— Вот и надо хоть однажды попробовать, — усмехнулся он. — Дурак! — Она спрыгнула с рояля и пошла прочь. — Сага… — Что? — Она резко развернулась. — Готов уступить? — Нет, но… — Хидден подошёл к ней, взял её за запястье и мягко потянул к себе, но она не поддалась. — Тогда какое может быть «но»? — с горькой усмешкой спросила Сага. — …но у нас пока есть время, — ответил Хидден, не отпуская её руки́. — Мы не знаем, сколько его, и мы не сможем взять больше, чем нам дано. Но в наших силах не тратить его зря. — Вот и не трать на меня своё время — всё это зря! — раздражённо сказала Сага и, выдернув свою руку из пальцев Хиддена, быстро, едва ли не бегом, вышла из бара. — Я не отступлюсь, Сага, — крикнул он ей вслед, — сколько бы раз ни пришлось примерять сапожок, я не отступлюсь! — и уже тише добавил: — настоящее не может быть зря. Сага вернулась к себе, но до квартиры так и не дошла — села посреди лестницы. Через минуту кто-то, неслышно спустившийся сверху, пристроился ступенькой выше. — Что вы у меня делали, Раисмихална? — не поворачивая головы, спросила Сага. — Бутербродов тебе занесла, — ворчливо отозвалась Раисмихална. — Опять ведь не ужинала. Оставила в кульке на столе. Сага кивнула. — Не понимаю я тебя, Полана… — Что опять? — Такой парень твоего внимания доискивается, а ты, как рохля, честное слово, только время зря прожигаешь. — Всё-то вы знаете!.. — Работа такая. — Раисмихална сложила большие руки с узловатыми морщинистыми пальцами на коленях. — Ох, я б с ним закрутила в свои двадцать! — мечтательно произнесла она. — Мне тридцать, — хмуро отозвалась Сага. — Ох, а уж в три-идцать! — Раисмихална многообещающе махнула рукой. — Раисмихална! — Чего? Я не такая бестолочь была, как ты. — Город копает ему могилу. — Тогда тем более поспешать надо! Ну чего так зыркаешь? Всё равно ж не испугаешь, скажу, что думаю. И с чего ты взяла, что могила — ему? Может, тебе? Или мне. Я, между прочим, источник важных сведений и для Творецка потенциально опасна. — Раисмихална горделиво вздёрнула подбородок. Сага задумалась. — Он ведёт себя, ровно как Инвар перед… перед смертью. И это меня пугает. — И бесит? — И бесит. — Вот. Почувствуй себя в шкуре Стали, мать. Сага вопросительно посмотрела на Раисмихалну. — Ты ж для неё точно такой же геморрой, — пояснила та. Сага покачала головой: — У меня другие причины. Он стал мне слишком дорог. Раисмихална с кряхтением поднялась на ноги. — Ох и дура ты, Полана, ду-ра! Другие у неё причины. Особенная она, …… — ругнулась Раисмихална. — Наградил Господь безмозглой паствой, следи тут теперь за всеми, — заворчала она, спускаясь по лестнице. — Поесть — и то без меня не могут. Бутерброды им носи, аксиомы доказывай, а как самим глаза разуть на очевидное — так нетушки! Давай, Раисмихална, отплясывай тут, а мы при своём дурацком мнении останемся, недаром же мы его так тщательно себе выдумывали! Хоть бы послушал кто… И у тебя там это, — Раисмихална, дойдя до низу, задрала голову, — крыса, что ль, завелась. Я не видела, но кто-то шуршал в углу, как будто коготками. Гляди, съест твои бутерброды! Сага вскочила на ноги и ринулась наверх. Раисмихална не видела, что происходит на площадке перед дверью квартиры, но, услышав возмущённо-радостное «Гренка, чёрт тебя дери!», она довольно кивнула и пошла прочь. *** — Тэлли? — удивился Хидден, выходя из бара. — А ты что тут делаешь? — Искала вход, — пожала плечами Тэлли, обезоруживающе улыбнувшись. — Город отрастил что-то новое, а главный вход не работает. Такого ещё не бывало, и я подумала, что есть другой. И пошла его искать. — Что ж, ты его нашла. — Хидден попытался закрыть за собой дверь, но Тэлли стояла слишком близко и мешала. — Что там? — Она поднялась на цыпочки, заглядывая через его плечо внутрь. — Ничего особенного, просто заброшка. — Ух ты! Это пианино?! — Нет, это… Тэлли, уже не слушая Хиддена, протиснулась мимо него в бар. — Вот это да-а! — протянула она, оглядевшись. — А на потолке — созвездия, надо же! А пианино настоящее? — спросила Тэлли, подходя к инструменту. — Это рояль, не пианино, — заметил Хидден и чуть поморщился, когда она наугад ткнула в несколько клавиш. — Как здорово! Она провела рукой по клавишам, и рояль издал жалобное немелодичное «брррламмм». — Не надо с ним так, — попросил Хидден. — Вы играете? Тэлли с интересом на него поглядела и вновь нажала на клавишу. Рояль отозвался нотой «до» пятой октавы — самой высокой в диапазоне. Хидден нахмурился. — Нет, не играю, — соврал он. — М-м-м, — протянула Тэлли, обходя инструмент и скользя по его глянцевому боку подушечками пальцев. — Интересно, зачем тогда Город отрастил его здесь? Для кого? — Может, просто для красоты? — Тогда бы рояль не работал. Зачем тратить столько сил, чтобы вырастить никому не нужный сложный механизм, когда можно обойтись просто муляжом? — Логично, — согласился Хидден. — Что же вы тут делали, раз не играете? Один… — Пил, — хмыкнул Хидден, кивнув на две бутылки из-под пива, отставленные на барную стойку. — Мне не нравится ваша чайная. — М-м-м. Тэлли посерьёзнела, задумчиво погладила пальчиком краешек крышки рояля, и Хидден понадеялся, что она не догадается сесть на инструмент — ему бы этого не хотелось. Тэлли не догадалась. — Это из-за новой могилы, да? — спросила она. — Что? — Пили. Вы пили, потому что расстроены из-за новой могилы? — Ты тоже думаешь, что она для меня? — усмехнулся Хидден. — Первая — возможно, — задумчиво протянула Тэлли. — Но я сейчас о второй. Она для Саги, я думаю. Хидден опешил. — Вторая?