Я покачала головой. — Я сделала то, что должна была, — твёрдо проговорила я. — Ты не заслужила того, чтобы вечность гореть в Аду из-за того, что кто-то много веков назад решил, что в нашей семье должен быть магический дар — это несправедливо. Поэтому я забрал кольцо и вернула его Леонарду. — Ты виделась с ним? — бабушка испуганно посмотрела мне в лицо. — Да, виделась, — не стала лукавить я. — Мы с ним немного поболтали, и он забрал и кольцо, и книгу. Бабушка укоризненно покачала головой. — Я ни разу не виделась с ним, — заметила она. — Общение с демоном — страшный грех. — Вот и дальше придерживайся этой позиции, — кивнула я. — Дара у тебя больше нет, так что и беспокоить Леонарду тебя незачем. — Он придёт за тобой, — в голосе бабушки слышалось сожаление. — Он не оставит тебя в покое, пока не сделает своей. — Почему ты так считаешь? Тебя же он, как я понимаю, не особо преследовал. Бабушка горько усмехнулась. — Я не такая как ты. До тех пор, пока я не надела его кольцо себе на палец, во мне не было и намёка на колдовские силы. Ты же с пелёнок была необычным ребёнком. Постоянно смотрела куда-то в стену, смеялась невпопад, а когда стала чуть постарше, начала регулярно разговаривать сама с собой. Когда же Гриша спросил тебя, с кем ты разговариваешь, ты сказала: “с грустной тётей”. Я не помнила ничего подобного. Хотя, что в этом удивительного? Мало кто способен в подробностях вспомнить себя в раннем детстве. — Это всё из-за ритуала, — внезапно уверенно заявила бабушка. — Не нужно мне было его проводить. — Какой ритуал? — Тот же самый, что тётя Фима провела для меня. Бабушка тяжело вздохнула. — Надюше стало плохо посреди ночи — роды начались преждевременно и проходили очень стремительно. Скорую мы так и не дождались, так что тебя принять пришлось мне, — бабушка внезапно громко всхлипнула, и я заметила, что её глаза блестели от слёз. — Когда я взяла тебя на руки, ты не кричала, и я сразу же поняла — случилась беда. Надя была без сознания и не видела, как мы с Гришей пытались делать тебе искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, только всё напрасно. Я не представляла, как посмотрю в глаза дочери и скажу ей, что ребёнок умер. Поэтому мы с Гришей провели ритуал. Я не стала укорачивать Надину жизнь, поэтому ограничилась сорока годами: из-за проведённого надо мной ритуала я не могла быть донором, поэтому их все отдал Гриша. Я с шумом вздохнула и с ужасом уставилась на бабушку, не в силах поверить в то, что сейчас услышала. — Дед отдал мне свои годы жизни? — повторила я её слова, чувствуя, как в животе ледяной спиралью сворачивается страх. — Этого не может быть! — Однако это так, — бабушка стёрла слёзы, выступившие на глазах, и с нежностью посмотрела не меня. — Гриша очень тебя любил и никогда не жалел о сделанном. Незадолго до его смерти мы говорили об этом, и он сказал, что отдать свои годы тебе было лучшим, что он сделал за всю жизнь. Единственное, о чём он жалел, что не отдал все пятьдесят пять. Да, в этом случае, он бы не увидел, как ты растёшь, но у тебя было бы больше времени в запасе. Не в силах усидеть на месте, я вскочила на ноги и принялась расхаживать взад и вперёд по крохотной комнате, ощущая, как мелко дрожат мои руки. Внезапно в мою голову, точно разряд молнии, ударила мысль, заставившая меня резко остановиться и развернуться лицом к бабушке. — Откуда ты узнала про ритуал? — спросила я предательски севшим голосом. — Ты сказала, что никогда не разговаривала с Леонардом, следовательно, он не мог тебя этому обучить. У Серафимы, судя по твоим же словам, ты тоже не обучалась. Так откуда ты узнала о ритуале? Бабушка смутилась и нервно поёрзала, словно ей внезапно стало неудобно сидеть. — Рада мне рассказала, — после небольшой заминки ответила она. — Она живёт на нашем кладбище в виде призрака в белом. Я увидела её… — бабушка запнулась и сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. — Когда мы с Гришей хоронили Фиму. Я почувствовала, что мои глаза вот-вот вылезут из орбит от удивления. — Так это вы зарыли её в могилу к Константину? — подобного я даже предположить не могла. — Почему? — Нам с Гришей тогда было по пятнадцать, — сдавленно проговорила бабушка. — Мы с первого класса дружили: он был хорошо знаком с моей семьёй, и при этом никогда не боялся того, что я — племянница ведьмы. Более того, всегда защищал меня от всех, кто хоть слово плохое говорил в мой адрес. Бабушка сделала короткую паузу, собираясь с мыслями. Я её не торопила, в душе уже догадываясь, что именно она собирается мне рассказать. — Как любая ведьма, Серафима предчувствовала собственную смерть, и начала постоянно преследовать меня, убеждая принять наш семейный дар и взять её кольцо. Я была против. Но тётушка не отступала. Однажды свидетелем нашей с ней ссоры стал Гриша. И он решил защитить меня от неё. Тем же вечером Гриша пришёл в дом Фимы вместе со мной. Они страшно поругались, и в пылу ссоры Гриша толкнул мою тётку в грудь — и она упала, ударилась головой об стол и умерла. Бабушка судорожно всхлипнула и закрыла лицо ладонями. Я медленно подошла к ней и успокаивающе принялась гладить по спине. — Я испугалась, что Гришу обвинят в убийстве, и поэтому уговорила закопать Фиму на кладбище — там как раз накануне похоронили его брата, и могила была совсем свежей. А чтобы соседи ничего не заподозрили, я собрала тёткины вещи в чемодан и закопала его в саду под яблоней. Вроде как она просто взяла и уехала. — А как же кольцо? — Я сняла его с её пальца, — бабушка почему-то понизила голос до шёпота, хотя в доме кроме нас никого не было. — Это ведь из-за меня она умерла. Если бы я не пожаловалась на её преследования Грише, ничего бы этого не случилось. Поэтому я решила, что должна хотя бы спасти её душу от адского пекла. — Ясно. Я ощутила слабую пульсирующую боль в висках — слишком много информации для одного раза. И всё же что-то в этой истории не давало мне покоя. Какая-то мысль маячила на задворках сознания, но я никак не могла за неё ухватиться… Громкий стук в дверь заставил меня буквально подпрыгнуть от неожиданности. Жестом велев бабушке оставаться на месте, я отправилась встречать незваного гостя. На пороге обнаружилась встревоженная Глафира Фёдоровна. — Здравствуй, Жень, — дружелюбно улыбнувшись, поприветствовала она меня. — Хорошо, что ты здесь. Я хотела с тобой поговорить. — Да, конечно, — я отступила в сторону, пропуская женщину внутрь. — Проходите. Чаю хотите? — Не откажусь. — Глаша? — при виде гостьи бабушка нахмурилась. — А ты чего здесь забыла? — Да вот, решила посмотреть, как ты, — спокойно ответила та. — Бабы болтают, что ты в отместку за то, что отец Никодим в церковь тебя не пустил, спалила и его, и саму церковь. — Брешут, — отмахнулась бабушка. — Али ты им веришь? — Ещё чего! — фыркнула Глафира, чем вызвала у меня чувство глубокой симпатии. Есть всё-таки адекватные люди в этой богом забытой дыре! — Нашим клушам дай только волю, так они такое понавыдумывают, любой писака обзавидуется. Им бы только лясы точить да кости всем перемывать. А Митрич их только подзуживает. — Митрич? — я насторожилась. — А ему чего неймётся? — Кто ж его знает, — пожала плечами Глафира Фёдоровна. — Он так-то мужик хороший, работящий и рукастый. Да только после смерти Фаи часто больно к бутылке стал прикладываться, вот у него мозги и помутились. Как скажет чего, так хоть стой, хоть падай. — Да, я слышала, он бабушку ведьмой называл, а Николая — анчуткой, — кивнула я, накладывая сушёные листья из банки в заварочник. — Это-то ладно, к этому все привыкли. Только вот сегодня Митрич заявил, что церковь загорелась не сама, а её кто-то поджёг, чтобы отца Никодима убить. — И он знает, кто это сделал? — Конкретно имён он не называл, но заявил, что это была “нечистая сила”. А она у нас только одна: Аня да Николай. Николай в это время работал — это все знают. Так что остаётся только Аня. Я ничего на это не ответила. Мой мозг хаотично работал, обрабатывая полученную информацию. “Митрич был твёрдо уверен и в том, что Николай — демон, и в том, что бабушка — ведьма, — мысленно рассуждала я. — А вдруг он и на этот раз не ошибается? Может ведь так получиться, что этот старый пропойца не так прост, как кажется на первый взгляд? Нужно с ним непременно поговорить, причём сегодня же. Вдруг он знает больше, чем говорит остальным?” Дождавшись, пока вскипит чайник, я разлила травяной настой в три чашки и поставила на стол. Бабушка тем временем достала из навесного шкафчика вазочку с конфетами и банку варенья. — Спасибо, — благодарно кивнула Глафира Фёдоровна, принимая из моих рук свою чашку. — Женечка, я вот о чём хотела с тобой поговорить… Ты ведь сейчас живёшь в бывшем ведьмином доме? — Да, — кивнула я. — А что? — Ты там ничего странного не замечала? — осторожно спросила женщина. — Я понимаю, звучит странно, особенно на фоне ходящих вокруг слухов и неадекватного поведения наших односельчан… — Почему вы спрашиваете? — я понимала, что отвечать вопросом на вопрос, как минимум, невежливо, но мне необходимо было понять мотивы её расспросов. Глафира Фёдоровна обречённо вздохнула и опустила взгляд в свою чашку. — Два дня назад я поздно вечером возвращалась домой от свояченицы — она живёт в трёх домах от Николая, — и мне показалось, я видела какую-то странную тень, мелькнувшую возле его дома. — Какую тень? — Я не уверена… — женщина длинно вздохнула. — Она так странно двигалась, рывками… — Глафира выдавила из себя вымученную улыбку. — Не бери в голову, Жень. Глупости всё это, на самом деле. Мне, наверное, просто померещилось. * * * Митрича дома я не застала, так что домой к Николаю я была вынуждена вернуться ни с чем. Возле крыльца, развалившись прямо на голой земле, меня дожидался Танк — по какой-то неясной причине гончая не последовала за мной к бабушке, а осталась в доме. Возможно, ему так велел Леонард? Опустившись на нижнюю ступеньку крыльца, я принялась неторопливо перебирать длинную шерсть на загривке зверя, погрузившись в свои мысли, пытаясь понять, что именно насторожило меня в рассказе бабушки (помимо того, что мой дед стал убийцей в пятнадцать лет, а потом отдал сорок лет своей жизни мне). «Сорок лет… получается, мне осталось всего десять?» — эта мысль пронзила сознание, как стрела, но, как, ни странно, не принесла особого дискомфорта, лишь лёгкую растерянность. Казалось, мозг не хотел до конца осознавать, что это, фактически, приговор: десять лет и ни годом больше. А ведь у меня столько планов… Хотя нет, зачем врать самой себе? Никаких особых планов у меня нет. Работа — дом — работа. Если повезёт, пара недель на море, редкие походы в кино и театр и ничего незначащие романы. “Глупо всё как-то, — подумала я, рассеяно почёсывая Танка за ухом. — Получается, жизнь прошла, фактически, зря. Что после меня останется? Груда рабочих отчётов, пустая квартира, да не самая хорошая машина — и всё”. Внезапно мне остро захотелось сходить на кладбище, навестить могилу деда. Я ведь ни разу там не была… — Танк, идёшь со мной, — решительно скомандовала я. Белую леди, конечно, всегда видели исключительно по ночам, но вдруг эта красотка решила изменить расписание своих променадов? Столкнуться с ней один на один мне совершенно не хотелось.