– К Полинке там или… Ненадолго. – Здрасьте. А соревнования? Какие к чёрту соревнования, чуть не закричал Макс. Мама Насти продолжила: – Ты забыла, что времени в обрез? Я же еле отпросила тебя, ещё контрольная эта. В общем, как договаривались: уходишь со второго урока, дед стоит здесь уже с костюмом, хлыстом и всем остальным. Не задерживайся, шу-шу-шу с подружками не устраивай и вообще. И не вздумай волновать деда, ты же знаешь, ему за счастье насчёт тебя поубиваться. Всё, до вечера. Ни пуха, Насть. Макс мрачно послал Настину маму к чёрту, хлопнул дверью и побрёл к школе. Светлые туфли были почти без каблуков, но идти всё равно неудобно – ноги не те, ходят не так, смотреть приходится с другой высоты и вообще. У крыльца Макс оглянулся. Красная машина так и стояла напротив калитки. Макс вяло отсалютовал и пошёл в школу. Смартфон у кого-нибудь отжать, что ли, угрюмо размышлял он. Смысла мало, смартфон половину нужных функций не поддерживает. Комп необходим, нормальный, пусть плохонький. Здесь есть компьютерный класс, сообразил Макс. Даже снимки в телефоне сохранились: небольшой такой, и столы вдоль стен. Да хоть карликовый, мне всего-то один комп нужен. Надо его быстренько найти и попасть туда, думал Макс под гуденье в раздевалке. Гуденье было стандартное, раздевалка тоже. Свою школу Макс не помнил, но там, видимо, было примерно так же, раз дурацких недоумений и чувства неудобства не возникало. Макс решительно сунул ноги в сменную обувь, для разнообразия почти человеческие мокасины, повесил куртку с мешком на свободный крючок и отправился искать расписание уроков. Оно висело рядом с раздевалкой. Компьютерный кабинет имел номер 306 и именно сейчас принимал Настькин класс. Или сразу два класса. Пометка в расписании была не совсем понятной: 7 «в» (г). Значит, судьба, решил Макс и вдарил по лестнице на третий этаж. Оказалось, не судьба. – Ты всё-таки к нам решила, в гуманитарный? – спросила полузнакомая девчонка, перехватившая Макса на пороге кабинета. Макс настолько обалдел от того, что кого-то здесь знает в лицо, что лишь когда в голове прокатилось «Ррррррррь», сообразил: это ж Настькина одноклассница из телефона. Он кивнул и шагнул мимо неё. – Лопухова, ты от контрольной откосить решила?! – восторженно поинтересовалась Рррррррь за спиной. Макс решительно двинулся вдоль столов с компами, кивая и беззвучно бормоча что-то в ответ на приветствия – и напряжённо отыскивая своё, вернее, Настино место, с которого были сделаны оба телефонных снимка этого помещения. Более-менее подходили два стула, оба были заняты. Девчонкой и пацаном, которых не было в контактах у Насти. Пацан глянул на Макса мельком и снова зарылся в поиск модов для танчиков. Девчонка, чернявая и дохлая, уставилась без особой любви. Специально, что ли, заняла, подумал Макс, украдкой осматривая всех вокруг. Никто на них не смотрел, скандала явно не ждали. Но и других свободных компов не было, если учительский не считать. Ударил звонок и тут же от двери сказали: – Садимся-садимся, сегодня программа… Так. У нас новенькая, я так понимаю? Лопухова, ты что здесь делаешь? Макс забормотал, сам не понимая что. Класс захихикал. Молодая невысокая учительница послушала несколько секунд и отрезала: – У матгруппы четвертная контрольная в триста одиннадцатом. Тебя проводить или сама долетишь? Глава 7. Отомри Долетела. Падение было ни долгим, как у Алисы из сказки, ни быстрым, как прыжок с подоконника: живот прыгнул к голове, передумал, по глазам ударил свет и сразу по пяткам – земля, дёрнувшая пятки вбок. Настя хлопнулась в прохладную траву и замерла, размышляя, жива ли, и если нет, то ещё или уже. Приоткрыла глаза, медленно перекатилась на спину, раскинула руки-ноги и засмеялась, медленно поворачивая голову вправо-влево. Она лежала на пышной траве под здоровенным, как в дендрарии, эвкалиптом. Слева были тени и группа таких же здоровенных эвкалиптов. Выше – синее-пресинее небо с ярким солнцем и несколькими аккуратными облаками. Справа – жёлтая скала, огромная и очень неровная, судя по множеству узких изломанных теней. Очень знакомая скала. Настя резко села, вскочила – и побежала. В пещеру, которая не слишком-то и таилась в подножье скалы. У самого входа Настя привычно поправила волосы, чтобы не упали на глаза в самый ответственный момент, – и замерла. Чуть не села даже. Очень нужно было зеркало, но зеркала не было. Поэтому Настя просто ощупала лицо. С растущим ужасом. Волосы штука неубедительная, сегодня есть, завтра нет или совсем другие – могли постричь во сне, а могли завить или испачкать, чтобы толще казались. Глаза сами себя тоже не увидят. Но нос был точно не её – и на ощупь, и тот кусочек, который виден, если сильно скосить глаза. Рот тоже. И зубы. И уши. Не Настины. Чужие. Совсем незнакомые. Нет, знакомые. Настя вспомнила глаза нарисованного Макса, голубые, распахнутые, совсем настоящие, смотревшие как будто прямо на неё, в неё, в музыку, которая заливала весь мир и вела всё выше, выше, в темноту без выхода. Теперь это были её глаза. Теперь она была нарисованным Максом – с его растрёпанными патлами, смешными ушами, крупноватым носом и слишком чёткими для подростка мышцами. Настя вскинула руку, задрала рукав. Мышцы прорисованы почти как у анимешного красавчика. И пальцы крепкие, мужские. Так. А что у нас ещё мужского? Настя посмотрела вниз. Внизу был аккуратный синий камзол, простые коричневые штаны и мягкие сапоги, которые она выучила уже наизусть до последней строчки, что изнутри, что снаружи. Живот и штаны слишком хорошо просматривались. Чего-то не хватало. Как-кая прелесть. Настя оттянула ворот, рванула застёжки и спустила камзол с плеча. Ну да, так и есть. Всё было мужским, и плечи, и грудь. Это почему-то расстроило, очень. «Тебя не поймёшь, – подумала Настя со злобным ехидством: – Есть – стесняешься, нет – огорчаешься. Это норм, ага». Раз чего-то не хватает, то что-то должно быть лишним. Настя быстро огляделась и взялась за штаны. Снять их не удавалось – штаны как будто переходили в кожу – в её, Настину, кожу, – прямо на поясе. Поясом и переходили: идёт по бедру плотная ткань вроде джинсовой, а где она становится Настиным животом, не понять ни на вид, ни на ощупь. Настя прикрыла глаза и потянула ткань вниз. Стало не то чтобы больно, но неприятно как-то, до омерзения. Настя, не открывая глаз, повела рукой по штанам. Под тканью была как будто пластмассовая канистра с тёплой водой, твёрдая, но прогибающаяся, если надавить. Настя надавила. Стало дурно. Ну всё правильно, я Макс, причём нарисованный, смирилась Настя. Бог его знает, как там устроено у мальчишек, но вряд ли штаны врастают в пояс и так нервно реагируют на всё. А вот нарисованным персонажам снимать штаны вообще не полагается. Те, кто не понял и пытается, получают, видимо, наиболее доступное им предупреждение. Ну я поняла, да. Или понял? «Да идите на фиг, колдуны из коробочки, – возмутилась Настя. – Я Настя Лопухова из седьмого «в» класса 12-й школы города Сарасовска и из ДЮСШ «Аллюр», а не нарисованный жулик и брехло MadMaxMara из дебильной онлайн-игры. Я не Макс. И неважно, где я сейчас нахожусь и как выгляжу. Это временно. И время вышло». Настя решительно одёрнула камзол и вошла в пещеру. Пещера выглядела примерно так же, как на экране, – сумрачная, не очень большая, но впечатляющая, в середине площадка с синей многоконечной звездой. Звезда казалась блёклой под слоем пыли, толстым и нетронутым, как будто здесь никто не топтался буквально вчера. Было вроде попрохладней, чем снаружи, но так могло и казаться из-за того, что не видно солнца. Настя походила вокруг площадки, вспоминая, и решительно ступила в самый центр звезды. И сразу зазвучала музыка. Настя зажмурилась и напряглась, подманивая ощущение полёта и запрокидывания, которое вышвырнуло её сюда, и боясь этого ощущения. Ощущение было другим. Глаза под веками и зубы под щеками будто затлели. Хотелось бежать, быстро, сшибая всех, кто помешает врезаться в толпу врагов, смахивая головы и руки. И музыка была другой, хоть и знакомой. Не флейта, а труба. Тот самый протяжный сигнал, после которого Макс задёргался и побежал к пещере. Я рано пришла, что ли, подумала Настя, с трудом удерживая себя на месте. Враг был недалеко, он был гадостен, как жирная личинка в компоте, и несовместим с жизнью, с её, Насти, жизнью – поэтому требовалось прервать его, врага, жизнь, немедленно, грубо и чтобы брызги летели. Надо подождать – и тогда начнётся правильная музыка, которая вернёт её домой, к маме, к нормальной кровати и к компу, к которому Настя и не подойдёт больше никогда. Ждать было невыносимо, суставы хрустели, подошвы растёрли пыль на звезде до голубого сияния, а пылающие ногти впились в ладони – труба звала и тащила, как быка за продетое в нос кольцо. Настя кряхтела, жмурилась, потом просто плюхнулась на задницу и впилась пальцами в землю – или в рисунок звезды, она уже не разбирала, – чтобы не сорваться в битву, зов к которой кипел по всему миру ровно по высоте Настиной головы, так, что и её мозг кипел, требуя схватки и бойни. Не могу и не хочу, поняла Настя со счастливой радостью, поднятая с земли будто чужой всесильной рукой, – пора драться. И всё кончилось. Зов трубы, жар, хруст суставов, бешеная радость – всё. Остались звон в мышцах, утомлённое разочарование в голове и размашистые следы на земле – Настя незаметно для себя успела махнуть от площадки до выхода из пещеры. Она огляделась, вздохнула, вернулась на втоптанную площадку и принялась ждать правильную мелодию. Мелодию возвращения. Настя стояла долго, не обращая внимания на долетавшие снаружи раскаты, невнятные крики, приглушённый топот и густой запах вспыхивающей спички. Стояла, пока стены пещеры не стали невнятно серыми, а щель входа – синее, чем потускневшая звезда под ногами. Наступила ночь, а мелодии так и не было. Настя обошла пещеру, ощупала все выступы и впадины на стенах, попинала каменные складки, попробовала вести носком сапога, а потом и пальцем по синим линиям, из которых получалась звезда под ногами. Нигде не открывалось никаких щелей, не нажималось никаких потайных включателей, не срабатывал никакой механизм. Флейта молчала. Надо искать Макса, поняла Настя. Как – непонятно, он, наверное, выглядит теперь иначе, но другого варианта нет. Надо выходить, осматриваться, изучать этот мир, спрашивать людей – и рано или поздно этот гад найдётся. Вряд ли их тут много, таких, кто заманивает настоящих людей из настоящего мира. Или один из таких гадов найдётся, или один из тех, кого заманили, как Настю. И то, и другое годится. С утра займёмся. В пещере ночевать не хотелось – пыльно и вообще. Может, тут по ночам летучие мыши из щелей выползают. Лягу под эвкалиптом, пораньше вскочу – и на разведку, решила Настя и вышла из пещеры. Её сразу сбили с ног и поволокли. Настя возмущённо пискнула, попыталась отбиться руками и ногами, но тут же замерла, потому что ей завернули руки и голову к лопаткам. В таком не располагающем к шевелениям виде Настю быстро оттащили куда-то и швырнули на траву. Под копыта. Настя поспешно вскочила, осматриваясь. Перед ней был отряд конников. С флангов гарцевали несколько арабов, основную группу составляли тракены, а в центре поводил мордой явный дончак. Всадники обычно интересовали Настю меньше, но сейчас ситуация была необычной. Всадниками были суровые дядьки в кольчугах поверх штанов и камзолов, похожих на Настины – Максовы, вернее, – только побогаче. И оружия у них было полно: мечи, ножи, луки с колчанами, у парочки из-за спин торчали толстые стволы, на гранях плясали лунные отблески. По лицам отблески не плясали, так что разглядеть их было сложно: ну, немолодые, небритые и неласковые, что ещё скажешь. Сзади заговорили, и Настя обернулась. Говоривший, одетый, как всадники, был молодым и бритым – или борода у него ещё не росла, судя по несолидности усов. Говорил он гадости: – Сар Лангелок, вот дезертир у ваших ног. Прятался в пещере, пока мы гибли в Рысьей Пади, подлец. – Сам ты подлец! – заорала Настя и замолчала, сообразив, что говорит не по-русски, а на языке, которого вроде до сих пор не знала. Клеветник, который, судя по всему, и схватил Настю, кивнул и очень спокойно проговорил: – Оскорбление из уст лжеца не удивляет, но требует пресеченья. Он снова так же ловко сшиб Настю наземь и нагнулся, блеснув лезвием. – Уйди, козёл, чего делаешь! – завизжала Настя, отбрыкиваясь и пытаясь отъехать на спине подальше. Молодой мотнул головой и перехватил нож поудобней. – Замри, – сказал всадник, сидевший на дончаке, видимо, Лангелок. Молодой натурально замер, даже выражение лица застыло в удивлённой досаде. Лезвие тускло светилось над Настиным сердцем. – Назовись, отрок, и укажи причину, по которой ты был в пещере, а не в бою, – сказал Лангелок негромко, но так, что каждое слово Настя слышала, понимала – и сгорала от него непонятным ей стыдом. – Я Настя, я не отрок, – торопливо проговорила она. – Я вообще не играю, меня сюда Макс заманил, вот этот, это не моё тело, а его. Я не Макс. Мне домой надо. – Ты здесь, и ты не в бою, – отметил Лангелок. – Неправильно. Клыч, отомри. – Ма!.. – успела крикнуть Настя. Тусклая полоска метнулась слева направо, небо дёрнулось, стало багровым, свернулось в чёрную точку, которая тут же распахнулась во весь мир. Настя с хрипом «Ма!» села в койке и схватилась обеими руками за горло. Горло было целым. Вокруг была тьма. Настя снова была в камере. И это было понятно. Непонятно было, почему она Настя и что это за мама, которую она зовёт.