Да, трудно жить на свете решительному человеку. Не докажешь людям, на что ты способен, они и смотреть в твою сторону не будут. А чтоб доказать, надо что-то сделать. А скажи им, что ты решил сделать, признайся, станут за руки, за ноги хватать, отговаривать, запугивать. Ничего не поделаешь — придётся промолчать. Погодя немного появилась во дворе бабушка, вынесла в переднике кукурузу для кур: — Цып, цып, цып, цып! — Ладно уж, бабушка, всё равно ты не успеешь их зажарить до моего ухода, — сострил я. — Чего-чего? — не поняла бабушка. Тут откуда-то вылез мой Ломгула, переполошил кур. — Когда он подохнет, безобразник этот? Чего ему тут надо? Пошёл вон! — зашумела бабушка и опять стала сзывать кур. Я нарочно встал там, где были раскиданы кукурузные зёрна, и Ломгулу подозвал: если бабушка рассердится на меня, ей легче будет со мной расстаться. — Убирайся сейчас же, бездельник, вместе со своим щенком! — В чём дело, бабушка? Скажи уж, что мне нельзя ходить по этому двору — и дело с концом. — Уйдите сейчас же, дайте кур покормить! — Да уж ухожу, бабушка. Оба уходим. Не увидишь ты нас больше. Только бы ты со своими курами была счастлива, а мы пойдём куда глаза глядят. — Я повернулся к Ломгуле. — Видишь, Ломгула, там, где ходят бабушка и её куры, нам делать нечего. Пошли отсюда! — Ох, чтоб мне его землёй засыпать! Уложил бы уж в свою постель, если не можешь с ним расстаться! — крикнула мне вслед бабушка. На мои намёки об уходе она всё ещё не обращала внимания. Я вошёл в дом и стал вынимать из шкафа кое- какую одежду. На одной из полок с удивлением обнаружил книжку «Рассказ маленькой косули». С каких это пор мой отчим стал читать детские книжки? — Ты чего, в баню, что ли, собрался? — спросила бабушка и топнула ногой, отгоняя щенка — Не води его в комнату! — Столько терпела, бабушка, потерпи ещё две минуты. — А через две минуты куда вы денетесь, хотела бы я знать? — Когда не увидишь нас, тогда узнаешь. — Дай-то бог! — Я тебе желаю, чтоб все твои желания исполнились бы так же, как это желание исполнится… Где моя ситцевая рубашка? — На что тебе? Вон перед носом у тебя полотняная лежит. — Мне обе нужны. — Что это ты нынче утром дурака валяешь? Шутки со мной шутить вздумал! — Да какие уж тут шутки. Мечту твою решил исполнить. — Не скажешь, куда собрался? — Покорять вершины. — Куда? С ума меня сведёт этот мальчишка… — К тётушке в гости решил сходить. — Теперь к тётушке! Кто тебя разберёт, кручёного-верчёного… Столько одежды на что тебе? На всё лето, что ли, в гости собрался? — Разве, уходя, можешь сказать, что случится с тобой. В дороге всякое бывает… И вот мы взяли курс на неприступные вершины. Наш груз оказался непомерно тяжёлым: два рюкзака, три мешка и три хурджина. Но я категорически запретил вынимать что-либо из мешков. Напротив, я приказал наполнить водой все сосуды. Шли медленно и грузно. Лямки рюкзака резали плечи. Рукоятка кинжала или топорище больно упиралось мне в бок. Но раз уж взялся — терпи. Однако не прошло и трёх часов, как самые худшие мои предположения оправдались. Я решил проверить свою команду и, обернувшись, спросил: — Ну-ка, ребята! Может быть, кто-нибудь устал или вспотел? Как дела с провизией? — Я свою воду уже выпил, — ответил мне Коки и даже не смутился, против обыкновения. — И я половину выдул. — Дито показал мне бутылку из-под боржоми. — Так! Мы ещё и пяти километров не прошли, а вы уничтожили все запасы воды. — Что же теперь нам — умирать от жажды? — удивился Гиви. — Я хачапури ел утром, после них всегда пить хочется. — Разиня! — Да и жарко сегодня… — Воду не трогать! — приказал я. — На пути может не оказаться источников, и тогда мы все погибнем от жажды. Ребята удивлённо переглянулись. Мне не понравилось что-то в их взглядах. Только Джимшер Долаберидзе слушал меня как ни в чём не бывало. Скоро мы вошли в соседнюю деревню, там пополнили запасы воды и пошли дальше. — Конец кирки весь бок мне разодрал, — пожаловался Гиви. — Надо было складывать аккуратней. А ты как думал: альпинизм, по-твоему, прогулка? Всё на своих плечах должен нести. И кирку, и топор, и котелок, и еду. Туда, на вершины, никто кухни тебе не притащит. А такой обжора, как ты, должен целый склад с собой нести. — А там еды не будет? — Где? — На вершине. — Там только голые камни и лёд. — Не умирать же нам там с голоду! — Придётся, брат, потерпеть. И вершины покорить, и прославиться, и пузо набить — всё вместе не получится, нет. Так не бывает. — А нас потом сфотографируют для газеты? — Гиви, разинув рот, уставился на меня, зацепился ногой за стелющуюся ветку кустарника и упал. Задний мешок хурджина перекатился ему на голову, идущий следом Вахтанг споткнулся об него, тоже упал, и они оба в два голоса заорали: — Не хочу!.. Не поправилось мне это дело. — Чего, — говорю, — не хотите? — Вершины, — говорят, — не хотим покорять! Вдруг кто-то как крикнет: — Кровь! — Где кровь? Что за напасть? — У Вахтанга кровь идёт… Только этого нам не хватало. — Где ты поранился? Обо что? — Не знаю, — всхлипывая, отвечает он. — Наверное, на кирку Гиги напоролся, когда упал… — Это ты во всём виноват, разиня! — накинулся я на Гиви. — В чём я виноват? Я же нечаянно упал. — «Упал»! — передразнил я. — На ровном месте падаешь, куда тебе на вершины идти! — А я и не собираюсь.