* * * – Прекрасная работа, полковник Фокадан, – Зиверс аж сиял от переполняющих его эмоций, – такой пленный не только даст ценные сведения, но и поднимет войскам боевой дух. Я непременно буду ходатайствовать перед Францем Иосифом о вашем награждении, да и Его Величество король Баварии не оставит… – Простите, господин генерал, – прервал начальника донельзя грязный Фокадан, явившийся на доклад прямо с поля, – заслуга в пленении генерал-майора Вальтера целиком и полностью принадлежит лейтенанту Каллену! Гельмут будто споткнулся, уставившись на Алекса с ошарашенным видом. Впрочем, опытный вояка быстро пришёл в себя, и не зная, что сказать, начал перекладывать бумаги на массивном дубовом столе. – В этом рейде я шёл под началом лейтенанта, он опытнейший разведчик, и я не счёл правильным обременять его своими советами. – Вот как? – Растерянно отозвался Зиверс, вертя в руках трубку, – похвально, похвально. Что ж, передайте лейтенанту, что я буду ходатайствовать перед Их Величествами[248] о награждении героя. * * * Газеты, попадавшие в осаждённый город, полны бравурной информации. Пафоса и патриотизма многовато, но в военное время сложно ожидать иного. Другое дело, что информации в пафосе не хватает, но здесь выручали газеты противной стороны. Складывая информацию воедино и подключая аналитические способности, Фокадан получает достаточно правдоподобную информацию о нынешнем положении дел. Неожиданно хорошо проявил себя баварский король. Его Величество благоразумно не полез в дела военные, зато в пропаганде развернулся во всю ширь. Склонность Людвига к пафосу и театральщине, в военное время оказалась более чем уместна. Его Величество выезжал на фронт, благоразумно не приближаясь к зоне артиллерийского обстрела. Собирал деньги на благотворительных спектаклях и говорил прочувствованные речи, полные отсылок к героям прошлого и литературным персонажам. Помимо небольшой кучки интеллектуалов, специализировавшихся на истории и филологии, монарха мало кто понимал, но как ни странно, нужное впечатление они производили. Этакое смутное, но достаточно уверенно осознание, что они живут в великие времена, а наши парни, сражающиеся за Цивилизацию, настоящие герои эпоса, который сложат благодарные потомки. Помимо непосредственно Баварии, Людвиг развернулся и в Австрии, Саксонии – везде, где его готовы принять, и не наблюдалось поблизости пруссаков. Боевые действия несколько стабилизировались, и железный каток прусской машины притормозил. Австрийцы пытались приписывать это главнокомандующему союзными войсками, герцогу Тешинскому, но на взгляд попаданца, дела обстояли несколько иначе. Австрия местами до боли напоминала Россию, где долго запрягали. Лоскутная империя более-менее удачно показывала себя в коротких пограничных конфликтах и в затяжных войнах. Именно потому, что лоскутная. Отдельные подразделения у австрияков очень недурны, не слишком уступая пруссакам. Выше полкового уровня давали о себе знать проблемы национальные. Что хорошего можно сказать об армии, где части формируются на национальной основе? Возможно, служить с земляками и комфортней, только вот о взаимодействии с другими частями говорить не приходится. К национальным дрязгам добавлялись дрязги политические. В чувство австрийцев приводила только Большая Война. Поначалу они по-прежнему пытались играть в политику, но убедившись в серьёзности проблем, начинали наконец-то взаимодействовать друг с другом, отставляя проблемы в стороны. Не забывая, ни в коем случае! Обиды копились годами и десятилетиями, прорываясь порой в самое неудачное время. Сейчас у Австрии тот самый период, когда между частями из разных концов империи появилось хоть какое-то взаимопонимание, что и сказалось на военных успехах. Ну и в тылу малость приструнили обнаглевших чиновников и политиканов. Германский Союз по-прежнему проигрывает войну, но уже медленно и печально. С учётом русских союзников, разобравшихся наконец-то с мобилизацией и малость утихомиривших бунтующую Польшу, получается неплохо. Российская Империя не стала бросать все силы на Европу, но Бакланова снабдили всем необходимым, дав пополнение. Не слишком-то много, но пополнение оказалось сплошь ветеранским, так что сорокатысячная армия под предводительством старого казака, стала не то чтобы соломинкой, но весомой такой гирькой. В решающие сражения казак по-прежнему не ввязывается, изматывая противника сложными маневрами и мастерскими засадами, понемногу откусывая от вражеских сил. По большей части русский полководец просто давит на пруссаков присутствием, нависая в стратегических местах и заставляя реагировать. Фантастично, но Бакланов переигрывает Мольтке! Алекс сам в это не верил, но посчитав по карте передвижения войск, крепко задумался. Старый казак маневрирует настолько грамотно, что переигрывает полководцев Пруссии, создавая постоянное тактическое преимущество. Возможно… да что там, наверняка Мольтке смог бы переиграть Бакланова стратегически! Но как тактик русский генерал оказался на голову выше, а войска под его началом, состоящие исключительно из ветеранов, превосходят сборную солянку Мольтке, топчущегося под Прагой. Косвенно выводы Фокадана подтверждают и газеты, в которых о Бакланове пишется без особых симпатий, но неизменно уважительно. Германский Союз недолюбливает казака за чрезмерную осторожность, а по факту – за нежелание разменивать русские жизни ради немецких интересов. Пруссаки с их Северогерманским Союзам… ну, тут всё понятно, враг есть враг. Что забавно, Бакланова во вражеских газетах ругают, но исключительно косвенно. За непривлекательную внешность, за дикарские привычки. Военных действий эта ругань не касается, скорее напротив – выказывается опасливое уважение несомненным талантам сильного и опасного противника. Россия сосредотачивается[249], вот только как-то вбок. Наведя в Финляндии совершенно кладбищенский мир в самые короткие сроки, Александр забрал у заговорщиков земли. Ни много, ни мало, но почти половина Финляндии отошла сперва в казну, а потом щедрой рукой роздана участникам усмирения. Землю получили только непосредственные участники карательных частей и много, по-настоящему много. Даже рядовые получали не менее пятнадцати казённых десятин[250] по принципу майората[251]. Дворяне от шестидесяти до нескольких тысяч, в зависимости от чина, знатности и заслуг. Схожая кампания разворачивается на Кавказе, а это не равнинная Финляндии, там партизанские бои могут вестись десятилетиями, тем более с таким примером. Капитан Сергеев, к которому Фокадан обращался за консультациями, видел в этом не столько происки русской или немецкой партий, сколько желание ряда придворных нажиться на неизбежных земельных спекуляциях. * * * – В газетах о том писать не будут, – уверенно сказал артиллерист, – но письма-то товарищи пишут. Однокашаники[252] некоторые и в гвардии служат, так что информация из первых уст. Среди любителей окончательного решения вопроса много кавказских фамилий, в том числе и мусульман. Враждуют-то веками, а тут такой повод покончить с неправильными соседями, да землицы заграбастать. Лояльные племена многое могут получить, ох многое! Полковник понимающе кивнул, подливая приятелю шнапса. Кавказ – тема сложная, и постороннему человеку пытаться навешивать какие-то ярлыки не стоит, всё равно ошибёшься. Есть там жесточайшая грызня меж племенами и народами… вот и всё, что ему лично нужно знать. В конце концов, он не Александр. – Те же мингрелы[253], – продолжил Сергеев, опрокинув стаканчик и закусив, – с большим удовольствием кахетинцев[254] вырежут, были уже прецеденты. Казалось бы – какая-никакая, а родня, а вот поди ж ты! Не все, разумеется, но хватает таких. А тут и вовсе чужаки, у которых можно отобрать землю и имущество. Там понятия Добра и Зла в общем-то нет: всё, что хорошо лично тебе и твоему Роду – Добро. Ну и наоборот, соответственно. Капитан нахмурился, вспоминая явно что-то личное, и нехотя добавил: – Правда, есть ещё адаты[255], но там очень сложно. Сам пять лет на Кавказе и то не могу сказать, что хорошо понял их. Сергее замолчал и посмурнел, продолжая разговор уже нехотя. – Землю там постоянно делят, порой с большой кровью. Да и посторонних не стесняются привлекать. Но вот финский прецедент… Не хочу, чтобы наши войска карателями становились, как… как англичане! А всё к тому идёт. Глава 27 Громкая вылазка принесла свои плоды, боевой дух осаждённой армии повысился, как и авторитет Фокадана. Молва упорно приписывала пленение генерала непосредственно полковнику, причём сплошь какими-то экзотическими или героическими способами. Алекс даже записал несколько интересных вариантов, в которых он представал то рыцарем без страха и упрёка, то головорезом а-ля Чингачгук. * * * – Командир, ты слухи дурацкие ещё собираешь? – Поинтересовался Конноли с утра, принеся с кухни горячий котелок, – я вчера с парнями из второй роты в покер играл, они так они мне новую байку про тебя рассказали. – Стоящее? – Заинтересовался полковник. – А то! Стал бы записывать ерунду какую! – Ну-ка, – в протянутую руку легли смятые бумажки и некоторое время Алекс вчитывался в прыгающие буквы, хихикая негромко, – оказывается, я ещё и друид?! Жертвы приношу, да ещё и серпом?! – Ага, – осклабился ординарец, – кажись, парни сочиняют всякую ересь, да местным потом втюхивают. Здесь об Америке самые дикие слухи ходят, так что любой байке готовы поверить. – Особенно если рассказано у костра тёмной ночью, да чтоб волки завывали неподалёку, – пробормотал ёрнически Алекс, тряхнув головой. – В точку, командир! – Жизнерадостно заржал Роб, – всему верят, особенно если в нужном ан… антураже[256] рассказывать! Не о тебе одном рассказывают, знамо дело. – Вы тогда уж договаривайтесь между собой, чтоб если местные попросят кого из другой роты подтвердить, так чтоб глаза не округляли. – Уже! – Страшно довольный ординарец разжёг спиртовку и принялся готовить кофе, – я с месяц как идейку парням подкинул. Ну… скучно здесь. То есть война, конечно, но скучно. – Ладно, – отмахнулся Фокадан, – примериваясь ложкой к каше, – не оправдывайся, я не против. Ты только предупреди, чтоб вовсе уж ерунды нам не приписывали, вроде тринадцатого подвига Геракла[257]. – Так это, – смутился Роберт, – уже… не тебе приписали, а Фланагану, он ходок известный. – Даже слышать не хочу ничего! Ординарец замолк и принялся за священнодействие, кофе должно вот-вот вскипеть. К тому моменту, как Алекс поел, Роб как раз разлил кофе по кружкам. По утрам, если не было посетителей, они всегда пили кофе вместе – привилегия, которой ординарец очень гордился. * * * Слухи подогревались официальным запретом Зиверса на вылазки за пределы укрепрайона, в котором командующий ссылался на всем известную склонность кельтов к авантюрам. Вот как будто очень хотелось! Прогуливающийся по улицам города прусский генерал вкупе с безуспешной осадой, внушил горожан чувство гордости за свой героизм. Бюргерам захотелось сопричастности к чему-то настоящему. Хозяин дома, бесцветный немолодой блондин под пятьдесят, даже пригласил Алекса с адъютантом на обед – редкостный жест дружелюбия со стороны человека, изначально принявшего постояльца в штыки. Обед в осаждённом городе оказался ожидаемо скромным: горох во всех видах, да кнедлики[258], ненавидимые попаданцем до глубины души. Разве что майенский фарфор порадовал, да живописно разложенная зелень на блюдах.