомодную чернильную ручку на специальную деревянную подставочку, соединил под двойным подбородком холёные бледные пальцы. — И это мудрое решение, — убаюкивающе пропел он. В приоткрытую дверь заглянул один из охранников. Медиум едва заметно ему кивнул, приказывая вывести Профессора вон и проводить до дома, и охранник подхватил того под руки. — У меня тут что-то оторвало, — заплетающимся языком объяснял ему Профессор по пути домой и бил себя ладонью в грудь, показывая, где болит. — Внутри… Что-то оторвало… Там дыра, я чувствую. Дыра — это пустота, там нечему болеть, но оно болит. Фантомная боль, понимаешь? — Он вывернул шею, пытаясь заглянуть в невозмутимое лицо волокущего его охранника. — Я был неуязвим, а теперь рваный, весь рваный… А в Пандоре буду целый… И неуязвимый… Но охраннику не было никакого дела до пьяных откровений Профессора. Глава 36 За окном, как обычно, клубилась плотная туманная темнота, подсвеченная голубым неоном фонарей; комната мерцала синим аквариумным светом, рассыпающимся бликами в гирляндах из полупрозрачных камней, свисающих с потолка у кровати. Который час — не угадаешь. Как и не угадаешь, сколько уже Сага лежит без сна, предаваясь невесёлым размышлениям, положив голову Хиддену на грудь, слушая его ровное дыхание. Пятнадцать минут? Всю ночь? Целую жизнь? А ведь каждая минута сейчас — на вес золота. — Каждая минута приближает нас к смерти, — тихо сказала она. — Угу, — сонно откликнулся Хидден. — А мы ничего не делаем… — И чем это отличается от обычной жизни? — шёпотом поинтересовался Хидден. — Любой человек с каждым днём на шаг ближе к смерти, но это неумолимое движение к концу не заставляет жить как-то иначе и не тратить время на ерунду, не находишь? — Возможно потому, что никто не знает, сколько ему осталось. — Нет. Просто людей настолько пугают мысли о смерти, что мысли о собственном вечном существовании — неосознанные, на уровне ощущений — для них вполне естественны. Конец неизбежен — это все знают. Но он кажется таким далёким, что себя в этой дали воспринимаешь уже совершенно другим человеком. И умрёт тот, другой, а не ты. И значит, это не считается. Сага задумалась над его словами и не ответила. — Тем более, — вновь заговорил Хидден, — сейчас мы не тратим время попусту. Мы вместе. Это важно. — Важно лежать, обнявшись? — усмехнулась Сага. — Да, — серьёзно ответил Хидден. — Ещё пару месяцев назад я не видел в себе ничего настоящего — всё либо следствие ранней допрошивки, либо видимость, которую я сам же создал. Но теперь… То, что между нами, то, что я к тебе чувствую — настоящее. А ведь в жизни только оно и важно — настоящее. Остальное — ложь и глупости. Сага перевернулась на живот и посмотрела Хиддену в глаза. Серо-голубые искорки в них мерцали с непривычной, ещё незнакомой ей глубины мягко и нежно. — Сага, я… — Молчи! — Она приложила пальцы к его губам. — Не говори этого, пожалуйста! — прошептала она. — Иначе мне кажется, что ты прощаешься. Но у нас есть ещё несколько дней и… надежда. Хидден грустно улыбнулся. — Сага… — Пожалуйста! — взмолилась она. — Я не дура, я понимаю, что эта надежда призрачна, даже нереальна. Но она нужна мне! Пусть такая, но она мне необходима… Я слишком долго жила без неё. Хидден обнял её крепче. — Хорошо. Они расстались у дома Саги — она пошла проведать белку перед работой, а Хидден — сразу в Каланчу. Они вышли раньше обычного, и улицы пока пустовали. Хидден не спеша брёл по тротуару, засунув руки в карманы джинсов, изыскивая возможности спастись от объёмного взрыва. Возможности изыскивались сплошь невозможные — ничего нового. Всё — так же, как и последние три дня, которые они с Сагой и Сталью провели за мозговым штурмом, закрывшись в кабинете Стали, пока Гейт и команда Профессора были по горло заняты подготовкой к глубокому сканированию своего начальника, которое обставили едва ли не торжественней царских поминок. Он задумался так крепко, что не заметил, как шаг его стал медленней и нетвёрже, будто идти приходилось по морскому дну. Воздух вокруг сгустился, став плотным, киселеобразным. Сгустился и туман. В и без того тёплом и влажном Творецке дышать стало ещё тяжелей. Закашлявшись, Хидден остановился, стёр с висков выступившие капельки пота. Впереди, в рассеянный круг неонового фонарного света, выступила худая согбенная фигурка, окутанная туманом. Хидден увидел её краем глаза, и что-то смутно знакомое кольнуло под рёбрами. Он вздрогнул раньше, чем сообразил, кого же ему напоминает силуэт. А когда сообразил, горло сдавил такой спазм, что Хидден несколько секунд не мог сделать вдох. Фигурка стояла в нескольких шагах, не шевелясь, преградив Хиддену дорогу, и туман вокруг неё завивался кольцами, потихоньку рассеиваясь. Когда стало возможно различить лицо, Хидден уже знал, что увидит длинную седую бороду, словно сотканную из творецкого тумана, и слепые глаза, будто этим туманом наполненные. — Дед… — чуть слышно выдохнул он. Старик в изношенной одежде с чужого плеча, с кривой палкой вместо клюки, слепо смотрел на Хиддена, по-отечески тепло улыбаясь. Скрюченными морщинистыми пальцами он пытался нащупать Хиддена, и тот едва сдержался, чтобы не протянуть руку. «Это морок!» — настойчиво стучало в висках, но видение было столь убедительным, и так хотелось в него поверить… — Мальчик! — глухо просипел старик, и его голос оказался таким же, как помнил Хидден. — Мальчик, ты слишком молод, чтобы умирать! И ты знаешь: сейчас совсем не время — ведь ты едва нашёл то, ради чего стоит жить… Над вами нависла угроза — Город чувствует её, но не может разгадать. Он хочет помочь тебе, Мальчик. Доверься ему. Доверься, расскажи, что тебя гнетёт, что грозит отобрать у тебя самое дорогое — то, что стало дороже жизни! Ты жаждешь спасения. Жаждешь, Город чует это. Вы ищете путь, вы что-то замышляете, но одним вам не справиться. Всё будет напрасно, всё пойдёт крахом, если вы не доверитесь ему! Расскажите, и он поможет. Доверься Творецку, Мальчик, доброта его безгранична… Слова убаюкивали и гипнотизировали: хотелось послушаться, сбросить груз с собственных плеч и доверить Городу не только все свои тайны, но и жизнь, о которой он, безусловно, позаботится. «Доверься! Доверься!» — кровью шумело в ушах в ритме замедляющегося сердца, и голову заполняла патока из видений их с Сагой будущего — всех тех лет, которые они проведут вместе, наслаждаясь жизнью и друг другом. От сладости этих картинок слипались глаза, и моргать становилось всё тяжелее, но старик словно отпечатался на изнанке век — Хидден отлично его видел даже с закрытыми глазами. «Доверься! Доверься!», и все те прекрасные, сумасшедшие мечты станут реальностью — стоит только рассказать Городу секрет, перейти на его сторону… А потом… потом… потом — верно служить ему. Всего-то! Так ли велика цена за их с Сагой будущее? Всего-то — верность Городу… И весь мир в придачу. Хидден зажмурился и с силой тряхнул головой, прогоняя вязкую мглу, паутиной оплетающую его мысли и его волю. — Пошёл прочь! Он поднял отяжелевшую руку, с трудом сжал кулак и с силой выбросил его вперёд. Движение вышло медленным и неуклюжим, но старик рассыпался, взвихрился клочьями тумана, словно дым от залитого костра. — Ты ошибаешься, Мальчик! Но ещё не поздно — только доверься! — угасающим эхом звучал его голос. — Я всю жизнь ошибался, — тяжело дыша, процедил Хидден. — Хватит! Пора делать правильный выбор. В это же время непривычно запыхавшаяся Сталь открыла дверь своего кабинета и согнулась, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться. Выбившиеся из пучка прядки прилипли к её взмокшему лбу, перед глазами рябили чёрные мошки, пульс зашкаливал. — Что за …? — удивилась Сталь, хватая ртом непривычно густой и горячий воздух. И тут боковым зрением она уловила движение за её рабочим столом. На стуле, болтая ногами, сидела маленькая светловолосая девочка. — Мама! — обрадовалась девочка. — Я тебя заждалась! Ровно в тот же момент Сага обещала Гренке, что сегодня вечером заберёт его к Хиддену, раз уж она сама теперь всегда ночует у него. Покормив белку, она вышла на площадку — словно в наполненную паром горячую баню. Густой влажный туман окутал её всю — будто взял в тиски, подступил к горлу, затуманил взгляд. На лестнице обрисовался тёмный силуэт: кто-то поднимался к её квартире. *** — Сага! — вновь окликнула Сталь. — Полана! — она повысила голос, и Сага наконец-то вынырнула из пучины своих размышлений, вернувшись в кабинет Стали, за стол, вместе с Хидденом. — Что? — С тобой всё в порядке? — А? Да. — Сага сжала переносицу пальцами. — Просто голова болит. Я сегодня не выспалась. Сталь недоверчиво на неё посмотрела, потом собрала разложенные на столе бумаги с их обсуждениями и, бросив в ведро, подожгла. — Я, конечно, тот ещё скептик, — сказала она, — и не склонна питать иллюзий, но в данном вопросе очень хочется согласиться с Хидденом: выход есть всегда. И мы делаем всё, чтобы его найти. Отчаиваться ещё рано. — А я и не отчаиваюсь, — вздохнула Сага. — Вот и правильно, — кивнула Сталь. — Продолжим наши поиски после обеда. — Сага! — Хидден поймал её за руку, когда они вышли в коридор. — В чём дело? Я вижу, тебя что-то тревожит. — Странно, ведь причин тревожиться абсолютно нет, — съязвила Сага. — Но у тебя явно нашлась ещё одна, о которой я не знаю. — Хидден увлёк её в пустынный боковой коридор, подальше от спешащих на обед сотрудников. — Что случилось? — Он мягко коснулся её щеки и заглянул в до черноты тёмные глаза.