— Тш-ш-ш-ш! — Хидден приложил палец к её губам. — От его друзей, да. Они знают. Они его ждут. Всё получится, Сага. Он никогда не видел, чтобы чьи-то глаза наполнялись слезами так быстро. Чтобы слёзы текли по щекам действительно ручьями, а лицо при этом оставалось спокойным, застывшим, словно гипсовая маска. Но глаза — глаза кричали до хрипоты и норовили выплеснуть слезами не только всю боль и все надежды, но и всю душу. — Чёрт! — спохватилась Сага, когда слёзы закапали ей на руки. — Чёрт! — Она резким движением смахнула их со щёк, но без толку — они лились и лились. — Да что за дерьмо! — Сага запрокинула голову, пытаясь остановить непрекращающийся поток, но и это не помогло. Хидден притянул её ближе и прижал к себе. Она попыталась вывернуться, но он удержал. — Или так, — вполголоса сказал Хидден, — или мне придётся сидеть и смотреть, как ты ревёшь. Выбирай. — Так уйди! — всхлипнула она ему в плечо, всё ещё упираясь ладонями ему в грудь, хоть уже и не отталкивая его. — Не могу, — тихо ответил Хидден. — Ты реви, я не тороплю, — и тёплая полуулыбка коснулась его губ, согревая голос. — Реветь — это значит… оплакивать его. Признать, что его больше нет, — с отчаянием выдохнула Сага спустя минуту. — Но его и правда нет, Сага. И это не помешает ему навсегда остаться в твоём сердце. А реветь — это просто реветь. Иногда нужно и так… Он говорил и говорил ей на ухо успокаивающим полушёпотом какую-то ерунду, прижавшись небритой щекой к её виску и поглаживая её волосы. А когда замолчал, Сага попросила: — Не молчи… Пожалуйста, не молчи, расскажи что-нибудь. Хидден, не выпуская её из объятий, прислонился спиной к стене, устроившись поудобней на жёстких ступенях. — О чём? — Неважно. Просто говори. — Что ж… кхм… «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был богатый купец, именитый человек»[1]… Сага чувствовала под своей щекой его сердце и ей казалось, что её собственное сейчас не останавливается, продолжает биться лишь благодаря этому ритму, который, словно по донорской связке, перетекает в неё и не даёт глухой дремучей тишине потолком склепа сомкнуться над головой. Сказки хватило минут на десять. Хидден замолчал, легонько поглаживая Сагу по плечу. Ему показалось, что она задремала, но Сага не спала. — Ты прогоняешь тишину, — сказала она. — Знал бы ты, как я боюсь её, этой мёртвой тишины… Она выедает меня изнутри и засасывает в себя всё, словно чёрная дыра. — Я знаю эту тишину, — ответил Хидден, помолчав. — И этот страх — тоже… Вкус у них вяжущий, солоноватый. Запах — тёплый, животный, со сладковатой ноткой тления. И сколько ни запивай их вином, сколько ни заглушай беспутными поцелуями с девчонками, имён и лиц которых никогда не вспомнишь, этот привкус всё равно на языке. Неотступно. Неотвязно. — Ты хороший парень, Хидден, — помолчав, сказала Сага ему в ключицы. — Хоть и мудаком прикидываешься. — Сага, я… допрошит. — Он почувствовал, как она вздрогнула. — Бесшовно. Очень давно, ещё ребёнком. А узнал об этом лет пять назад. Я понятия не имею, кто я такой и… какой я на самом деле. Иногда мне кажется, что единственноемоё, единственноенастоящеево мне — это та самая тишина. Сага долго молчала, и Хиддену стало совсем тоскливо. — Зря я сказал, — прошептал он, и почувствовал, как руки Саги скользнули с его груди по рёбрам и сомкнулись на спине, обнимая его. — Всё хорошо, — едва слышно ответила она. — Допрошита компьютерная гениальность? — Да. — Значит, остальное — твоё. Настоящее. — Но она влияет на всё. Если бы не допрошивка, я мог бы стать совершенно другим человеком. Сага приподняла голову, серьёзно посмотрела ему в глаза. — Хорошо, что стал именно таким. Она вновь положила голову ему на плечо. — Хидден? — М-м? — Ты правда мошенник? Он вздохнул. — Правда. — Но как же тогда… Откуда у вас с Варваром общие… друзья? — Я попался. Они сцапали меня недалеко от силового поля. И предложили выбор: двадцать лет тюрьмы или Творецк. — Хидден хмыкнул, на миг прижав к себе Сагу чуть крепче. — Ни о чём не жалею. [1] Начало сказки С. Аксакова «Аленький цветочек». Глава 24 — Гениально! — радовался Профессор, выходя из Грифоньего зала — тест-драйв новой допрошивки прошёл даже лучше, чем он мог предположить. — Хидден, это просто гениально! Мы оставим сканы всех четырёх грифонов активированными, понаблюдаем за ними три дня и, если всё будет хорошо (а я уверен, так и будет), отправим их на миссию. — Профессор остановился посреди лестничной площадки, с чувством пожал Хиддену руку. — Город не ошибся в вас, Хидден! Я очень рад, что и я тоже не ошибся. Признаюсь, у меня были некоторые сомнения… Но вы умный человек, вы сделали верный выбор. — Можно подумать, Город оставил мне этот выбор, — хмыкнул Хидден. — И тем не менее. Вы же не стали искать выход там, где его нет. Сумели правильно расставить приоритеты. А что касается выбора… — Профессор вздохнул. — Знаете, Хидден, в этом плане человеку очень опасно давать большую свободу. Он тщеславен и склонен обольщаться несбыточными и оттого пустыми мечтами, а это плохо заканчивается. Взять хотя бы наших грифонов. Куда как лучше изначально задать конкретные рамки, чтобы неуёмная фантазия не довела до беды. Отчего же вы так на меня смотрите, Хидден? Вы со мной не согласны? — Вы хотите загнать человека в усреднённый алгоритм, Профессор, — вежливо улыбнулся Хидден. — Для меня это как раз что-то из области «несбыточных и оттого пустых мечтаний». — Не в алгоритм, Хидден, вы неправильно меня поняли, — терпеливо пояснил Профессор. — Я лишь за то, чтобы была некая система, направляющая человека, поощряющая его и ограждающая от его же глупостей. И Город как нельзя лучше справляется с этим. К тому же он, в отличие от любых других возможных органов управления, беспристрастен и неподкупен. — Каждому по потребностям, от каждого по способностям? — Ориентировочно так, да. Всё есть система, Хидден. Без неё воцарится хаос. А хаос — это гибель. — Профессор поправил идеально отглаженные лацканы своего халата. — Мы же работаем с кодом, нам ли этого не знать, верно? Хидден в ответ лишь улыбнулся — непонятно, то ли согласился с Профессором, то ли остался при своём мнении. Часом раньше он как раз создал небольшой хаос, который должен направить дальнейшие решения Профессора в нужную сторону. Он установил скрытый в допрошивке Бересклета вирус на автоматическое срабатывание накануне дня вылета грифонов. Скан личности Бересклета перегорит, и у Профессора не останется иного выбора, кроме как заменить его Варваром. Не ждать ещё несколько месяцев, пока удастся найти подходящего донора разума, провести сканирование, смоделировать скан личности и допрошить его до рабочего состояния! Сага о грифонах Я надеялась, что после прощания с Инваром станет хотя бы чуть-чуть легче. Но нет. У меня есть боль, исхлеставшая меня до живого мяса, удушающая тишина внутри и иллюзия того, что Инвар, пусть и не совсем настоящий, всё ещё здесь, со мной. Через три дня грифоны навсегда покинут Творецк, и мне останутся лишь боль и тишина, которой я боюсь больше смерти. Но есть кое-что ещё, чего я боюсь даже сильнее этой мертвенной тишины, пусть только оно и способно хоть немного утишить мою боль. И оно просыпается в самых тёмных дебрях моего отмершего за ненадобностью сердца, когда рядом Хидден. После той ночи, проведённой на лестнице, что-то изменилось. Его взгляды стали долгими, тёплыми и теперь чаще украдкой. Он всё реже смотрит на меня прямо, с привычным нахальством, которое даже забавляло, и практически не отпускает своих шуточек. Как назло, избегать его стало гораздо сложнее: мы будто специально сталкиваемся не только в Каланче, но и по пути на работу и с работы, и в очереди в столовой. Когда он рядом, боль становится тише, но следом в горло впиваются острые когти мучительного чувства вины. Отрицать бессмысленно: он мне нравится. Нравится как мужчина. Меня тянет к нему, и с каждым днём всё сильнее, и моя привязанность (чёрт бы побрал и её, и меня, и его!) усиливается прямо пропорционально моим стараниям о нём не думать. И этим я предаю память Инвара. Как же я ненавижу себя за это! И ненавижу его и тот капкан близости, в который меня вновь угораздило попасть. Могла бы — отгрызла бы себе часть сердца, часть души, как лисы отгрызают лапу, лишь бы выбраться. Но не отгрызть, и не выцарапать из себя, и не вытравить никаким ядом… И если станет ещё больнее — я это заслужила. …Как только в грифонах активировали модули памяти, Профессор полностью закрыл к ним доступ для остальных сотрудников, кроме своей команды. Я дошла до той стадии отчаяния, когда в попытке ухватиться за соломинку — «ещё один последний раз» увидеться с Унн-Ураном — попросила Хиддена провести меня к грифонам. Он отказал. Он и сам теперь не оставался с ними наедине, чтобы не вызывать подозрений — на завтра установлен таймер Бересклета. …Таймер сработал в момент, удачнее которого и представить было нельзя: прямо на глазах Профессора. Армм-Химера-Оберон ни с того ни с сего взвился на задние лапы, распахнул крылья, крутанулся на месте, снёс железным хвостом половину стола, разметав по залу щепки и бумаги, запрокинул голову, закатил глаза и рухнул. Даже корпус модуля памяти Бересклета оказался оплавленным, а скан и тем более не подлежал восстановлению. Профессор был близок к отчаянию, но Хидден убедил его, что причины поломки — в самом скане, а не в допрошивке. Профессор взял себя в руки и, закусив удила, со свойственным ему усердием погнал, ничего не подозревая, по проложенной нами дорожке — выдвинул предложение заменить Армм-Оберона Унн-Ураном. Вылет грифонов отложили на послезавтрашнее утро, чтобы их ещё немного подержать под присмотром. Сталь, без которой такие вопросы не решаются, предложение одобрила, и Профессор поручил Хиддену ещё раз перепроверить все сканы, а за грифонами установил непрерывное наблюдение. Ещё один день так близко от Инвара. Ещё один день без надежды и возможности его увидеть… *** Поздно вечером, накануне дня вылета грифонов, Сага не выдержала и всё-таки пришла в Каланчу. Поднялась до пустого этажа и обессиленно опустилась на ступеньки. Она знала: подниматься дальше смысла нет, в зал её всё равно не пустят, но и уйти она не могла. Сверху раздались шаги. Она узнала их, и на душе стало ещё тяжелее. — У меня дежавю, — невесело сказал Хидден, садясь рядом на ступеньки. Сага не ответила. С минуту помолчав, он встал, протянул ей руку: — Пойдём. Сейчас Корнет дежурит.