— Привет! — сказал я, подходя к перелазу. — В чём дело? — Ты же сам велел: когда у щенка откроются глаза… — Я велел: когда прозреет и научится есть. — Молоко уже лакает. Только в миску падает. — Молоко, говоришь, лакает? Это главное. Остальное я научу его есть. Где же он? Щенка не было видно, и я решил, что Гиви запихал его в сумку. — Ты что, спятил — крошечного щенка в портфель посадил!.. — Нет, Каха, он у меня за пазухой, — смутился Гиви и полез за пазуху… Какое-то время без толку копошился, копошился, но вот наконец вытянул за лапку щенка, который тут же вскарабкался ему на плечо и заскулил. — Эй, осторожно, не сломай ему лапу! — прикрикнул я и обеими руками подхватил щенка. — Видно, будет обжора! — сказал Гиви. — Больше других растолстел и вырос. Мне не понравилась такая характеристика моей собаки. — Сам ты обжора! Просто он уважает себя. — Да, себя он уважает, а других щенков обижает. — Значит, сильный. — Очень. Раза два уже даже лаял! — Вот молодец. Давай помоги устроить его в конуре. — Но ведь опоздаем на урок. — Раз такое дело, иди, воля твоя. Я направился к конуре, бросился туда-сюда, достал сена из стога, ваты из подушки и чуть не до половины набил ими конуру. И едва запустил туда своего нового дружка, он стал тыкаться по углам и скулить. — А, ты, верно, хочешь есть. Сейчас принесу тебе молока, только посиди и подожди, — предупредил я и припустился к дому. Взял бабушкину глиняную миску с обломанным краем, из которой она поила кур, тщательно вымыл её у колодца, спрятал под курточку и, проходя мимо бабушки, улыбнулся: — Э, совсем было забыл, бабушка… — Ты чего в школу не идёшь? — спросила она, не взглянув на меня. — Я и хотел объяснить: вот уже третий день у нас не бывает первого урока. — Почему это? Учитель, что ли, заболел? Я много раз обманывал бабушку болезнями учителей, и она могла не поверить. — Нет, не заболел. Его на курсы отправили. — Что ещё за курсы? — Курсы? А там его будут учить. — Учить? До сих пор он пе учёный был, что ли? — Кто его знает, нм виднее. Я вошёл в кухню, но молоко уже было заквашено в горшке. Поискал свою чашку — пустая и даже вымыта. — Ты что тут ищешь? — насторожилась бабушка. — Ничего, бабуля. Мне бы немного молока. Гиви щенка принёс… — Ах вот почему у вас нет урока! Ступай сейчас же отсюда! Ты же видишь — нет у меня ни капли молока. Я выбежал во двор и слышу: — Ах, внучек, внучек! Неплохой ведь мальчишка, только шустрый уж очень… Курсы теперь, видите ли, выдумал, хитрец! Что мне было делать? Кукурузную лепёшку щепок не ест и лобио тоже. Думал я, думал и вдруг решил — яйцо! Гиви оказался прав: щенок как-то неумело и неаккуратно хлебал яйцо — желток, перемешанный с белком. Передние лапки и грудь у него вымазались. Потом он ткнулся носом в миску и стал искать воду. — Эй! — прикрикнул я на него. — Ты чего это разошёлся? И такой грязнуля… Если с самого начала не научишься культурно есть и пить, потом уже пиши пропало. Я принёс ему ещё одно яйцо и стал втолковывать всё, что знал о дрессировке и воспитании собак. Говорил строго и чётко. Я давно слыхал, что если с собакой с малых лет разговаривать, она прекрасно научится понимать человеческую речь. На этот раз щенок очень аккуратно выхлебал яйцо, хотя, говоря откровенно, я держал его в руках и не давал ему расшалиться. Я прислонил к лазу в конуру фанеру, прижал её ломиком и пошёл в школу. Вернее, побежал, чтобы поспеть хоть ко второму уроку. НЕВЕРУЮЩИЙ СОПЕРНИК Зура сообщил мне новость о Джимшере. Вернее, он случайно проболтался, а уж я выспросил подробности. Джимшер будто бы смеётся над ним. — За что? — спросил я. — За то, что ты перешёл в мой отряд? — Каха, говорит, надул вас. Тот дядька в резиновых сапогах в самом деле родной его дядя. — А ты что? Может, и ты так считаешь? — Я-то не считаю, но всех остальных он убедил… — Ладно, ладно! — прервал я. — Знаю я, что он, лютый враг мой, ни днём ни ночью не находит покоя… Мне захотелось бранить и поносить Джимшера, но за глаза я не люблю ругать человека. Нужно было быстро придумать что-то. Сделать какое-то дело, настоящее дело, не то… я чувствовал, что ребята уже не заодно со мной. — Вы же все знаете, какой он мне враг, этот Джимшер! — начал я. — Знаем, конечно, знаем, — согласился Зура. — Во сне и наяву он только и делает, что враждует со мной. — Это верно. — А теперь скажите, он сам тоже мне дядя родной? Ребята от удивления поразевали рты. — Ну что? Дядя он мне или нет? — Ещё чего выдумал, скажешь тоже! — Значит, не дядя? — Да ты что? Конечно, нет! — А вы всё-таки порасспросите в деревне: не приходится ли он мне, случаем, какой-нибудь дальней роднёй? А когда убедитесь, что нет, не родня, скажите вашему Джимшеру: теперь, мол, Каха вынужден обобрать твою грушу. — Ту, что растёт перед его окном? — поразились ребята. — Нечего глаза таращить. Сделайте, как сказал. — Хе-хе, так-таки заранее и предупредить? — Вот именно. Завтра после уроков я соберу урожай с его дерева, когда он сам будет дома. А вы сами своими глазами увидите всё. Может, хоть тогда поверите, что я…