Ладно хоть есть не хотелось и в туалет тоже. Кстати, про туалет: Настя вспомнила, что в камерах обязательно должно быть отхожее место, его ещё парашей называют. Парашу Настя представляла себе довольно смутно, но в этой камере не было совсем ничего, ни смутного, ни явного. Койка, расчёт окончен. Может, тут ведёрко приносят вместе с едой? Чтобы всё сразу делать, как дед говорит, не отходя от кассы? А если раньше захочешь, в угол ходить, что ли? Настя принюхалась и поняла, что либо никому до неё эта ужасная мысль в голову не приходила, либо она вообще здесь первая – не мысль то есть, а Настя, и не в голове, а в камере. Запахов вообще не было никаких. А должны ведь быть. Может, вентиляция где-нибудь в потолке потихонечку проветривает камеру? Настя замерла, но опять не услышала ни звука. Не почувствовала ни дуновения. Не уловила ни запаха. Нюхать особенно и не хотелось, честно говоря. И даже дышать. Ой. Правда, что ли? Настя перепуганно попробовала подышать. Получилось без проблем. Попробовала не дышать. Через минуту в голове зазвенело, а ниже застучало. И звенело, и стучало – и минуту, и две. Настя выдохнула, вдохнула и на сей раз ясно поняла, что может обходиться без повторов. Просто замереть – и жить дальше, не дыша. О господи. Но сердце-то бьётся? Настя прислушалась и не поняла, бьётся или нет. Норм. Она неживая, что ли? Типа зомби? Сами вы зомби. Настя заплакала и несколько раз повторила вслух: «Сами вы зомби, сами, поняли?!» Никто, конечно, не откликнулся. Она почти уверенно шагнула к койке, села и попыталась успокоиться. Во-первых, и так уже пол-литра выплакала, а толку нет. Во-вторых, это ведь дополнительное доказательство того, что Настя стала зомби – влагу теряет, а пить не хочет. С другой стороны, это можно считать и, наоборот, доказательством того, что Настя не зомби – зомби ведь не плачут. Настя с трудом отвлеклась от размышлений над столь противоречивыми условиями и напомнила себе: в-третьих. Да, в-третьих, чего реветь-то? Думать надо, как выбраться. Тут условия, к сожалению, были непротиворечивыми: и так понятно – никак, думай не думай. Не для того гад Макс её сюда заманил, чтобы легко выпустить. Теперь, небось, новых доверчивых дурочек заманивает. И сидеть тут Насте, пока гад про неё не вспомнит. А если не вспомнит? Ну хоть высплюсь толком, подумала Настя с неожиданным равнодушием. Последняя неделя была нервной – контрольные эти, подготовка к соревнованиям, ещё и готовить приходилось, потому что у мамы на работе замот. Даже в выходные выспаться не удалось. Сейчас наверстаем. Ляжем, растянемся как следует под уютное шуршание соломы и чуток вздремнём. Часок. Или пару. Надо будет – разбудят. Настя вскочила так резко, что аж зашаталась, и обругала себя серьёзными словами. Спать решила, дебила. В каменный ящик похоронилась, нюх потеряла, дышать не может – самое время поспать, ага. Настя решительно шагнула к двери, чтобы выбить её ко всяким бабушкам, но вспомнила последнюю попытку и так огорчилась, что присела на койку. Снова накатила дремота, тихая и ласковая. Настя вскочила. Спать не хотелось. Ага. Всё понятно. А давай-ка заправим постель. На заправленной валяться жаль, да и мама ругается. Тут мамы нет – так, не отвлекаться, строго велела себе Настя и плакать не стала, – да и в полной тьме кто увидит, заправленная койка или нет. Уж не Настя точно. А всё равно заправить надо. Она взбила подушку, помяла и разгладила матрас, растянула одеяло так, чтобы свисало более-менее равномерно со всех сторон. Кроме той, что у стены, конечно – там одеяло то вставало волной, то криво отъезжало, показывая узкую полоску матраса. Это дико раздражало. Стоп. Что значит показывая? Настя отодвинула матрас, рухнула коленями на койку и чуть не сломала нос, сунув голову поближе к стене. Ну да, так и есть: там, где лежак упирался в стену, шла длинная щель, вокруг которой тьма была не абсолютной, а сероватой. Стежки на одеяле разглядеть нельзя, а очертания пальцев – запросто. Настя прошлась вдоль всей щели ногтями, простучала, прослушала и продула её, попыталась подковырнуть краем каблука. Без толку. Настя снова натянула сапог, встала рядом с лежаком, обозвала его несколькими обидными словами и пнула – со всей силы. Койка наполовину въехала в стену, открывая прямоугольный провал в полу. Провал был синевато-серым, как небо перед рассветом. Настя зажмурилась – глаза одичали даже от такой пародии на свет, – поморгала, присела, вгляделась, поднялась и пнула лежак ещё раз. Он уехал в стену целиком, совершенно беззвучно. Настя снова присела, подумала и осторожно макнула в проём палец. Никто его не откусил. Вообще ничего не произошло. В провале был воздух, такой же, как в камере, не теплее и не холоднее. Настя опустила руку по запястье. По локоть. Повозившись, села с краю и медленно-медленно, как в горячую ванну, опустила в дыру ноги – готовая тут же выдернуть их и повалиться на спину. Если кто-нибудь схватит, например. Никто не хватал. Настя посидела, болтая ногами, наклонилась, пытаясь рассмотреть, что там происходит ниже пяток. Ничего там не было – чёрные края отверстия, прорезанного в очень, оказывается, толстом полу, а ниже серая ровная пустота. Такая же камера, наверное. – Эй, – сказала Настя вполголоса и прислушалась. Ни ответа, ни эха. Наверное, там была не камера, а ход в пещеру с сокровищами. Или кладовка с картошкой. Или лаз из темницы обратно в настоящую Настину жизнь. Да что угодно – и пока сама не проверишь, не узнаешь. Настя подумала, огляделась и решилась. Покрепче ухватилась за ровный край отверстия, прошептала на всякий случай «мама, прости», извернулась и скользнула вниз, повиснув на руках. Стукнулась локтями, запоздало сообразила, что можно было скрутить верёвку из одеяла, потом поняла, что смысла в этом было чуть – если, допустим, высота тут сто метров, какая разница, со ста метров я упаду или с девяноста восьми? Соображение было логичным, но пугающим. До Насти дошло, что она может и не влезть обратно – с подтягиваниями у неё всегда были непростые отношения. А потом дошло, что влезать ей особо и незачем. Настя попыталась заглянуть вниз через спину или через грудь, чуть не свихнула голову, поболтала ногами, подышала вхолостую, ещё раз прошептала «мама, прости» – и разжала пальцы. Глава 6. Без пароля – Что ж у тебя всё падает-то вечно. Готова? Так, а голова-то. Причёсываться когда начнёшь нормально? Макс возмутился, потому что задолбался запихивать волосы под резинку на затылке – да и больно было зверски. Стало ещё больнее – мама Насти снова содрала резинку и стянула Максовы – вернее, Настины – глаза к вискам. Но хотя бы быстро это сделала. Критически осмотрела результат и скомандовала: – Выходим. Макс затоптался у двери, туго соображая, какую из пяти пар обуви надевать и каким образом. Явно не на высоких каблуках – а в остальном не разберёшь, размеры у мамы и дочки одинаковые. Спасибо хоть не все – но имевшиеся впечатляли вполне. – Светлые надевай, тепло сегодня, – скомандовала мама Насти. – Стоп. Ты телефон взяла? Понятно. Опять забыла. Бегом, опаздываем уже. Знать бы ещё, где этот телефон. А вот, оказывается, на столе, на специальной площадочке. Чокнутая эта Настя на порядке, но иногда это не только раздражает, но и помогает. Телефон был совсем деревянным, без интернета, почты и вообще каких бы то ни было плюшек – чисто звонилка с камерой. Максу с таким и выйти стыдно было бы. Или нет? Макс постарался вспомнить, какой телефон был у него, но не смог. Этаж оказался седьмым, подъезд – чистым и без плохих запахов, лифт тоже. В лифте Макс напряжённо соображал, куда двинуться, выйдя из подъезда, чтобы мама Насти не заподозрила ничего. Он же не в курсах, в какой стороне школа. Даже если бы знал, идти туда, понятно, не собирался – есть куча дел поважней, а времени шиш да маленько и всё меньше с каждой минутой. – Волнуешься? – спросила мама Насти, когда лифт остановился. Макс вздрогнул и поднял брови. – Серьёзная такая, и мне, если не ошибаюсь, слова за всё утро не сказала. Пойдём-пойдём, не стой. Или я тебя обидела чем? – Нет, – решился выговорить Макс. Голос был совсем чужой, и не его, и не совсем такой, каким слышался вчера, но не позорный, нормальный такой. – Вот и ладушки. Не психуй, всё будет, как уж ты талдычишь вечно, – норм. К контрольной ты готова, к соревнованиям тоже, да и не на корову же прыгаешь, в конце концов. Что будет, то будет. Ты куда? Макс замер и неопределённо махнул рукой в сторону дороги, которую видел из окна. – Молодец, – сказала мама. – Машина-то здесь стоит. Садись давай. Её в школу на машине возят, ёлки, понял Макс почти без зависти. Его, насколько он помнил, не возили. Насколько он помнил, никогда. Вот сам он кого-то куда-то возил вроде – или так не бывает? Тут Макс отвлёкся на машину Настиной мамы. Тачка была зачётной – двухлитровый кроссовер с 16-клапанным движком, изменяющим фазы газораспределения в зависимости от нагрузки. Красный и совсем новенький, судя по виду и запаху. Шикарный запах нового салона не забивал даже неизбежный цветочный ароматизатор – женщина за рулём, всё понятно. Жаль, что автомат, – Максу «мешалка» больше нравилась, – но, повторяем, женщина за рулём. Женщины редко выбирают «механику»: динамичность езды – одна из двух или трёх вещей на свете, которая их не тревожит. – Назад сядешь? – удивилась мама Насти. «А что, можно вперёд?» – чуть не спросил Макс и чуть не бросился к передней двери, но лишь пожал плечом и всё-таки забрался на пассажирский диван, отгородившись от водительского зеркала рюкзаком не розового, слава богу, но всё равно довольно адского цвета. Мама Насти хмыкнула и села за руль. Прямо до школы ведь довезёт, понял Макс и принялся изучать телефон Насти. Телефон, к счастью, не был запароленным. За безопасность отвечал сканер отпечатка пальца, ничего себе деревянная звонилка, а пальцы у Макса были, чёрт возьми, Настины. Аккуратные такие, с чистыми подстриженными ногтями, хоть и не сказать что совсем мягкие девчачьи. Покрупнее Максовых, между прочим. Настя даже в телефоне оказалась аккуратной: большинство контактов было рассовано по группам и украшено фотками. Макс внимательно просмотрел аватарки из группы «школа», пытаясь запомнить лица и имена. Конечно, не обошлось без девчачьей придури. Например, контакт «ПолинКа» сопровождался портретом бегемотихи из «Мадагаскара», а пара невинных девчоночьих мордашек была подписана «Грымза» и «Ррррррррь». Заодно Макс быстро пролистал фотогалерею, опасаясь увидеть какое-нибудь жуткое селфи из тех, что девочки любят делать, но не любят показывать мамам. Макс такое и сам смотреть не любил, а мама рядом была неродной – но всё равно запаливаться не хотелось, ни за себя, ни за Настю. Селфи не было, вообще никаких, ни дурацких, ни с дакфейсом, ни обычных. Нетипичная эта Настя какая-то, подумал Макс, прогоняя бесконечную ленту с лошадьми. Лошади были в количестве, как у других девчонок котики. К счастью, нашлись и фотки класса. Как Макс надеялся, несколько снимков было сделаны в разное время и в разных классных комнатах, но примерно с одной и той же парты. По крайней мере, стало понятно, где Настя сидит. «Так, я что, всерьёз в класс идти собрался? – всполошился Макс. – В школу даже заходить не буду, сразу дуну к ближайшему компу. В интернет-кафе, допустим. Только денег-то нет совсем, ёлки зелёные, – сообразил он с ужасом. – Значит, что?» – Настась свет-Пална, снова почивать изволите? – осведомилась Настина мама. – Приехали давно. За окном был красивый забор из чёрных прутьев, невысокие кусты и здоровенное жёлтое здание. Машина стояла напротив калитки и, получается, входа в здание. Не соскочишь. «Мама и на ты», – напомнил себе Макс в десятый раз, но выговорил всё равно с трудом: – Мама, а ты пароль от компа не помнишь? – Ха. А ты мне его говорила? Макс пожал плечом и завозился, разбираясь с ручкой двери. – Погоди, ты пароль забыла? Ой. Насть, я же не знала, ты вчера за клавиатурой заснула прямо, ну я и выключила, как обычно. А у тебя нигде не записан? Макс дёрнул плечом посильнее и распахнул наконец дверь. – Насть, ну придумаем что-нибудь. Сегодня… Нет, сегодня уже не получится, но завтра я дядю Толю попрошу, он, если сможет, после работы зайдёт, может, сделает что-нибудь. До завтра-послезавтра дотерпишь, наверное? – Там задания, – неопределённо сказал Макс. – А можно я к одноклассникам, ну, к девочкам после школы пойду? – Куда? – как будто не поняла мама Насти.