Как тут не хмыкнуть! Ты у него о здоровье справляешься, а он даже толком ответить не может. «Старик ты, — махнёт хвостом Ломгула, — сердит стал не в меру». «Сам ты старик! — окончательно теряя самообладание, прорычит пёс Филипе. — Убирайся отсюда!» Тут, разумеется, Ломгула не выдерживает, кидается во двор к Филипе и рвёт в клочья шкуру его пса. Потом все набрасываются на меня: «Что у тебя за пёс, почему он задрал пса Филипе, ведь тот его даже пе тронул!..» Но посудите сами, разве я виноват? Просто такая уж у меня судьба. …К калитке подошёл дедушка Филипе со своей жиденькой, как неуродившая нива, бородкой. И, чтобы никто не подумал, что он жадный, дал мне саженцы груш и яблок, а вдобавок ещё и слив, и абрикосов. И нож одолжил, и научил, как им работать. Когда я с саженцами подходил к школьному участку, меня окликнул Зура: — Обожди, у меня к тебе важное дело. — Нагнал и говорит — Сегодня Джимшер мне грозился: мол, это я во всём виноват. Он узнал, что Коки и Саргис хотят вроде бы к тебе в отряд. — Передай Коки и Саргису, что люди они вольные и могут поступать, как хотят. — Я-то им скажу, но если Джимшер поймает меня одного?.. — Да, с тобой он смелый — нашёл низкий плетень. Но я-то вам показал, чего он стоит на самом деле? Ладно, о нём сегодня поговорим… А ребятам скажи, что, если хотят поступить в наш отряд, пусть подают заявление. — Заявление?! — поразился Зура. — Да, заявление, а как же иначе. — На имя директора школы или председателя? — вылупил глаза Зура. — На моё имя! И по полной форме! — гаркнул я так зычно, что мы с Зурой оба разинули рты от удивления. Ничего не поделаешь — начальство говорит. Я понёс свои саженцы дальше, обрезая по пути слишком длинные ветви граната, кизила и прочего кустарника, растущего по обе стороны дороги. На пришкольном участке ещё никого не было. Когда наконец появились звеньевые Лали и Заури, я хмуро приветствовал их. Стоит мне увидеть рядом с этой девчонкой какого-нибудь мальчика, как у меня сразу же портится настроение. Казалось бы, что мне с того, кто идёт рядом с ней, а настроение портится, и ничего я не могу поделать. — Пожаловали наконец! — прорычал я вроде собаки Филипе. — Сейчас половина двенадцатого, — уточнила Лали. — Тут вот одна корова времени не уточняла, с утра пораньше проломила забор. — Да ну! — поразилась Лали. — А вы думали, что она будет ждать вас до двенадцати? Слава богу, что есть хоть один человек, кто заботится об этом участке! — А чья корова-то? — И сам не застал. Коровы, как известно, паспортов не носят. — Надо было поймать её, — не унималась Лали. — «Поймать»! Так она и ждала, пока её поймают. Я кричу ей: «Стой, Лали по тебе соскучилась!» — Не паясничай. Я не ответил Лали, только глазами зыркнул на неё. И в сердцах сказал Заури: — На тебе секач, наруби веток с этой акации и залатай ограду. — Я один? — заволновался Заури. — Ты один очень хорошо гуляешь с девочками. Теперь давай делом займись. — Где я гуляю? Я же здесь. Сейчас и остальные подойдут, вот и… — А ты… — я обернулся к Лали, — много не разговаривай. Бери саженцы и ступай за мной. Лали молча взглянула на меня. — Хорошенькое дело! — ворчал я. — На участок явись спозаранок, не забудь секач, захвати саженцы, нож для прививки… А благодарность кому? Звеньевой. Хорошо устроились, ничего не скажешь… — Почему же звеньевой? Кто заслужил, тому и благодарность, — прервала меня Лали. — Дело, в общем-то, не в этом. Не за благодарность же, в самом деле, стараюсь. Просто надо понять человека. Не только вы одни болеете душой за участок. — Каждый получит по заслугам, — нахмурилась Лали. Хм, посмотрите-ка вы на неё! Видно, всё ещё не отказалась от желания обсуждать меня на сборе звена. Наконец подошли все остальные пионеры звена. — Ну-ка сюда, ко мне! — крикнул я, чтобы никто не вздумал помогать Заури. Ничего, пусть помучается. Может, тогда отучится с девчонками бегать. Пора было приступать к делу. Я оглядел ребят — ни у одного из них нет лопаты. — Ну на что похоже это, неужели и лопаты должен был я притащить? — О лопатах нам никто ничего не говорил. Я сурово посмотрел на ребят: — Сами должны были догадаться. Кстати, начальники и командиры должны бы позаботиться… — Кончай! — оборвала меня Лали. — К чему лишние разговоры. Нужны лопаты? Сейчас принесём. А начальников среди нас нет. Мы все равны. Сегодня ты затеял сажать саженцы, вот и командуй. Когда мы сажали, у нас всё было — и лопаты и мотыги. — Что вы сажали — дички яблонь? — Ну и что ж, что дички! Мы их привьём и… — Привьёте. Как же! А кто умеет прививать?.. Ребята примолкли. — Придётся мне самому с вашими дичками повозиться. Такая уж у меня судьба. Ну-ка живо тащите лопаты и мотыги! — рявкнул я и разогнал всех, кроме Лали. Ворча и кряхтя, я принялся за дело. Отобрал у Заури секач, вырезал колышки и вручил их Лали. — На что нам они? — удивилась звеньевая. — Надо же заранее распланировать, где будем сажать. — А мы так сажали, на глазок… — То-то ваши саженцы разбрелись, как стадо без вожака! — строго сказал я. С ними надо построже, не то как накинутся на собрании… Мы втыкаем колышки. — Левее, левее! Теперь чуть правее! — командую я. Появились ребята с лопатами и мотыгами. Я расхаживаю по участку как агроном, черчу вокруг над колышками круги в воздухе и командую, какой глубины ямки рыть, затем Лали опускает в них саженцы, и я приказываю засыпать ямку… Все заискивающе мне улыбаются, но я строг: стоит улыбнуться им в ответ, как тебе тут же всучат лопату. Ребят на работу набежало много, скоро все саженцы были высажены. Лали отряхнула подол. Я вдруг подумал, что она, того и гляди, затеет прямо здесь своё собрание, и, чтобы не дать ребятам передышки, взялся за нож для прививки. Срежу веточку с саженца и минут десять разглядываю свою работу, теребя над губой несуществующие усы. — Что он столько времени разглядывает? — шепчут ребята, но мне ни слова не смеют сказать. Вот все лишние ветки обрезаны, а до вечера ещё далеко. И я решил: дай-ка привью к их дичкам эти ветки. — Ножовку! Живо ножовку! — приказываю я.