— Тётенька, не научите, где тут я могу штаны себе зашить? — начал я издалека. Она засмеялась: — Какие ещё штаны, сынок? Нашёл время. Где ты их порвал-то? — Да когда в машину лезли. Мой дядя настоял, чтобы и я с ним на свадьбу поехал, вот и… — Какой ещё дядя? — Как какой? Жених ваш, вернее, зять уже… — Ты что говоришь, мальчик? Наш зять тебе дядей приходится? — Да… — немного смешался я. — А что? — И у нашего зятя, выходит, брат есть? — Есть… а что? — Да неужели?! — Она как шлёпнет себя по бёдрам — Вот это новости! Я незаметно отломил кусок от хачапури и поинтересовался, что плохого в том, что у моего дяди есть брат. — А нам-то свахи наплели: он у родителей один, да такой, да сякой, всё имущество к нему перейдёт и тут, в деревне, и в городе… А дело-то видишь как обернулось! Я понял, что сморозил глупость, и попытался исправиться. — Да нет, — говорю, — он не родной дядя… — И слышать ничего не хочу! — вскричала тётушка. — Завтра утром окажется, что у него не один брат, а семеро! — и выбежала из кухни. Я взял со стола пять хачапури, заложил их под рубашку и тоже поспешил к выходу. Джимшер проделал то же самое и присоединился ко мне во дворе. Так кончилось наше свадебное приключение. ТАМАРА, БЕЛОБОРОДЫЙ ДЕДУШКА И ЧЛЕН ПРАВЛЕНИЯ То и дело грохочет гром. Дует холодный ветер, пытается сорвать крышу с нашего шалаша. Джимшер дремлет, положив голову на рюкзак. Ломгула всё ближе подбирается к тлеющему костру, вот-вот нос себе спалит. Хоть убейте, но не поверю, что сейчас они думают о покорении вершин. Сверкнула молния. Резко ударил гром. Джимшер приподнялся. Ломгула залаял. Опять сверкнула молния, раздался оглушительный треск. — Погода переменилась, — объяснил я другу. Ломгула снизу вверх взглянул на меня, словно сказал с укором: «Да не может быть…» — Будет дождь, — проговорил дрожащий Джимшер и подложил прутьев в костёр. — Ничего не поделаешь. Всё равно нам не спать в эту ночь. Ломгула опять с укором взглянул на меня. Хлынул ливень как из ведра. Крыша шалаша почти не могла защитить нас. Костёр погас, распространяя чад и дым. Собака закашлялась и заскулила. — Пошли! — предложил Джимшер. — Крепость пала… — Делать нечего, надо идти, — поспешно согласился я. Мы вскинули на плечи рюкзаки, светя себе фонариками, вышли под дождь и пустились под гору. Чихая и кашляя, за нами припустился Ломгула — альпинизм явно пришёлся ему не по душе. Идём, бредём мы, а дороги не видать. Останавливаемся, озираемся по сторонам — нигде ни огонька. — Что будем делать? — не без робости в голосе спрашивает Джимшер. — А кто знает, что делать! В такую погоду в собственном дворе можно заблудиться. Я посветил на путающегося у меня в ногах Ломгулу. — Ну, чего смотришь? Чего смотришь? Видишь, темень какая, хоть глаз выколи! А ты кто? Собака! Значит, побегать должен, принюхаться. На то тебе и нюх дан, чтобы в темноте жильё находить… Он поджал хвост и заскулил. Верно, обиделся. Обиделся — и ни с места. Дует ветер и сыплет нам в лицо дождь. Словно крупную дробь пригоршнями бросает. Повернулись мы и пошли в противоположную сторону. То вниз идём, то вверх. То грязь под ногами, то камни. Наконец, в лесу оказались. — А теперь что делать? — остановился Джимшер. — Ничего, выберемся, — неуверенно подбодрил его я. Укрылись мы за деревом, а ветер всё норовит в лицо нам дробь швырнуть. — В какой стороне осталось село? — спрашивает Джимшер. — Кто в такой тьме стороны разберёт!.. Надо было хоть компас с собой захватить… — Э-эх! И тут случилось чудо — мы услышали лай собаки. — Джимшер! — крикнул я, от радости слёзы подступили к моим глазам. — С наветренной стороны слышится! Значит, и деревня там! — И я с благодарностью вспомнил всех собак, которые когда-либо меня кусали. Бросились мы бежать на радостях, миновали опушку, пересекли луг и давай кричать во всё горло: — Эге-ге-гей! — Э-эй! Собака отзывается. Не молчит, дорогая, лает! — Ну, что же ты, Ломгула? Ответь ему, брат ведь тебя зовёт! Эх, ты!.. Ну молодцы собаки! Если б вас на свете не было, что б люди делали… Так и плутали бы без дороги… Верно я говорю, Джимшер? — Верно, — соглашается он, — собаки — они, конечно, хороши, только кусаются больно. — Кусаются… Так-то оно так… — Я в эту минуту простил им все укусы, все мои раны от собачьих укусов прошли, и я не мог с ним согласиться. — Хорошо кусаются… Слава богу, спаслись. Освещённые окна показались. Джимшер направился к ближайшей калитке. — Хозяин! — Эй, хозяин! Видно, ещё было не поздно, всюду в домах окна были освещены. — Кто там? — послышался звонкий девичий голос. Школьный звонок напомнил, когда он весело звенит после уроков. — Путники мы, с пути сбились. Хотим дождь переждать.