Глава 22 — Я вообще лошадей до жути люблю! Конным спортом занималась, КМС получила. — увлечённо болтала Беркут. — М-м-м, — то ли похвалил, то ли удивился Хидден. Они сидели на маленьком диванчике в одной из секций полутёмного зала чайной. Играла тихая музыка, в бокале расплавленным золотом мерцал бренди, терпко и душно пахло благовониями. У Хиддена до дурноты в желудке разболелась голова, его клонило в сон, и казалось, что чересчур мягкий диван вот-вот всосёт его в свои недра, а к утру срыгнёт птичьей погадкой[1]. Во всяком случае, чувствовать он себя будет именно так — в этом он не сомневался. Они сидели здесь пару часов, но Хиддену казалось, что уже пошли третьи сутки. Третьи сутки бесконечной трескотни о каких-то лошадях, собаках, о соревнованиях по каратэ, медалях-грамотах-победах, о незаконченной, но, без сомнения, чрезвычайно любопытной диссертации по нейрокодировке и о том, как замечательно Беркут умеет готовить мясо. Каждую паузу, возникающую в её монологе и предполагающую какую-то реакцию Хиддена, он заливал бренди, лишь бы ничего ей не отвечать. Он давно потерял нить разговора и не знал, что тут можно сказать. Ему было скучно и тошно, как никогда раньше в подобных обстоятельствах. Он предугадывал каждый её взгляд, каждый жест, наперёд знал, к чему всё идёт и чем закончится, и от этого становилось ещё тоскливей. Допив очередной бокал, Хидден высвободил своё плечо из-под её локтя: — Пожалуй, пора на воздух. Тут слишком душно. — Да. Пойдём отсюда, — легко согласилась Беркут, маслянисто сверкнув карими глазами. — Я живу в соседнем переулке, — сказала она, когда они вышли из чайной. — Проводишь? Хидден обречённо поплёлся следом. У её подъезда он остановился, недвусмысленно давая понять, что подниматься в квартиру не намерен. — До завтра, — кивнул он. Хотел добавить «увидимся на работе», но не успел. Беркут дёрнула его к себе за футболку и, запустив пальцы ему в волосы, поцеловала — требовательно, даже грубо, до крови прикусив ему губу. И это, словно электрическая дефибрилляция, вмиг реанимировало воспоминания Хиддена о Гейт. И он едва сдержался, чтобы не оттолкнуть её. — Чёрт, это даже для меня слишком… безжалостно, — пошутил Хидден, вытирая запястьем кровь, но в его глазах веселья не было. — Не ожидал? — хохотнула Беркут. — Ну что, пойдём? — она кивнула на светящиеся тёмно-розовым окна. — Извини, — ответил Хидден, сохраняя последние крупицы терпения, — я немного перебрал. Лучше пойду домой. — Ты шутишь? — Она недоверчиво приподняла бровь. — Если не понял, так я не из тех, кто станет потом что-то требовать. Без обязательств. По рукам? Она потянула его за футболку, но Хидден не сдвинулся с места. — Да ла-а-адно! — закатила глаза Беркут. — Тебя ещё и уговаривать? Не много ли чести? Ни один нормальный мужик от такого не откажется! У меня ж всё просто, без загонов. — Зато у меня, видимо, «с загонами», — усмехнулся Хидден, высвобождая ворот футболки из её пальцев, — и я не люблю, когда всё просто. Не трать на меня время, подыщи «нормального мужика». Он несерьёзно ей отсалютовал и пошёл прочь. — Ну и катись! — плюнула ему в след Беркут и добавила что-то обидное про «полшестого», но Хидден не вслушивался. Домой не хотелось. Он зачем-то вернулся к Каланче, бесцельно обошёл вокруг. Постоял, глубоко дыша, пытаясь проветрить тяжёлую голову, но влажный воздух Творецка не освежал. В спину, словно дуло двустволки, упёрся чей-то взгляд. Хидден почувствовал его и обернулся. В светящемся окне четвёртого этажа увидел силуэт Раисмихалны. Что она тут делает? Время уже заполночь! Силуэт в окне не двигался с места, и Хидден пошёл в сторону своего дома, лишь бы избавиться от этого пристального, зудящего взгляда. На полдороге, как раз почти напротив спортзала Саги, он остановился и присел в темноту, на ступеньки чьего-то дома с тёмными окнами и наглухо заросшей дверью. Уперев локти в колени, помассировал пульсирующие гадкой болью виски. «А ведь и правда перебрал, — подумал он, — а мне ещё сегодня очередной отчёт строчить, чтобы при завтрашнем вывозе мусора отправить бутылочной почтой. Доходят хоть мои сводки из вражеского тыла, интересно знать? Ответ бы какой прислали, „понял-принял“ или ещё что…» Хидден поднялся, собираясь всё-таки пойти домой, и тут услышал сто стороны Каланчи знакомые быстрые шаги. — Сага? — окликнул он, выступая из плотной тени в голубоватый круг фонарного света. Сага резко затормозила и едва сдержала чуть не сорвавшийся с губ вскрик. — Прости, не хотел пугать. — Ты чего здесь? — Трезвею, — усмехнулся Хидден. — Во всяком случае — пытаюсь. — У тебя же есть космический душ. Отличное, знаешь ли, средство. — Покажешь, как им пользоваться? — заискивающе спросил он, сунув руки в карманы джинсов. — Открываешь дверь, входишь внутрь — вся наука. — Я не могу идти туда один. У меня клаустрофобия. Вдруг я запаникую, поскользнусь, треснусь затылком о бетон, потеряю сознание и утону в собственной душевой кабине. Вот нелепая будет смерть! Ты должна пойти со мной. Умеешь ведь делать искусственное дыхание рот в рот? — Здесь у всех клаустрофобия, Хидден. От одиночества. Привыкай. — Во-о-т, а искусственное дыхание рот в рот очень хорошо помогает от одиночества! — Что ты несёшь? — Сага погасила ползущую на губы улыбку. — Понятия не имею. Я пьян, я предупреждал. — У меня из-за тебя приступ испанского стыда. — Сочувствую. Но если тебе сейчас за меня стыдно, то представь, каково мне… Будет, когда протрезвею. — И где хоть ты так набрался, Хидден? — На третьем этаже вашей чудесной столовки. — Отвратительное место. — Согласен! — Хидден чуть замялся, но всё же добавил: — Беркут пригласила пропустить по стаканчику. — М-м-м… То ли ему показалось, то ли появившаяся в уголках глаз Саги улыбка действительно вдруг погасла. — Вот кого надо было просить об искусственном дыхании, — сказала она чуть тише. — Беркут бы не отказала. — Я её боюсь, она хотела меня съесть, — Хидден многозначительно прикоснулся к прокушенной губе. — И тебе не понравилось? — нарочито удивилась Сага. — Если уж выбирать способ пустить кровь, то твой хук мне понравился больше, — не шутя, ответил Хидден, и его тон выдал, что он не так уж и пьян. Сага невольно задержала взгляд на его внимательных серых глазах дольше, чем хотела. — Ладно, мне пора, — вдруг спохватилась она и уже развернулась, чтобы уйти, но Хидден окликнул её. — Прогуляемся? — улыбнулся он, и в первые в его улыбке Сага не заметила флирта. — Или, может быть, выпьем? — Уже поздно, Хидден. Я устала, — мягче, чем обычно, ответила она. — Да и тебе на сегодня хватит. — В другой раз? — вновь не дал ей уйти Хидден. — М-м… — Как насчёт завтра? — Хидден. — Сага скрестила руки на груди. — Ты что задумал? — с подозрением прищурилась она. — Ничего. Честное слово. — Даже если соглашусь, тебе не обломится. — Я уж понял, — усмехнулся Хидден. — Просто выпьем. По-дружески. — Он лукаво ей подмигнул. Она смотрела на него так, будто вот-вот уступит, но вдруг взгляд стал холоднее. — Не выйдет. — Почему?Тебенравится красное полусухое,мненравится красное полусухое и ты. Мы отличная команда! Соглаша-айся! Он шагнул к ней, хотел взять за руку, но Сага невольно отпрянула, отдёргивая свою ладонь от едва прикоснувшихся к ней пальцев Хиддена. Слишком резко. Слишком грубо. Словно от чумного. Хидден непонимающе поднял брови, и Сагу кольнула досада: он не заслужил такой реакции, и она наверняка его задела. — Я настолько тебе неприятен? — попытался пошутить Хидден, но в его голосе звучала горечь, хоть он и старался её скрыть, и горечь пряталась в уголках его усталой полуулыбки. Сага долго молчала. — Нет, — наконец ответила она, глядя ему в глаза. — Это-то и пугает… — Почему пугает? Сага хотела ответить, но в последний момент передумала. Чуть склонила голову на бок, внимательно глядя на Хиддена. И всё-таки решилась: — Потому что это неправильно. Неправильно искать здесь анестезию. Когда боль становится чуть тише, мне кажется, что яегозабываю. И меня начинает мучить совесть. — Ты… сильно его любила?