— Да ну?! Отец перед войной выкорчевал постаревшую лозу и посадил новую, но когда в доме не стало никакой еды, там посадили кукурузу и сою, а соя — она такая, что не только лозу, даже сорняк высушивает. И зачах наш виноградник. А теперь вот отчим главным образом по вину ударяет, а о винограднике не очень заботится. — Чего «да ну»? Если у меня своего нет, то кругом вон его сколько! — наступал я на Гиви. Гиви даже отошёл шага на два. — Ты что это наделал, а, недотёпа? — крикнул я больше для того, чтобы взбодрить себя. — Что? — Гиви переменился в лице. — А то, что повалю вот тебя в эти колючки, тогда узнаешь! Гиви попятился. — Стой! — крикнул я. — Что пристал? Я ничего тебе не сделал. — Мне, говоришь, не сделал? Зато вон вчера чуть быка своего супонью не удушил, сегодня беспомощного щеночка в колючки забросил… — Это не я, это мой брат. — Какой ещё брат? — Годжи… — Ну и ну, хорош, на маленького сваливает… — Ничего не сваливаю. Он маленький, но… — Знаю я, что за фрукт твой Годжи, но ты всё- таки врёшь! — Клянусь, я щенят даже пальцем не трогал! — А почему Годжи говорит, что это ты велел ему выбросить щенка? — выдумал я, чтобы докопаться до правды. — Ему дед велел. Пяти щенкам молока, говорит, не хватит. Лучше оставить трёх или двух… А я только одного… — Ай молодец — только одного! Какой благородный! Говорю тебе, сейчас же вытащи щенка из колючек! Я бы на месте его матери так тебя хватил, ты бы у меня, как цапля, на одной ноге стоял! Когда Гиви, оцарапавшись, вытащил щенка из кустов, я велел отнести его домой и сказал: — Не думай, что это тебе так сойдёт. Мать его корми получше. А деду своему скажи, что свиноматка на ферме выкормила целых восемь поросят!.. — Ладно, скажу. — Когда у этого щенка раскроются глаза, приведёшь его ко мне. — Приведу. — Ты, часом, меня не путаешь ли с кем-нибудь? Например, с Джимшером Долаберидзе? — Ну что ты! Нет, конечно. — Знаешь, надеюсь, что я, Каха, враг всякой несправедливости! Сказал и шагнул к нему. А для острастки ещё сверкнул глазами. — Знаю, Каха, всё знаю! — Он попятился и позеленел от страха. Что мне оставалось делать? Набил карманы виноградом, несколько гроздьев кинул за пазуху. Не мог же я никак не проучить его. Если таких, как Гиви, время от времени не учить как следует, неизвестно, что они ещё могут напридумывать. Иду я из виноградника и думаю: что же мне делать, когда он мне щенка принесёт? Я же не такой бессердечный, как Гиви, чтобы швырнуть его в кусты, да ещё в плохую погоду, когда хозяин собаку из дома не выгонит… Весь вчерашний день я прикидывал, какой быть конуре для собаки. Строишь ли ты конуру или дворец, надо заранее рассчитать её размеры — высоту, ширину… У нас большой клуб. С высоким потолком, ряды под наклоном к сцене. Инженеры ещё до начала строительства знали, сколько в нём будет собираться народу. Я же о своей конуре не знаю ничего. Собаки бывают разные. Я видал и совсем крошечных. Но у нашего соседа Филипе, например, пёс с телёнка. Попробуй заранее представить, каким вырастет мой щенок! А постройка — не башмак, который можно растянуть на колодке. Да и собаке под конуру росту не убавишь. Думал, думал и наконец вспомнил одну поговорку: «Яблоко от яблони недалеко падает». Взял карандаш, двойной лист из тетради и линейку, чтобы снять мерку. Подхожу к калитке Гиви. Зову. Из-за соседней ограды с рычанием выскочил серый пёс и бросился к калитке. — Что, опять тебя ничем не кормят? — спросил я его. — До каких пор ты будешь бегать по соседям? «Гав-гав-гав!» — зашёлся пёс. Гиви перестал раскачивать на качелях, привязанных к дереву, маленькую девочку, подошёл к калитке и высунул нос в щёлку: — Что случилось, Каха? Я же щенка… — Знаю, что ты хорошо смотришь за щенком, — прервал я его, — но у меня к тебе есть ещё одна просьба: измерь-ка мне эту собаку. — Измерить собаку? — У него округлились глаза. — Да. Чего удивился? Вот тебе линейка. Бери п мерь. Или ты никогда ещё не измерял собаку? — А разве их измеряют? — Значит, мы с тобой первые это придумали! — радостно воскликнул я. Измерить собаку — не большое изобретение. Это я прекрасно понимал, но делал вид, что очень радуюсь. Гиви подошёл к собаке. Но та, увидев у него в руках линейку, оскалилась и зарычала. — Она думает, что я хочу её побить, — обернулся Гиви. — Ладно, брось линейку и измерь локтями или пядями. Он так и сделал: растянул ладонь и измерил всё туловище собаки, от хвоста до морды. — И хвост ведь тоже?.. — Хвост? — Я задумался. — Да нет, не из железобетона же он у неё, чтобы не свернуться. Хвост не надо. В собаке оказалось от морды до хвоста три пяди и одна ладонь. — А высота? — спохватился я. — Высота! Судя по всему, собаке не очень нравилась вся эта процедура. — От передних лап почти две пяди. Под конец я велел измерить и толщину собаки. Это оказалось труднее всего. — Это мне чтобы знать, какую лазейку для неё устраивать. Сними ремень и оберни её ремнём вокруг. При виде ремня пёс опять зарычал, вырвался из рук Гиви и перемахнул через ограду. — Ладно, чёрт с ним! Ты переведи все эти мерки в сантиметры, а толщину я как-нибудь из длины и высоты вычислю, — утешил я Гиви. — Зачем тебе эти мерки? Штаны, что ли, собираешься шить щенку? — Какие ещё штаны? — Мне-то что, можешь и черкеску ему справить, только если дядя Микела увидит свою собаку в штанах… — При чём тут дядя Микела?